Газета Спорт-Экспресс № 10 (2206) от 18 января 2000 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 2

Как-то раз по дороге на "Динамо", где игрался очередной матч футбольного первенства страны, я встретил Альметова - в трамвае. Грузный, с животиком, с красновато-бордовыми щеками - в нем непросто было узнать знаменитого хоккейного форварда первой тройки ЦСКА и сборной СССР, равной которой, смею предположить, не было в ту пору и в НХЛ.

"Давай напишем книгу", - этой фразой Альметов застал меня врасплох, как когда-то вратарей своими удивительно меткими и неожиданными бросками.

"Спасибо за предложение. Я все обдумаю и позвоню", - ответил я, хотя точно знал: никакой книги с Альметовым писать мы не будем. И вовсе не потому, что литзаписчику она не принесла бы большой славы, а потому, что не сомневался: ни в одном из издательств, печатавших подобного рода автобиографические произведения, не стали бы заключать договор с человеком, который работает могильщиком на Ваганьковском кладбище, - пусть даже олимпийским чемпионом, пятикратным чемпионом мира, семикратным - страны.

А ведь какая могла получиться книга, думаю я сейчас, после того, как в канун альметовского 60-летия перелистал лишь несколько страниц его трагической жизни с людьми, которые знали Александра близко. Впрочем, Николай Эпштейн, основатель воскресенского "Химика", признался мне, что за пределами дворцов спорта с Альметовым встречался нечасто, но как тренер соперника ЦСКА реально представлял себе истинную цену девятого номера знаменитой армейской команды.

Николай ЭПШТЕЙН:

- Когда на льду одновременно оказывались Рагулин, Иванов, Локтев, Альметов и Александров - это была страшная сила. Каждый из них был уникален по-своему. Но Альметов даже на этом фоне выделялся. Это был академик хоккея.

У нас с Тарасовым был полярный подход к игрокам. Я нередко брал в "Химик" тех, кого уже списывали с корабля, - Ивана Трегубова, Валентина Козина... Тарасов же мог позволить себе отказаться от услуг 27-летнего Альметова. Почему? Да потому, что хороших игроков в ту пору было море, и почти в каждой команде сверкали звезды. В ряды Советской Армии, то есть ЦСКА, могли призвать любую из них. То, что оставалось от ЦСКА, оказывалось в "Динамо": Чернышов предпочитал уступать право первого выбора своему коллеге из сборной. И ЦСКА по существу - без нескольких игроков - представлял собой сборную страны.

Для меня же каждый игрок был на вес золота. И я стремился не только продлить его хоккейную карьеру, но и старался повысить образование, расширить кругозор. Для этого, естественно за деньги, нанимал преподавателей из Коломенского педагогического института, и они приезжали к нам на базу, чтобы прочитать ту или иную лекцию. А уж экзамены хоккеисты сдавали в самом институте. Наверняка с определенными знаниями и дипломом им легче было войти в новую, не знакомую для них жизнь без хоккея.

А вот для Альметова этот переход прошел болезненно. Еще бы, в таком возрасте, в пору расцвета быть отлученным от своей родной команды - это ведь, как сильнейший нокдаун. У нас и сейчас нередко заглядывают в паспорт игрока. А воскресенцу Игорю Ларионову сколько лет - 39? И он играет в НХЛ по сей день, а в "Детройте" его еще уговаривают продлить контракт. Между прочим, Ларионов тоже центрфорвард. Такой же первоклассный, как Альметов.

Александр РАГУЛИН:

- Мы в команде звали Альметова профессором. Его эрудиции мог позавидовать любой кандидат наук. Впрочем, профессором он был и на льду. Альметов со своей светлой головой, феноменальной обводкой и чувством партнера объединял и цементировал все звено. А как он щелкал с левой с точки вбрасывания в дальний верхний угол ворот! Все вратари знали о точке Альметова, но реагировать на бросок почти никогда не успевали.

Из хоккея Альметов ушел рано. Почему? Не могу объяснить. Вот так заклинило его, и все. Мы Сашу уговаривали не делать этого - бесполезно! Локтев и Александров, которые были постарше, продолжали играть, а у Альметова в душе какой-то надлом произошел. И Тарасов здесь, по-моему, ни при чем.

