Газета Спорт-Экспресс № 256 (3634) от 6 ноября 2004 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 3

ТРИФОНОВ

В начале очень важного для себя рассказа, где действие происходит в Тироле, куда писатель Юрий Трифонов приехал с группой журналистов из олимпийского Инсбрука на экскурсию, он вспоминает время, "когда ему казалось, что о спорте можно писать так же всерьез, как, скажем, о гробнице Лоренцо Медичи во Флоренции".

Рассказ при жизни Юрия Валентиновича опубликован не был - и вовсе, конечно, не из-за этого признания. Он называется "Недолгое пребывание в камере пыток" - и вряд ли устареет. Но, если честно, я сожалел, что не прочел его раньше именно из-за фразы про утраченную иллюзию. Впрочем, на чужом опыте - даже опыте классика - редко учишься. Да и плохо ли почти целую жизнь оставаться во власти иллюзий?

В интервью, использованном в фильме "Юрий Трифонов. Мысли вслух", писатель допускал, что значительной части читательской аудитории он долгое время был известен как спортивный журналист. И, вероятно, ему как человеку, любившему спорт и спортсменов, весьма импонировала такого рода причастность к делам этого странного для многих цеха.

Не буду преувеличивать, утверждая, что Трифонов - уже одним своим участием - изменил иерархию профессии и самого жанра спортивной журналистики. Но любопытно бы оконтурить время, в котором занялся он этим жанром. Зарабатывал им на хлеб, прерываясь иногда и на работу в том же в общем-то направлении, только лучше оплачиваемую: теперь уже мало кто помнит, что Юрий Валентинович сочинял сценарии и дикторский текст к документальным фильмам вроде "Стартует молодость", "Ловкость, красота и здоровье" или же "Мы были на Спартакиаде" (кстати, фильм этот, и сегодня интригующий фамилией выдающегося писателя в титрах, славу принес не ему, а композитору Соловьеву-Седому и поэту Матусовскому - за песню "Подмосковные вечера").

Вспомним, что происходит в середине пятидесятых - начале шестидесятых годов: открывается журнал "Юность" с выдвижением новых имен, например, Василия Аксенова и Анатолия Гладилина, издаются литературно-художественные альманахи "Литературная Москва" и "Тарусские страницы", появляется роман Дудинцева "Не хлебом единым" в "Новом мире", за который с должности главного редактора снимают Константина Симонова, молодые поэты выступают в Политехническом музее, Хрущев встречается с творческой интеллигенцией, причем возмутителей спокойствия Никита Сергеевич ругает чуть ли не площадными словами, но имена их - Вознесенского, Евтушенко, Виктора Некрасова, Неизвестного, Хуциева и других - делаются от этого еще более известными.

Даже само это время называют в честь литературного произведения - повести Эренбурга - "Оттепелью". А Трифонов, раньше всех из своего поколения узнавший славу, ставший лауреатом Сталинской премии за самый популярный среди послевоенной молодежи роман "Студенты", почему-то оказывается на обочине общественного внимания. Публикуется в спортивных изданиях или в газетах вполне солидных, но - с заметками о спорте.

Правда, на стадионе он сидел не в ложе прессы, куда выдаются редакциями специальные пропуска. Приходил с билетом на самую дорогую трибуну "Динамо" - Северную - вместе с преуспевающими писателями и драматургами Арбузовым, Штоком (свояком Андрея Старостина), Костюковским, Ваншенкиным... Он и держался литературной компании всю, пожалуй, жизнь. Но по-другому, чем она, видел и думал.

Допускаю, что занятие Трифонова спортивной журналистикой вызывало в этой компании недоумение и даже иронию или сожаление. Замечает же Константин Ваншенкин в своих "Воспоминаниях о спорте", что "Юра писал о футболе, как человек с трибуны". Можно подумать, что для большого писателя естественнее было бы стать сугубым специалистом, спортивным критиком или тем более репортером.

Вовсе не хочу преувеличивать роль спортивной журналистики в судьбе Юрия Трифонова. Но он сам выбрал именно такую форму долгого прощания с той репутацией, какую отводила ему первая книга. И потом - почему бы не предположить, что роман со спортивной прессой в чем-то и пошел ему на пользу? И не в том, подозреваю, дело, что вызванная журналистикой близость к миру спортсменов сделала атлетов героями трифоновской прозы. Мне как раз рассказы с персонажами-спортсменами нравились меньше прочих.

Думаю, Трифонова-писателя пристальнее занимали сограждане, соотечественники, отодвинутые тогдашним официозом, тогдашней конъюнктурой на аутсайдерские позиции. А такие люди в спортивной журналистике пятидесятых-шестидесятых встречались чаще, чем в сугубо партийной прессе: в редакционной жизни их образованность и порядочность практически не находили применения, но сосланные "в спорт", как на своего рода окраину, они создавали среду едва ли не свободомыслия, невозможного в редакциях иного толка.

У зрелого Трифонова есть великолепные рассказы, относимые недоброжелателями писателя к запрещенным тогда вечным темам. Рассказы, где реалии спорта присутствуют - прямо или косвенно. Например, "Прозрачное солнце осени". Разумеется, вечные темы черпались из разных источников. И занятия спортивной журналистикой при их поиске-выборе могли быть вовсе и ни при чем. С другой стороны, спорт в соединении с вечными темами вряд ли случаен.

Меняясь в своих взаимоотношениях со спортом, избавляясь (по-моему, не без сожаления) с некоторыми иллюзиями на его счет, Юрий Валентинович не переставал быть истинным болельщиком. Недаром же, по свидетельству его жены Ольги, Трифонов, писатель с мировым именем, мог по-детски зайтись от восторга, увидев в магазине "Березка" футболиста Юрия Гаврилова.

Александр НИЛИН