Газета Спорт-Экспресс № 301 (3979) от 30 декабря 2005 года, интернет-версия - Полоса 13, Материал 1

Бoб БИМОН

ПРЫЖОК НА 8,90 МНЕ НЕ УДАЛСЯ

BEAMONESQUE ("Бимонический") - слово, вошедшее в американский спортивный лексикон после Олимпийских игр 1968 года. Означает "достижение, настолько превышающее все предыдущие, что оно не поддается классификации и не может служить ориентиром для сравнений с чем-либо еще".

В 1935-м великий американский легкоатлет Джесси Оуэне установил фантастический по тем временам мировой рекорд в прыжке в длину - 8 метров 13 сантиметров. В течение 25 лет никто не мог перекрыть этой отметки, пока другой американец, Ральф Бостон, незадолго до римской Олимпиады не прыгнул на 8,21. За следующие восемь лет рекорд вырос еще на 14 см и теперь принадлежал Бостону и Игорю Тер-Ованесяну из СССР. Получалось, после четверти века "застоя" прыжок в длину начал прогрессировать и медленно, но верно приближался к магической отметке 8,50.

Но 18 октября 1968 года на стадионе "Ацтека" в Мехико в сектор для прыжков вышел 22-летний Боб Бимон. Вышел, разбежался, оттолкнулся, взмыл вверх, подобно прыгуну в высоту, и... "убил этот вид спорта", как сказал в тот день один из его соперников - Линн Дэвис из сборной Великобритании.

8,90! В течение считаных секунд Бимон сделал посмешищем всю предыдущую историю прыжка в длину и обрек несколько грядущих поколений прыгунов на разочарования и комплекс неполноценности. 8,90!!! Эти цифры было так же трудно измерить аршином (прибор, используемый судьями в Мехико, не был рассчитан на такую длину), как и понять умом (с самим Бимоном случился припадок, как только результат перевели в футы и дюймы).

Еще 23 года спустя, в 1991-м, причем в один и тот же день, Майк Пауэлл и Карл Льюис прыгнули чуть дальше, чем Бимон, но и сейчас его прыжок стоит в истории особняком.

Бимон прыгнул в 1968-м, а приземлился в другой эпохе.

ВЫХОД В СЕКТОР

Признаюсь сразу: о встрече с Бобом Бимоном я мечтал давно. Когда-то, в еще очень юные годы, во время проводов одного и встречи другого года брежневской эпохи, мне перепала в подарок книга "От Афин до Москвы" - об истории олимпийского движения. Красочная, прекрасно изданная, зачитанная мною буквально до дыр, она страдала разве только от обязательной для того времени политизированности. Достижению Бимона, как и остальным подвигам американцев, было уделено значительно меньше места, чем медальной статистике представителей стран Варшавского договора. Но, как ни странно, о прыжке Боба рассказывалось в весьма торжественных тонах. Описание как самого прыжка, так и дальнейшей судьбы героя (с точки зрения советской идеологии печальной) завораживало и интриговало. И ужасно хотелось узнать о том, что же случилось дальше: как живет этот человек, что делает, выжил ли в волчьем мире капитализма...

Встретиться чемпион пожелал в полдень - самое обеденное время - в ресторанчике на океанском побережье. Во флоридском городке Норт-Майами-Бич, где живет Бимон, на океанском побережье находится практически все. Боб сильно опоздал (перепутал время), но жаловаться было грех: когда еще выпадет случай проштудировать приготовленные вопросы, сидя под кокосовой пальмой? Экзотика, колорит... Но перспектива встречи с самим Бимоном, что душой кривить, - была куда экзотичнее!

В свои почти 60 Боб не сохранил прическу, но осанка и спортивный вид никуда не делись. А вот темперамент... Беседа наша вместо обговоренных сорока минут продолжалась полтора часа - единственно из-за того, что к Бимону отлично (и в данном случае - буквально) подходит поговорка "От слова до слова пообедаешь". Спокойный и расслабленный, великий прыгун тщательно обдумывал каждый вопрос перед тем, как медленно, слово за словом, зарядить свой простонародный говорок на длинный ответ. "Разговорить" его оказалось делом нелегким, но все же, как мне показалось, удалось.