Мы виделись с Альметовым и после того, как он ушел из ЦСКА, из хоккея. Виделись, когда он приходил на наши матчи. Но с каждым годом происходило это все реже и реже.

Александр МАРЬЯМОВ,кинодраматург:

- Это был для 27-летнего Альметова самый трудный год - Тарасов выживал тогда его из команды. Страна праздновала 50-летие Советской власти, и мы с Альметовым улетали на Север - встречаться с полярниками. А провожали нас журналист Александр Нилин и олимпийский чемпион в беге на стайерские дистанции Владимир Куц, отправлявшиеся в свою очередь на западную границу СССР. Мы обедали в ресторане шереметьевского аэропорта, а когда вышли из него, то с изумлением узнали, что посадка уже закончена. И тогда Куц в капитанской форме рванул на взлетную полосу - подогнал обратно к самолету уже отъехавший трап. Все места в салоне оказались заняты, но пилоты из уважения к Альметову усадили нас по соседству со своей кабиной - на откидных местах рядом со стюардессами. "Володя Куц из-за нас остановил самолет! Ведь расскажешь - не поверят!" - не уставал повторять восхищенный подвигом одноклубника Альметов.

Мы приземлились в полярную ночь и никак не могли понять, который час. Легли спать. А проснулся я от того, что какой-то мальчик тряс меня за плечо и говорил: "Дядя Альметов, дядя Альметов..." Оказалось, все жители Анадыря знали, что к ним прилетел Альметов, и с этой минуты ему начали дарить открытки, альбомы, книжки. Взамен просили только автограф. А он, человек скромнейший и застенчивый, испытывал даже какое-то чувство неловкости перед людьми, которые живут такой нелегкой жизнью.

Сейчас, когда я вспоминаю об Альметове, ужасно сожалею о том, что при жизни не сказал ему всего того, что о нем думаю, не произнес вслух тех слов, которые он заслуживал. Это был добрейшей души человек. Я, например, не могу себе представить, чтобы кто-нибудь из сегодняшнего поколения спортсменов мог подарить свою единственную золотую олимпийскую медаль пилотам-полярникам, с которыми мы в течение десяти дней летали над Северным Ледовитым океаном. Те просто-таки были в растерянности от такого уникального и, по существу, бесценного подарка.

В конце концов летчики обратились к Альметову: "Александр Давлетыч, мы вот вам приготовили маленький сувенир". И отвели его в самый хвост самолета, где лежала шкура огромного белого медведя.

"Ну что вы, - упирался Альметов, - это такая редкая и дорогая штука - она вам и самим пригодится, и родственникам можете подарить". "Нет уж, возьмите, - настаивали летчики, - и пусть эта шкура напоминает вам о наших встречах, о совместных полетах в ледовую разведку".

Приземлившись в Москве, мы уложили шкуру в багажник белой "Волги" - по-моему, единственной ценной вещи, которая осталась у Альметова от хоккея. И это неудивительно. Он не умел и не хотел копить деньги - наоборот, готов был одолжить их порой малознакомому человеку, мог запросто простить долг, если у того находилась "уважительная причина". Потому что сам был человек добрейшей души.

Когда мы с режиссером Владимиром Коноваловым снимали фильм "Линия судьбы" - о жизни великих спортсменов, то использовали следующий план: Саша, давно оставивший хоккей, полноватый и полысевший, выходит из Дворца ЦСКА, садится в трамвай и едет до Ваганьковского кладбища. И кондуктор объявляет лишь две эти остановки. К сожалению, это была его не придуманная, а настоящая дорога в жизни, которая так счастливо началась и завершилась на такой печальной ноте.

Он был необыкновенно популярен и любим болельщиками. На Ваганьковском кладбище его помнят до сих пор. Мне по моим семейным обстоятельствам приходилось, увы, бывать там и общаться с могильщиками, которые в один голос говорили: "Альметов - это святой человек". А в то время, когда он сам работал там, позвонил мне домой и сказал: "Слушай, мы так давно не виделись, приезжай на кладбище, познакомлю тебя с замечательными ребятами. Посидим, выпьем..." Альметов никогда не разграничивал людей - на полезных, нужных и не нужных. Для него главным критерием всегда оставались характер и душа. Я уже упоминал, что помочь он готов был всем без исключения. Но стеснялся даже у друзей попросить о помощи, когда в ней остро нуждался. Альметов, по-моему, все отдал нам, что мог. А мы ему чего-то недодали. За это я себя очень корю. Корю, потому что такие таланты от Бога, как Альметов, Стрельцов, Харламов, нуждались в нашей защите, ибо по сути своей оказались людьми совершенно незащищенными.

