Газета Спорт-Экспресс № 18 (2511) от 25 января 2001 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 2

ДИАЛОГИ С ХАРЛАМОВЫМ

Я знаю немало людей, которые после смерти знаменитостей, чтобы возвеличить свою персону в глазах общественности, да и в своих собственных, зачисляют себя в круг их близких и давних друзей. Подобного рода "друзей" набирается обычно такое количество, что, если бы каждый из них разговаривал со всемирно известной личностью хотя бы минуту, тот должен был бы прожить лет эдак триста, не меньше.

Валерий Харламов прожил, увы, короткую жизнь - в этом январе ему исполнилось бы всего 53 года. В день его рождения мы вспоминали о замечательном хоккеисте с писателем и драматургом Яковом Костюковским. Человеком, который ценил во всеобщем хоккейной любимце прежде всего душу искреннюю, добрую и ранимую. И это при том, что, по собственному признанию Якова Ароновича (а с этого признания, собственно, и начался наш разговор), Харламов не был его близким другом.

- Просто мне выпало счастье быть в ряде случаев собеседником Валерия - в Москве, в Архангельском, в Швеции, в Японии... Кстати, одна из причин, по которой я отправился, например, в Стокгольм, был Харламов. И Валерия, не знаю уж в какой степени, это радовало. Не только потому, что я всякий раз выступал перед командой, но еще и потому, что он считал меня ее талисманом.

- Фирсов мне рассказывал: когда они в Гренобле сборной Чехословакии проиграли, вы, Яков Аронович, им перед встречей со шведами настроение поправили.

- Но здесь же вы никому не проиграли.

- А зачем ждать? Приходите в порядке профилактики.

- А что читать?

- Вы на мне хотите проверить, как на кролике?

- Нет, Валерий. Просто верю в ваше чувство юмора.

- Почитайте из записных книжек... Ну, ваш музей глупости. Вот эти смешные письма, справки, протоколы...

- Вы и тогда, в Архангельском, это мне советовали. Откуда такой интерес к человеческой глупости?

- Просто приятно, что не один ты - дурак... Приходите. А я обеспечу явку нашего Витюни. И каждая ваша шутка будет иметь тройной успех.

- Почему?

- Ну, мы все засмеемся сразу, а Витюня - нет, он сходу шутку не поймет. Будет у соседа спрашивать: чего смеетесь? Тут мы засмеемся второй раз... А когда ему шутку растолкуют, он сам захохочет. .. Итого - три раза смех в зале. Приходите!

***

...Слава Харламова была безграничной. Я убедился в этом лишний раз, когда в 1990 году находился в составе делегации советских писателей и кинематографистов в Канаде. Мы выступали в Торонтском университете, и я невзначай обронил, что знаком с Харламовым. С этого момента я стал гостем номер 1. Меня засыпали таким количеством вопросов, связанных с жизнью и игрой Валерия, что темы семинаров - о культуре, взаимных связях, об антисемитизме ушли на второй план, из-за чего я испытывал даже определенное чувство неловкости.

У нас почему-то считается остроумным тот, кто знает много анекдотов, - как, например, их великолепный рассказчик Валентин Бубукин. Но это прежде всего свойство памяти. А остроумие - это свойство ума: когда собеседник, к примеру, способен изящной шуткой отреагировать на каверзный вопрос и порой даже разрядить обстановку в компании. Таким редчайшим даром обладали Эмиль Кроткий, Михаил Светлов, Николай Эрдман... В когорту необычайно остроумных людей я заношу и Валерия Харламова, который в диалоге был столь же непредсказуем, как и на площадке.

- Ну, Валерий, как на этот раз было в Стокгольме?

- А что ж вы с нами не поехали?

- Я же в прошлом году был. Зачем ездить два года подряд в одно место?

- Я же поехал.

- Это ваша работа.

- Это мое хобби... Да, вот вы не поехали - мы шведам и проиграли...