-Давайте начнем с начала - с биографии.

- Родился и вырос в Нью-Йорке в районе под названием Ямайка, рядом с Квинсом. Плохой район, ужасные условия. Хотя, конечно, когда растешь с детства в бедноте, иногда и понятия не имеешь, что есть что-то иное. Многие и не пытаются выбраться оттуда. Интересно жилось, скажем так.

-"Интересно" - это в каком смысле?

- В таком, что Ямайку называли одной из "адских дыр" Нью-Йорка. У нее до сих пор бешеная репутация в определенных кругах. Не знаю, какая там статистика по употреблению "крэка" на душу населения, но Ямайка должна быть в числе лидеров. Этим районом, по существу, правили уличные банды. Мне кажется, что сейчас эта "дыра" еще более "адская", чем раньше. Я там и сейчас часто бываю, навещаю родственников. Но Ямайка во многом подтолкнула меня к спортивной карьере. Унести поскорее оттуда ноги - неплохое подспорье для легкоатлета.

-Вы были членом уличной банды?

- Одно время - да. Драки, бандитские разборки являлись частью повседневной жизни. В одиночку разве выживешь? В таких местах моральные ценности вывернуты наизнанку: быть плохим - хорошо. И чем хуже ты, тем лучше.

-Вы занялись легкой атлетикой только для того, чтобы не быть проглоченным улицей?

- Что-то в этом роде. Не сказал бы, что у меня был большой интерес к какому-нибудь одному виду спорта. Все в школе чем-то занимались, ну и я решил не отставать. В той части Нью-Йорка очень важным делом считался баскетбол. Отличиться на площадке многого стоило для репутации человека. Лет в 12 я к баскетболу относился очень и очень серьезно. Да и потом играл постоянно.

-Наверняка у вас не было проблем с тем, чтобы допрыгнуть до кольца.

- Не только допрыгнуть, но и мячик в корзину положить - у меня и такой талант был. Важный для баскетбола. Я и за школьную команду играл, и за университет Эль-Пасо. Вы ведь знаете, что меня задрафтовал клуб НБА?

-Признаться, не имел понятия. Вы не шутите?

- Зачем шутить? Сами проверьте. "Финикс Санз" взял меня в 1969-м.

(Проверил. Так оно и оказалось - в 1969-м, в 15-м раунде драфта. В те годы НБА специально использовала уже несуществующие теперь низшие раунды для выбора талантов из других видов спорта - "на всякий случай". Например, олимпийский чемпион по десятиборью Брюс Дженнер тоже по совместительству играл в баскетбол и был задрафтован в 7-м раунде в 1977 году. - Прим. С.М.)

-Какое у вас было амплуа в баскетболе?

- Я был универсалом. Тренер ломал голову над тем, куда меня поставить. Прыгал я так здорово, что и центровым мог играть. Ростом, конечно, для профессионального баскетболиста не вышел, но играть умел еще как!

-В НБА играть могли бы?

- Не знаю... Менталитет там совсем другой, эмоции не те. Не тот "драйв" (Боб употребил сленговое слово, означающее "желание, нацеленность, настрой". - Прим. С.М.). После того как я отведал Олимпиаду, к баскетболу у меня уже не было "драйва". Да и вообще к спорту. Я по-прежнему любил спорт, но... Я к тому времени уже так пресытился этим делом, что мне нужна была передышка, смена атмосферы.

РАЗБЕГ

Бимон вошел в историю как автор одной из самых громких сенсаций в истории спорта, но его победа в Мехико не была неожиданной. К Играм-68 Боб подошел фаворитом, выиграв в олимпийском сезоне 22 старта из 23. С другой стороны, этот период был для молодого американца очень тяжелым. Перед Олимпиадой он принял участие в политическом протесте и был отчислен из университетской команды. Плюс к этому у него не складывались отношения с женой, наметились финансовые проблемы. Словом, в жизни наступила черная полоса. А в Мехико Бимона поджидали титаны: рекордсмены мира Бостон и Тер-Ованесян, олимпийский чемпион Дэвис...

