МАМА ЗОЯ |
Так называют профессора Зою Сергеевну Миронову тысячи ее пациентов, в том числе и многие выдающиеся спортсмены. В эти дни отделение спортивной, балетной и цирковой травмы ЦИТО справляет полувековой юбилей. Это и личный юбилей Мироновой - ведь 50 лет назад именно она возглавила новое отделение, которому суждено было стать знаменитым.
- Что послужило толчком к созданию отделения спортивной травмы?
- Весной 1952 года советские спортсмены готовились к первой для нас летней Олимпиаде, поэтому было решено их осмотреть. В апреле меня вызвал директор ЦИТО академик Николай Приоров и сообщил, что заниматься этим предстоит мне.
Я тогда никакого отношения к ЦИТО не имела, работала хирургом в Яузской больнице. Но до этого дважды встречалась с Приоровым. Первый раз еще в 1940 году - когда Николай Николаевич читал нам, студентам Первого медицинского института, лекции по травматологии и ортопедии. Он так блистательно это делал, что мы все дружно решили стать травматологами. Вторая встреча состоялась шесть лет спустя. Я тогда писала кандидатскую, которая была посвящена очень тяжелой травме военного времени - экзартикуляции бедра при тяжелых гнойных огнестрельных кокситах, и должна была сдавать Приорову кандидатский минимум по травматологии.
И вот - 52-й год. Видимо, понадобился врач, который хоть немного понимал бы в спорте. И тогда Николай Николаевич вспомнил, что есть такая Миронова, заслуженный мастер спорта по конькам.
Перед самой Олимпиадой поехали в Выборг, там был последний сбор. Мне запомнился такой случай. Приходит дискоболка Нина Думбадзе и сообщает, что только что на тренировке порвала мышцу голени. Николай Николаевич ее очень внимательно осматривает, потом предлагает это сделать мне - и отправляет Нину за дверь кабинета. Спрашивает у меня диагноз. Я говорю, что никакого разрыва не обнаружила, он соглашается. А Нина продолжает настаивать, что у нее разрыв!
Мы, не имея достаточного опыта, засомневались. Что делать? Ведь если разрыв, пришлось бы оперировать. В итоге мы как бы и согласились со спортсменкой, но назначили лишь консервативное лечение - сеансы физиотерапии. И оказались правы! В Хельсинки Нина Думбадзе завоевала бронзу.
Или еще случай. Приходит на прием гимнаст Виктор Чукарин. Он еще до этого в Киеве разорвал длинную головку бицепса. Все тот же вопрос: что делать? Оперировать? Но на носу Олимпиада, не успеет восстановиться. Не оперировать? Сможет ли тогда вообще выступить? Понимаете, мы еще почти ничего не знали о специфике этой самой спортивной травмы. И решили рискнуть - отказались от операции, ограничившись курсом физиотерапии. На Олимпиаде Чукарин победил в многоборье, а через четыре года и в Мельбурне!
По итогам Игр Приоров делал доклад в Министерстве здравоохранения, где сказал, что спортивная травма для нас - терра инкогнита. Надо открывать специальное отделение в ЦИТО. И уже осенью 52-го наше отделение было открыто. Меня он пригласил там заведовать.
- Новое направление в медицине, новый коллектив - было сложно?
- Не то слово. Поначалу приходила домой и плакала: зачем, зачем я ушла из своей Яузской больницы? Ведь начинала там еще студенткой третьего курса, меня все знали, всю войну там оперировала.
- Когда началась война, вашему старшему сыну Николаю было всего полгода. С такими детьми тогда из Москвы эвакуировали...
- Я от эвакуации отказалась: муж работал, свекрови за 80, куда я поеду? Даже расписалась на какой-то бумаге, подтвердив, что не хочу уезжать. И как врач стала военнообязанной. Решила пойти в свою Яузскую больницу, по-военному - эвакогоспиталь № 5004. Главврач меня знал, обрадовался, но и удивился: "Зоя, ты хочешь у нас работать? А как же ребенок?"
Первое время брала сына в госпиталь. Раненые его любили. Если случалась воздушная тревога, они спускались в подвал и забирали Кольку с собой. В шутку говорю теперь, что мой старший сын тоже участник войны. В эвакогоспитале № 5004 операции шли днем и ночью. Я попросилась в отделение, где лежали самые тяжелые больные - с переломом бедра и тазобедренного сустава.
НА СНЕГУРКАХ ЗА ТРАМВАЕМ
- Вы были выдающейся спортсменкой, заслуженным мастером спорта. Как пришло увлечение коньками? Тогда ведь никаких спортшкол не было.