- Ну все равно стали чемпионами. А какая тройка больше всего вам понравилась?

- Угадайте.

- Тройка Стернера?

- Нет.

- Старшинова?

- Нет.

- А-а; все понял: Михайлов - Петров - Харламов.

- Теплее, но еще не то.

- Какая же?

- Никулин - Вицин - Моргунов. Нам в Стокгольме вашу "Кавказскую пленницу" показывали.

***

...Я впервые увидел Харламова, по-моему, в 67-м - во всяком случае, еще до тарасовской ссылки неперспективного "конька-горбунка", как называл его Анатолий Владимирович, в третьеразрядную чебаркульскую "Звезду". Увидел в цээсковской раздевалке, без доспехов. И у меня сразу же отвисла челюсть: на фоне могучих партнеров фигура Харламова олицетворяла собой не телосложение, а теловычитание. Природа не одарила его косой саженью в плечах, и мне было вдвойне интересно следить за тем, как этот юноша бесстрашно и умно ведет себя в хоккейной коробке, оставляя в дураках "чудо-богатырей". В результате я стал ходить и на малоувлекательные матчи лишь только потому, что в них участвовал Харламов. Обожал Валерия и Юрий Трифонов. А другой Юрий - Нагибин, известный футбольный однолюб, - изменил своей давней привязанности лишь потому, что однажды я уговорил его пойти "на Харламова".

Валерий ценил мое отношение к нему и нередко рассказывал истории, которые, как ему казалось, я мог использовать в работе над фильмами. А человек он был чрезвычайно наблюдательный. Как-то раз в матче ЦСКА - "Спартак" защитник Владимир Брежнев сверхжестко обошелся со спартаковским форвардом, который с трудом, прихрамывая, покинул лед. "Брежнева с поля!", "Брежнева с поля!" скандировали фанаты красно-белых. Казалось бы, обычный эпизод. Но в правительственной ложе находился Леонид Брежнев, и Харламову стало любопытно: а как наш генсек реагирует на происходящее? Он оглянулся со скамейки запасных - и увидел на лице Леонида Ильича широкую улыбку. Я не был на том матче и никогда бы не узнал об этом забавном случае, если бы в один прекрасный день Харламов не отозвал меня в сторону и не исполнил бы в ролях эту трагикомическую сцену.

Да, Харламов по-доброму и заинтересованно относился к моему творчеству. В отличие от других хоккеистов, с которыми у меня пересеклись пути, он в силу своей внутренней интеллигентности не выказывал бурного восторга по поводу "Операции "Ы"...", "Кавказской пленницы" или "Бриллиантовой руки". Хотя не скрывал, что все эти фильмы ему нравились. Однако и мне, и ему, несмотря на разницу в возрасте, по душе особенно пришлась "Кавказская пленница". И это нас еще больше сблизило.

- Поздравляю вас, Валерий Борисович!

- Что так официально?

- Ну все-таки лучший бомбардир олимпийского турнира, девять шайб, золотая медаль и так далее...

- Ариготе, на добром слове.

- Вы уже японский освоили?

- Тут, на стадионе, только и слышишь: "ариготе", "ариготе", "ариготе". Вот мы стали тоже вежливыми... Правда, Гена Цыганков произносит "алиготе". Это ему понятнее...

- Все язвите, Валерий Борисович.

- Не надо по имени-отчеству... Меня так называют только известный вам тренер, когда мной недоволен, и известный мне водопроводчик, когда в долг просит...

- Хорошо, не буду.

- Как вам Япония?

- Очень интересно. Это в лучшем смысле ни на что не похоже.

- Мне тоже нравится... Японцы - мои братья по росту и весу.

- Ну а что за это время видели нового в Саппоро?

- Нового? Лед и лицо Тарасова.