-Расскажите, пожалуйста, о ваших проблемах с университетской командой. В чем там была суть и как это повлияло на подготовку к Играм?

- Я и другие студенты Эль-Пасо считали, что наш вуз должен бойкотировать команду мормонского университета "Бригхэм Янг", потому что мормонская церковь отличалась расистскими взглядами. Вот мы и не приняли участия в соревнованиях против этого университета. Но в Мехико все это у меня из мозгов улетучилось - на Олимпиаде я ни секунды об этом не думал. Приехал представлять США, побеждать, а не говорить о политике и обсуждать проблемы моей страны. Всему свое время и место.

-Но из-за протеста, знаю, вас исключили из университетской команды и отобрали стипендию. Кроме всего прочего, у вас перед Олимпиадой не было тренера...

- Ну и что? У меня вообще никогда не было тренера - если не считать школьного. Я сам по себе прыгал.

-Говорили, что перед Играми вас тренировал Ральф Бостон.

- Он помог... Не то чтобы он прямо так уж и тренировал, но я ему обязан многим. Если бы Ральф не дал мне совета перед последней квалификационной попыткой, меня бы и в основных соревнованиях не было. Я бы даже сказал, что часть рекорда принадлежит ему.

-Бостон и Игорь Тер-Ованесян были друзьями, насколько это было возможно в те годы. Вам довелось пообщаться с советским прыгуном?

- Не так тесно, как Ральфу. У Игоря была одна странная, с моей точки зрения, черта - он всегда пристально следил за результатами соперников. После каждого прыжка шел смотреть на табло. Мне это казалось проявлением слабости. Победы и поражения куются не в мышцах, а в мозгах. Мозги - это огромный фактор в олимпийских соревнованиях. Если бы я ходил смотреть, кто как прыгает, для меня это означало бы, что я не уверен в себе. А неуверенность приносит поражения.

А тогда, в квалификации, я первые два прыжка "запорол" и был в шаге от вылета. Тут ко мне подошел Бостон. Спокойно, говорит, Боб, расслабься. Оттолкнись за фут от черты. Что тебе, говорит, один фут? Главное - не заступить.

-Это почти в точности повторяет историю с Джесси Оуэнсом в Берлине-36.

- Ага, Лутц Лонг... Немец, который дал Джесси такой же совет на глазах у Гитлера. В Америке эту историю все знают. Вот и Ральф мне сказал то же. Наверное, как раз про Лонга с Оуэнсом и вспомнил.

-Это правда, что вы никогда не отмечали на дорожке начало разбега?

- А зачем? В чем тут смысл? Я отрабатывал разбег, но делать какие-то отметки, считать дюймы... Знай свое тело, чувствуй его - вот и все, что надо. Эти отметки - чепуха! Прыгай, и все! Пусть собственное тело тебя по дорожке ведет.

ПОЛЕТ

Пусть неуверенно, но квалификацию Бимон прошел - и получил возможность понервничать до основных соревнований. О том, чем он занимался в ночь перед "прыжком в XXI век" (как его потом окрестили газетчики), Бимон предпочел на этот раз не говорить, однако ранее признавался, что посетил бордель. Подобного рода стимуляция перед крупным соревнованием была совершенно не в характере Боба, но тут случай был особый.

- А кто на Олимпиадах не психует за ночь до соревнования? - говорит Бимон. - Я ни одного такого олимпийца еще не встречал.

-Были ли у вас какие-то собственные секреты, что-то уникальное, что вы привнесли в спорт?

- Какие могут быть секреты, если ты прыгаешь на глазах у всего мира? Ну, применял "космическую походку", когда ногами в полете перебираешь. Но ничего уникального, такого, как, например, Дик Фосбери (прыгун в высоту, который изобрел стиль "фосбери-флоп". - Прим. С.М.), я в спорт не принес. Только рекорд. Моя техника была моей. Я ее довел до совершенства для себя.

-И все-таки у вас наверняка было что-то свое, что в конце концов и принесло результат.