Юрий БАУЛИН:

- Саша Альметов пришел к нам в команду из школы ЦСКА в 1958 году, когда партнером Локтева и Александрова был его тезка - Черепанов. Не могу сказать, что Черепанов уж совсем не подходил Константину с Вениамином, но он был ярко выраженным индивидуалистом, что снижало потенциал звена. А Давлетыч, как мы звали Альметова, моментально вписался в тройку. Его доброта не ограничивалась рамками обычной жизни - она в полной мере проявлялась и в хоккейной коробке. И сочеталась с удивительным игровым мышлением. Саша с полуслова понимал Александрова, а Борисыча, то есть Локтева, вообще без слов - потрясающая была связка. Потрясающая, хотя правый край был на семь лет старше центрфорварда.

У нас в ЦСКА подобралась тогда компания, совершенно разношерстная по характеру, по образованию. Но взаимное уважение проявлялось везде и во всем. Например, тот же Альметов по интеллекту превосходил многих из нас - недаром первую золотую медаль он получил по окончании средней школы. Но Саша никогда не позволял себе иронизировать над теми, кто был менее начитан и говорил не так складно, как он. Альметов же излагал по-чеховски - кратко и ясно.

Иной раз одному и тому же человеку можно дать две характеристики: одну на работе, другую - в быту. Саша, будучи честным, порядочным и предельно корректным в быту, абсолютно таким представал и на льду. А ведь ему там доставалось столько - врагу не пожелаешь. Здорово его били. Но не припомню случая, чтобы он отмахнулся клюшкой или сгоряча ударил кого-то перчаткой. А сдержаться в таких ситуациях ох как тяжело!

У Альметова не было провальных игр - едва ли не в каждой, как подобает уважающему себя мастеру, он подтверждал свой высочайший класс. Положа руку на сердце, признаюсь, что трезвенников среди нас не было. Но это ни в коей мере не отражалось ни на тренировках, ни тем более на игре. Выходишь на лед - выложи все, что имеешь, и даже более того. И отговорки типа "да вот мы тут с друзьями..." в оправдание не принимались. Альметов горбатился на площадке, каких бы усилий иной раз ему это ни стоило. Отсиживаться за чужими спинами было не в его правилах.

Я не сомневался, что его хоккейный век будет долгим. И вдруг Сашка, который мог бы еще играть и играть, в 27 вешает коньки на гвоздь. Об истинной причине его столь резкого ухода я могу только догадываться. Но то, что его кто-то сильно обидел, - для меня было очевидно. Возможно, это был Тарасов...

К тому же у Альметова, по-моему, в тот момент не сложилась семейная жизнь. У него была женщина, официантка из "Узбекистана". Она хорошо к нему относилась, но это не была семья, в которую каждый из нас возвращался после хоккея. Семья, где можно отогреться, излить душу и быть до конца понятым. Но в том, скорее, была его беда, а не вина.

А вот мы на сто процентов виноваты в том, что быстро, слишком быстро, забываем о таких людях, как Альметов. Забываем, едва они в последний раз перемахивают через борт со льда на скамейку. Впрочем, однажды на матче "Динамо" - "Ак Барс" я подошел к тренерам казанцев: "Ребята, у вас же есть великий татарин - Александр Альметов. Неужели в столице Татарии нельзя проводить традиционные турниры его памяти?!" А еще я говорил об этом с казанцами во время праздника, посвященного 50-летию нашего хоккея. Мне отвечали: "Да-да, конечно..." Но что-то о соревнованиях памяти Альметова я с тех пор так ничего не читал и не слышал.