***

...Тарасов, как я предполагаю, не сразу понял, кто такой Харламов. И потому, оставив в ЦСКА куда менее одаренных игроков, отправил Валерия в Чебаркуль. Когда же Харламов, психологически не сломавшись от несправедливости тренера, сумел перебороть обиду и вкалывал на Урале так, что его по настоянию Кулагина вернули в ЦСКА, Анатолий Владимирович уже задним числом публично уверял всех, что это был чисто педагогический, воспитательный ход. Во что мог поверить только наивный человек, далекий от хоккея. Я же сомневался в искренности Тарасова даже тогда, когда он потом прилюдно называл Харламова "бриллиантом в короне советского хоккея". А внутри команды в присутствии хоккеистов мог небрежно бросить в адрес Валерия: "Играешь-то ты для блондинок". Харламов был человеком тонким, его эти слова задевали, тем более что на публику в ущерб тройке он никогда не играл. Но надо было не понимать, не знать, а скорее всего не любить Харламова, чтобы таким образом шутить на его счет.

Тарасов как высокопрофессиональный тренер, естественно, ценил Харламова. Но Валерий всегда оставался для него живым укором нераспознанного таланта - ведь по команде Анатолия Владимировича альметовский свитер с девятым номером был вручен в Лужниках не Харламову, а Смолину; к тому же в партнеры Борису Михайлову и Владимиру Петрову Тарасов отрядил ветерана Вениамина Александрова. И только потому, что получалось у них, как в известной басне Крылова, тренер ЦСКА вынужден был на место отказавшегося выходить на лед в новой тройке Александрова попробовать привезенного из Чебаркуля Кулагиным Харламова (выходит, вовсе не случайно на свою свадьбу, состоявшуюся 14 мая 1976 года в ресторане "Звездное небо", Валерий пригласил именно Кулагина, а не Тарасова. - Прим.Л.Т.).

Со временем Михайлов, Петров и Харламов стали самыми независимыми людьми в ЦСКА, насколько подобное возможно в армейском клубе. В роли адвоката тройки обычно выступал неуступчивый Петров, который и на собрании мог осмелиться вступить с мэтром в спор. И тогда Тарасов, как рассказал мне Харламов в Саппоро, "решил показать, кто в доме хозяин!" В преддверии Олимпиады он лишил Михайлова с Петровым их постоянного партнера. И хотя с Фирсовым и Викуловым Харламов сыграл блестяще, он постоянно ощущал свою вину перед Борисом и Владимиром - а те, прекрасно понимая, что Валерий тут ни при чем, успокаивали его, будучи уверенными, что Тарасов вскоре снова объединит их в одно звено. Так оно и случилось.

- Чему вы улыбаетесь, Валерий?

- Да так, ничего.

- А все-таки?

- Зря вы ему свою книгу подарили.

- А почему зря?

- Не будет он ее читать.

- Ну, знаете, это автору слышать обидно.

- Дело не в вас.

- А что - он стихи не любит?.. Тактам же фельетоны в стихотворной форме.

- Дело не в стихах.

- А в чем же?

- Вот, заставляете меня выдавать тайну товарища по команде.

- Клянусь: никому.

- Понимаете, он в детстве прочел "Трех мушкетеров". Книга эта ему очень понравилась, и больше он книг не читает: вдруг все остальное хуже... В общем, боится рисковать.

- Что ж, может, он и прав, от добра добра не ищут... Но вы-то, надеюсь, прочтете?

- Обязательно. Я люблю рисковать... Прочту и сохраню.

- У вас большая библиотека?

- Не очень. Но есть несколько редких книг.

- Какие именно?

- Которые ребята брали у меня почитать и вернули.