- С раннего детства, помню, родители поощряли мою тягу к конькам. У меня были снегурки. Я их прикручивала веревками к валенкам, и - на улицу. Жили на Бауманской, там трамвай ходил. Мы цеплялись за него крюками из проволоки и ехали. Забавлялись так, пока родители были на работе. Увидели бы - досталось бы будь здоров.
- На настоящий стадион как попали?
- В то время на всех стадионах зимой заливали катки. Возле нас был стадион "Строитель". Прямо из школы бежала туда. Одержима была коньками.
- Беговые коньки в то время, наверное, были проблемой?
- У моего старшего брата приятель работал в ЦАГИ, и там мне сделали первые норвежки. Но все равно, даже на беговых коньках каталась больше для себя. Совершенно случайно пригласили на соревнования. Пробежала - и за команду Москвы поехала в Ленинград. Там все завалила, упала. Команда наша проиграла. Но там же я познакомилась со своим будущим мужем - тренером Павлом Дмитриевичем Мироновым. Вернулись из Ленинграда, он начал меня тренировать. В 18 лет я вышла за него замуж, это был 31-й год. А через год стала чемпионкой Москвы, затем два года подряд выигрывала первенство Советского Союза.
- Еще и рекорды били. Помните, как это было?
- 1933 год. Чемпионат СССР на стадионе "Динамо". В протоколах фамилии сильнейших конькобежек тех лет: Алексеева, Васильева, Ларионова... Войду ли я в их когорту? Забег на 500 метров. Резво ухожу со старта. После смены дорожек прибавляю скорости. Вся поглощена бегом. Финиширую. На меня обрушивается рев трибун. Победа, да еще с новым рекордом страны, - 54,9!
Среди многочисленных грамот, медалей, кубков до сих пор храню серебряный хронометр, который подарил мне главный судья соревнований, когда в 1933 году я установила два рекорда СССР. Смотрю на него и вспоминаю свою молодость.
- У вас самой серьезные травмы были?
- Зимой 1938 года готовилась к чемпионату Союза. Каток ЦДКА, последняя тренировка. Лед великолепный. А внутри дорожки - хоккейная коробка, огороженная небольшими деревянными щитами. Я бежала 500 метров, и на финишной прямой вижу, как один щит выкатывается на дорожку прямо передо мной. Ни свернуть, ни хотя бы перепрыгнуть не успеваю. Врезаюсь в щит коленом, падаю на лед. Боль адская.
Ночью колено распухло, поднялась температура. К тому времени я уже была студенткой Первого медицинского института. Утром отправляюсь на занятия. Да мне и в голову не пришло бы из-за такой малости, как ушибленное колено, пропустить занятия! Единственное, что сделала, попросила осмотреть колено профессора, который читал первую лекцию по хирургии. Он посмотрел и сразу сказал, что у меня кровоизлияние в сустав, гемартроз. Тут же сам сделал мне пункцию, откачал кровь из сустава. То, что я потом делала тысячи раз.
Профессор, а это был замечательный хирург Илья Файерман, сделал операцию так щадяще, что боль отпустила. А впереди чемпионат, через три дня старт. Правда, профессор рекомендовал две недели не тренироваться. Не участвовать в соревнованиях? Такое я себе и представить не могла! Впервые я, как говорится, на своей шкуре испытала, что значит для спортсмена желание вернуться в строй. Вот тогда, пожалуй, впервые мелькнула мысль: а не стать ли хирургом?
ТРАВМА - ЭТО ВСЕГДА ВДРУГ
- Своего первого пациента помните?
- Артистка балета, фамилию, к сожалению, запамятовала. У нее был надрыв ахиллова сухожилия. Мы осматривали ее с Приоровым. Он сказал, что когда-то лечил солиста балета Большого театра Габовича, у которого был разрыв ахилла. Но лечили его консервативно, гипсом, и Габович в балет не вернулся. Поэтому Николай Николаевич стал смотреть на эту травму по-новому, он оперировал эту балерину, я ему ассистировала. И после операции она еще долго танцевала.
- А из спортивных звезд кого первым оперировали?
- В 54-м году к нам обратился Всеволод Бобров. Ему в Загребе сделали операцию мениска, но колено оставалось припухлым, играть он не мог. При осмотре - это делал сам Приоров - стало понятно, что Всеволоду Михайловичу удалили внутренний мениск, а беспокоит его наружный. Приоров сказал: надо оперировать и этот мениск. Бобров обрадовался: еще бы, операцию будет делать сам мэтр! Но Николай Николаевич ему так спокойно объясняет, что эти мениски он лет сто как не оперировал и вообще операцию ему сделает Абрам Ланда, наш первый спортивный травматолог. А я стою рядом и думаю: при чем тут Ланда, он даже не в нашей клинике работает?