Евгений РУБИН,первый собственный корреспондент "СЭ" в США.Фрагмент новой книги "Пан или пропал!":

"Ему в ту пору было 50. Явился Саша (в Нью-Йорк. - Прим.Л.Т.) с женой Галей, рассчитывая поселиться здесь навсегда. Он питал тайную надежду на то, что его, олимпийского и мирового чемпиона, Америка помнит и примет с распростертыми объятиями. Он и приглашение приехать в США получил лично от мэра Нэшвила как почетный гражданин этого города. Билеты на самолет супруги Альметовы взяли в один конец. Гале мы мигом подобрали работу по объявлению в русскоязычной газете: требовалась няня для ребенка. А ее мужа, оказалось, Америка забыла, и мы не знали, как ей напомнить об Александре Альметове. Несколько дней мы с ним просидели у меня на кухне, предаваясь воспоминаниям о былых хоккейных битвах, в которых он участвовал и о которых я писал, и обдумывая пути завоевания им Америки, а потом Саша сказал:

- Я ведь могу и физическим трудом заниматься. Как думаешь, рабочим где-нибудь возьмут?

Мне была известна его послехоккейная жизнь. Забытый своим клубом, Альметов копал могилы на Ваганьковском кладбище, где его много лет спустя похоронили с почетом, разносил полотенца и пиво посетителям Краснопресненских бань.

Услыхав от Альметова, что он готов заняться физическим трудом, я позвонил своему нью-йоркскому приятелю Юрию Лещинскому. В первые после эмиграции годы он, киевский инженер, работал на фирме, которая устанавливала в подъездах домофоны.

Юра отнесся к моему ходатайству без энтузиазма. По его тону я понял, что связывать с ним большие надежды не стоит. Но перед тем, как положить трубку, сказал:

- На всякий случай запомни фамилию - Александр Альметов.

Последовала долгая пауза, а за ней - залп:

- Кто? Альметов? Хоккеист? Чего же ты молчал?! Конечно, устроим, о чем речь.

Условились, что завтра Юра будет ждать Сашу в полдень на набережной рядом с Брайтон-бич авеню - улице, где даже названия магазинов, прачечных и аптек написаны по-русски - у ресторана "Москва". Оттуда он поведет его к себе в офис и обзвонит своих знакомых-работодателей, а уж Саша выберет, что ему больше подходит.

Домой Альметов вернулся вечером грустный и молчаливый. Наш ужин прервал телефонный звонок. Это был Юра.

- Сегодня у нас ничего не вышло. Саша сильно опоздал, но это полбеды. Он был прилично выпивши. Я просто не мог его никому представить. Ты ему объясни, что здесь в таком виде на работу не берут. Мы условились, что завтра встретимся опять.

- Да, я и выпил-то граммов 150, - уныло парировал мои упреки Альметов. - Как откажешься? Узнал меня на пляже болельщик. Говорит, на московском автозаводе работал. Другие подошли...

С того дня он ездил на Брайтон, как на службу. Возвращался вечером. На ногах держался, но спиртным от него попахивало. Юра мне звонить перестал. Саша, прожив у меня три недели, съехал. Жена его - Галя - с первого заработка сняла комнату, там же, на Брайтоне. Альметов пропадал на пляже. Галя придумала дополнительный источник дохода - пекла пирожки и продавала их на набережной. Мне жаловалась:

- У меня и времени не хватает и с ног от усталости падаю. Прошу его хоть пирожки мне на пляж подносить. А он - гордый, говорит, неудобно олимпийскому чемпиону таскать корзину с пирожками.

Я его не корил даже мысленно. Он всю жизнь прожил, веря, что титулы чемпиона и заслуженного мастера спорта должны открывать все двери и служить основанием к выдаче денег. Человеку немолодому расстаться с укоренившимся заблуждением трудно. Оно становится его второй натурой.

Саша промыкался в Нью-Йорке менее полугода и улетел домой. Галя сказала мне, что временно. Может, и вправду собирался сделать вторую попытку, да не успел: Александр Давлетович Альметов, как было сказано в газетном некрологе, умер в Москве в возрасте 52 лет. В некрологе перечислялись его титулы и правительственные награды, но ничего не говорилось о том, какой редкой для человека его суровой профессии добротой и деликатностью обладал Саша Альметов, как верен был своим друзьям. Меня, привычного к известиям о кончинах оставшихся в России близких людей, весть о его смерти надолго выбила из колеи. Попав в Москву, я поехал на Ваганьковское кладбище проститься с ним..."

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Что к этому добавить в день 60-летия Альметова? Такова была его жизнь. Такова была наша спортивная жизнь...

Леонид ТРАХТЕНБЕРГ