***

...Валерий дружил с людьми разных профессий. Среди них были и актеры. Причем он гораздо чаще встречался с ними на армейской базе в Архангельском или в театре после спектакля, нежели за столом с рюмкой водки или коньяка. Тем не менее мне приходилось слышать, что, якобы, Харламов с Владимиром Высоцким были чуть ли не собутыльниками. Это ложь! Поверьте мне как человеку, достаточно хорошо знавшему и Валерия Борисовича, и Владимира Семеновича, которому с моей помощью в свое время предоставили роль в фильме "Штрафной удар". А если точнее, то однажды ко мне подошел молодой человек и сказал: "Писатель, не могли бы вы поговорить с режиссером, чтобы он пригласил меня на пробу". Вениамин Дорфман согласился, и когда актер изобразил новичка-наездника, только что сползшего с лошади, и пошел в раскорячку - все вопросы отпали. В ту пору Высоцкий добивался славы, популярности, был рад, когда его узнавали на улице. Пройдут годы, и он признается мне, что даже в пасмурную, дождливую погоду вынужден надевать солнцезащитные очки - только бы оставаться незамеченным. То же самое происходило и с Харламовым, которому даже дома, в его скромной однокомнатной холостяцкой квартире в Тушине, не было покоя от поклонников и поклонниц.

- Я вам смешной случай расскажу. Вставите в новую комедию.

- Давайте.

- Звонит телефон. Снимаю трубку... Незнакомая девушка. Спрашивает:

- Это квартира Харламова?

- Да.

- А можно его самого?

- Он сам слушает.

- Ой, это вы!.. Здравствуйте! Я хочу вам сказать: вы единственный, кто мне нравится.

- Как хоккеист?

- Нет, как мужчина... Я даже влюблена в вас.

- Очень мило.

- Сколько вам лет, Валерий?

- 29.

- Многовато, но для мужчины не страшно...

- А вам сколько?

- 16.

- М-да...

- Что - большая разница?.. Ничего, я акселератка... И потом в 16 даже официально регистрируют...

- Но у меня уже есть жена.

- Да? Я не знала... Тогда у меня к вам просьба...

- Слушаю.

- Дайте мне телефон Лутченко!

***

...Как-то мне рассказали такую историю. Идет игра. Харламов на скамейке ждет своего выхода на лед. Сзади подходит уже не игравший в ту пору Сологубов: "Ну как дела, Валера?" "Нормально, Николай Михайлович", - не оборачиваясь отвечает Харламов. "Ты что, меня узнал по голосу?" - "Нет, по запаху".

Смешно, не правда ли? И Валерий рассмеялся, когда я повторил ему этот диалог. И, отдавая должное остроумию своего хоккейного собрата, признался, что его в этот момент рядом даже близко не было. У меня как-то на сердце отлегло. Хотя и до разговора с Валерием я сильно сомневался, что он способен подобным образом пошутить с человеком, которому было за 60.

Харламов вообще с огромным уважением относился к великим спортсменам и тренерам. Он нередко просил меня рассказывать ему о тренере Аркадьеве, хоккеисте Боброве, ибо тренера Боброва Валерий знал прекрасно по совместной работе. Кстати, кто уж не чаял души в Харламове, так это Бобров. Недаром, когда Всеволода Михайловича спросили: "С кем бы вы хотели играть сегодня в тройке?" - он, не задумываясь, ответил: "С Харламовым!" И после короткой паузы добавил: "Если, конечно, Валерий Борисыч согласится со мной играть". Обратите внимание: Бобров даже не стал называть третьего партнера. А мог назвать меня. Или вас. Это уже не имело никакого значения. Поскольку Боброву и Харламову главное было - не мешать. А мы бы с этой задачей справились.

- Был у меня разговор о вас с Всеволодом Михайловичем.

- С Бобровым? Интересно.

- Я вспомнил по какому-то поводу знаменитый первый пас Рагулина. А он говорит: вот все твердят о первом пасе, а о последнем - никто... После которого забивают...

- Ну, ну?

- Бобров сказал: у нас мастер такого паса - Харламов. После его передачи надо ухитриться, чтобы не забить... Если бы я с ним играл, говорит, я б забросил тысячу шайб.