Когда Бобров вышел, спрашиваю: "Николай Николаевич, почему вы так плохо ко мне относитесь, я что, за два года ничему не научилась?" А он меня вразумляет: у Боброва, мол, такой деформирующий артроз, что после операции все равно останутся боли, выпоты, и мне, молодому врачу, не надо начинать свою карьеру с такой операции. Эту необыкновенную мудрость Николая Николаевича я поняла позже. Сейчас то же самое говорю своим ученикам.
А Боброву я делала операцию спустя два года. Он повредил другое колено. Все прошло хорошо. У меня до сих пор хранится снимок его поврежденного мениска.
- У спортивной травмы особые законы лечения?
- Дело в том, что тут люди совсем иные. Я всем говорю, что травма - это всегда вдруг. Только что ты покорил весь мир. Бешеный ритм жизни. И вдруг все это обрывается. Ты не можешь заниматься тем, что приносило тебе радость, что было смыслом твоей жизни.
Начав выздоравливать, спортсмены как можно быстрее стремятся вернуться к своим прежним достижениям. И нам, спортивным травматологам, надо помочь им в этом. Пациента надо не только вылечить, но восстановить - до прежнего рекордного уровня.
- Год назад я брала интервью у вашего младшего сына, директора ЦИТО Сергея Миронова. Он сказал, что операции, которые вы вместе с ним делали парашютистке Зине Курицыной, это операции всей жизни - его и вашей.
- Действительно, Курицына была вся переломана, ведь падала полтора километра без парашюта - не открылись ни основной, ни запасной. Это случилось в Фергане в октябре 1978 года. Когда Зину привезли к нам в институт, она была закована в гипс от шеи до кончиков пальцев ног. Ей пришлось лежать долго, без малого год. А еще пришлось выдержать много операций, в том числе таких мучительных, как вытяжение позвоночника.
Мы в ЦИТО всегда заставляем больного спортсмена думать о возвращении в спорт. Только этот стимул дает толчок внутренней энергии организма на выздоровление. Через четыре месяца после выписки из ЦИТО Курицына отправилась на сборы в Фергану. Ей надо было преодолеть страх аэродрома и первого прыжка. И она прыгнула! А затем продолжала прыгать до 1996 года.
ПРО КУЦА И ВЛАСОВА
- Вы были участницей семи летних Олимпиад. Наверняка в вашей практике были интересные, а может, и трагические моменты.
- Конечно. Мельбурн, 1956 год. Эти Игры назвали Играми Владимира Куца. Он там выиграл бег на 5 и 10 тысяч метров. За несколько дней до стартов к нам в Олимпийскую деревню прибыл какой-то репортер, чтобы Куца сфотографировать. Попросил его попозировать в автомобиле. А у австралийцев руль справа, и, может, Куц что-то перепутал... Бах! Машина влетает в дерево, ветровое стекло вдребезги, осколки в коленках у Куца. Штук тридцать удалила. На некоторые раны даже швы накладывала. А уже через три дня он бежал "пятерку".
Рим. 1960 год. На бедре у штангиста Юрия Власова появляются карбункулы. Поднимается температура, нет аппетита, он плохо спит, почти не тренируется. Будь это какие угодно соревнования, а не Олимпиада, я бы просто запретила Юрию выходить на помост. Но Власов мечтал стать сильнейшим атлетом планеты, и под его напором я сдалась и начала действовать. Колола пенициллином, стрептомицином, наложила специальные повязки, сделала новокаиновую блокаду. День старта неумолимо приближался, а я не могла дать гарантии, что надежда нашей команды выйдет на помост. И тогда решилась на хирургическую операцию. Итог известен: Власов все же вышел на помост и завоевал золото.
- Когда вы закончили оперировать?
- Когда в 86-м перешла в поликлинику.
- Оперирующему хирургу сложно психологически отказаться от операций?
- Ничего не поделаешь... Подходит возраст, надо переходить на малую хирургию блокады, внутрисуставные инъекции и прочее.
- Сколько больных в день принимаете?
- Бывает, до 15 - 20 человек, вот только что Алексей Немов был, блокаду ему делала.
- Самый любимый пациент?
- Вот сегодня делаю укол, а больной говорит: "Зоя Сергеевна, а вы знаете, что я вас люблю?" - "Да что вы говорите, я вас тоже!" Все они нам становятся родными.
- У вас в кабинете на стенах фотографии, вымпелы с благодарственными надписями от наших звезд. А самый забавный подарок кто преподнес?
- Этот же пациент подарил мне фигурку толстого китайца. Не знаю, что обозначает, но забавно. Этот китаец у меня дома стоит.
- Сейчас вы работаете под руководством сына - академика Сергея Миронова. Он с вами советуется?
- Думаю, он должен прислушиваться к моим советам. Сын все-таки...
Елена РЕРИХ