- (Длинная пауза.) Не люблю говорить о технике. Давайте приведу один пример, после чего сменим тему... Мало кто из прыгунов придает значение высоте прыжка. Кто-то думает, что высота только мешает длине, а это неверно. Высота и длина должны быть в идеальном соответствии. Я как-нибудь опишу все это, когда сяду писать учебник. А пока могу дать лишь один совет: смотрите мой прыжок в Мехико...

-Я видел его в хронике. Мне он показался чрезвычайно высоким.

- Верно. Так высоко тогда не прыгали. Вы думаете, тот прыжок был случайностью, один раз - и все? А я ведь мог с места, без разбега, положить оба локтя на баскетбольное кольцо. При чем тут случайность?

-Но почему тогда ваша манера не стала новым стилем в прыжках в длину? Или такие полеты были доступны только вам?

- Когда-то в журнале Sports Illustrated опубликовали большую статью, где исследовали мой прыжок с точки зрения физики. С диаграммами, векторами силы. Интересная статья, я ее сохранил. Там автор пришел к выводу, что мои мышцы испытали максимально допустимое напряжение и должны были порваться. Так что это до сих пор загадка для ученых.

-А для вас?

- Ну я-то уж знаю, как я это сделал.

-Тем не менее вы больше никогда и близко не подошли к своему же результату.

- После Олимпиады я получил травму, выступая на искусственном покрытии, и она так до конца и не зажила. Потянул мышцу бедра - и затем ни разу в полную силу прыгнуть не смог. Более того, пришлось сменить толчковую ногу с правой на левую. А прыгать с другой ноги очень трудно.

-Если бы не травма, вы могли бы вновь прыгнуть в район девяти метров?

- Не знаю. Но даже с травмой мог еще претендовать на медали. (Лучший результат Бимона после Мехико - 8,22 - принес бы ему серебро на трех последующих Олимпиадах. - Прим. С.М.) Только вот я мотивацию потерял. А если желание пропало, умение не поможет. Уже много позже мне пришло в голову, что, потеряв привычную толчковую ногу, я должен был просто перейти в тройной прыжок. Думаю, мог бы и там установить мировой рекорд, а смена дисциплины, вполне вероятно, и мотивацию вернула бы. Но тогда я до этого не додумался.

-Был ли у вас опыт в тройном прыжке?

- Еще какой! В школьные годы я выиграл известный пенсильванский турнир Perm Relays с рекордом США для моей возрастной группы. Причем выиграл-то как... Видимо, такая уж судьба у меня - если побеждать, то побеждать с громом и молнией... В общем, в первой попытке я перепрыгнул яму.

- ?!

- Да, перепрыгнул яму. Но попытку не засчитали. Сказали, что этого быть не может и даже мерить отказались (по правилам попытка не засчитывается, если прыгун не приземляется в яму - Прим. С.М.). А я на глазок прикинул, что футов 60 там могло быть (18,29 м, что равно нынешнему мировому рекорду Джонатана Эдвардса. - Прим. С.М.). Хотя нет, наверное, меньше - 56 - 57, но ведь в те годы и на 55 мало кто прыгал.

Эту попытку в тройном прыжке я сейчас вспоминаю так же, как и прыжок в Мехико. Что-то со мной происходило, чувство во время отталкивания и в полете было такое, какого я никогда, за исключением этих двух случаев, не испытывал. А когда эту попытку не засчитали, из меня как будто воздух выпустили. Правда, и во второй, засчитанной попытке допрыгнул почти до края ямы... Честное слово, лично для меня это воспоминание - на одном уровне с Мехико. Забавно было наблюдать, как судьи перепугались и начали руками махать.

-В Мехико судья вам тоже что-то сказал, когда ваш прыжок замеряли.

- Он сказал что-то вроде "так не бывает". Ну да, не бывает. Засчитали и спасибо (смеется)... Кстати, мне до сих пор принадлежит рекорд Нью-Йорка среди школьников в тройном прыжке.