- Бобров и без меня сколько хочешь мог бы забросить. Уж если он решил меня похвалить, должен был сказать вам так: у Харламова такой пас, что вы, хоть и не хоккеист, а писатель, с его подачи забили бы.

***

...Нынче в силу своего возраста я занялся воспоминаниями. И, относясь к этому делу не очень серьезно, назвал свое произведение "Мемуаризмы", то есть это нечто среднее между маразмом и мемуарами. К счастью, жизнь одарила меня знакомством и дружбой со многими замечательными и интереснейшими людьми. И со спортсменами, в том числе. Но единственный из них, кому я посвящу главу, - Валерий Харламов. Причем в главе этой, как и во всех остальных, автор как бы останется на втором плане, а на первый выйдут собеседники, "уличенные" в остроумии, способности шутить над окружающими и над самим собой.

- Ну и язычок у вас, Валерий! Все время над кем-нибудь посмеиваетесь...

- Имею право, потому что всегда могу посмеяться над собой.

- Вот-вот... Вы ведь тоже не безгрешны.

- Что вы имеете в виду?

- Ну, говорят, очень вспыльчивы.

- Вспыльчив?

- Да. Может, потому что в ваших жилах течет испанская кровь.

- Интересно, кто вам про мою вспыльчивость сказал? Леня Трахтенберг?.. Типичный испанец!

- Ну так все-таки, вспыльчивы вы или нет?

- Нет... Что еще? Спрашивайте, я честно отвечу.

- Договорились. Буду перечислять обычные мужские недостатки. Пьете?

- Нет.

- Курите?

- Нет.

- А как насчет...

- (недослушав вопроса) Нет.

- Играете в карты?

- Нет.

- Играете на бегах?

- Нет.

- Что же, у вас нет никаких недостатков?

- Один есть.

- Какой?

- Привираю.

***

...Вот вы, на протяжении многих лет друживший с Харламовым, утверждаете, что даже в пору расцвета Валерий терзался сомнением: а кем он станет, когда покинет лед? Слышу об этом впервые. Но смею вас уверить: если бы девятнадцать с половиной лет назад трагически не оборвалась его короткая и ослепительная, как полет ракеты, жизнь, Харламов стал бы выдающимся тренером. Неповторимым и непредсказуемым, каким он был в игре. На мой взгляд, у тренера кроме опыта, знаний и трудолюбия должны быть еще три важных качества, которыми Харламов обладал. Первое: эмоциональная грамотность - чувствовать, когда и что говорить игрокам. Второе: высоко ценить индивидуальность. И третье... По-моему, это глубокое заблуждение, что тренер должен быть жестоким, подобно диктатору. Нет, тренер это человек, способный прощать. Понимать и прощать. И потому, когда я задумываюсь о смерти Харламова, то отчетливо осознаю: мы потеряли еще и великого тренера. Впрочем, чем бы Харламов в жизни ни занимался, он достиг бы больших высот, поскольку принадлежал к людям, отмеченным Богом. Вероятно, поэтому его и не стало в 33 года...

- Тут на днях я был в вашем дворе... Там играл с мячом мальчишка. Очень на вас похож. Шустрый такой, ловкий... По-моему, растет второй Харламов.

- Маловато вы ему отпустили. Лучше бы - второй Пушкин.

- Пушкин... Ну что ж - тоже неплохо.

- А почему вы решили, что это мой сын?

- Я же вам говорю: очень на вас похож... Лет пяти.

- Совпадает... В полосатой шапочке?

- Да, да...

- Говорили с ним?

- Да что-то он не очень разговорчивый...

- Совпадает.

- На меня никакого внимания... Поставил мяч напротив окна и ударил изо всех сил.

- Разбил стекло?

- Нет, не попал.

- Не попал?.. Тогда это не мой сын.

***

Таким был последний разговор Якова Костюковского с Валерием Харламовым, которого мы с ностальгией вспоминали в день его 53-летия.

Леонид ТРАХТЕНБЕРГ