ПРИЗЕМЛЕНИЕ

В день финала моросил дождик. Как вода из протекающего крана: то польет, то перестанет. Бимон прыгал четвертым. Выйдя в сектор на первую попытку, долго стоял на одном месте, повторял: "Не заступи!" Разбег был очень быстрым, как всегда. Отталкивание - идеальным, прямо с планки. Полет - невероятно высоким, явно выше полутора метров в пиковой точке. Приземление - мощным и жестким: Бимон оттолкнулся от песка обеими ногами и выпрыгнул из ямы с противоположной стороны.

Поняв, что прыгнул, в общем, неплохо, довольный Боб развернулся и, слегка пританцовывая, побежал к скамейке. Он был единственным человеком на стадионе в игривом расположении духа - потому что еще не понял, что произошло. Остальной мир замер в ожидании.

- Сразу после прыжка все побежали поближе к яме, смотреть результат, но никто ничего точно не знал, потому что измерительный прибор оказался слишком коротким. Там была такая пимпочка, скользившая на рельсике, а рельсик на такую длину никто не рассчитал - пимпочка и упала. Судьи пошли искать рулетку, это заняло немало времени, а я понятия не имел, что же случилось. Ну сломалась штуковина, а почему - кто знает.

-Разве невооруженным глазом не было видно, как далеко вы улетели?

- Ну остальные прыгуны начали переговариваться. Ральф кому-то сказал (Линну Дэвису - Прим. С.М.), что Боб, мол, за 28 футов прыгнул. Но, во-первых, Ральфовы глаза - еще не табло, а во-вторых, у меня в мозгах к тому времени совсем другие мысли были. Все, что для меня имело тогда значение, - это белый флажок. Засчитанная попытка, значит. Мне победа была нужна, не рекорд.

Так что меня интересовали не столько сами цифры, сколько то, достаточно ли далеко я улетел от остальных соперников. Ведь каждый из них по классу был достоин золота. Я их всех одинаково боялся. Русский, австралиец (Игорь Тер-Ованесян, Аллен Кроули. - Прим. С.М.), Ральф - мне нужно было прыгнуть так, чтобы ни один из них уже не достал. Вот о чем думал.

-Но даже сам факт, что замер прыжка занял чуть ли не полчаса... Неужели это не подсказало вам, что вы сделали что-то невероятное?

- Нет. То есть я догадался, что побил рекорд, но на дюйм-другой, не больше. Кто их знает, может, им всегда нужно полчаса, чтобы рекорд официально объявить... В общем, я стоял и ничего не понимал. Ждал результата.

-Но вот он высветился на табло... Вы все время говорите о футах и дюймах, то есть не знаете метрической системы. И значения этих цифр (8,90) не поняли, не так ли?

- Так. Я и до сих пор не понимаю (смеется)... Ральф подошел и говорит: "Боб, ты прыгнул на 29 футов".

-Что вы ответили?

- Мне почему-то, не знаю почему, показалось, что он говорит о ком-то другом... Вы знаете, я ведь был абсолютно уверен, что Ральф победит. Да и другого американца, Чарли Мэйза, боялся ничуть не меньше. Я был фаворитом этой Олимпиады, но сколько фаворитов до и после меня ни с чем уехало?

-Но 8,90... Если в прыжке в длину и можно досрочно гарантировать себе победу, то это - как раз тот случай. Никто до того и близко к этой отметке не приближался!

- А в том-то и дело, что нельзя. Нельзя досрочно гарантировать. Я не сомневался, что Ральф сейчас выйдет и победит.

-Но разве он сам вам не сказал, что все, соревнование окончено?

- Ну и что? Дэвис сказал, что я убил прыжок в длину. И Игорь тоже сказал что-то такое... Вы не помните что?

-"По сравнению с этим прыжком мы - дети".

- Но ведь это ничего не значит. А вот сейчас выйдут и прыгнут. Это же великие прыгуны! И Игорь, и Ральф, и австралиец, и Клаус Беер (из ГДР. - Прим. С.М.). Особенно Игорь и Ральф.

-Но после разговора с Бостоном с вами - на глазах у всего мира - случился приступ! Как вы теперь можете говорить, что не были шокированы?

- Э, это у меня сейчас приступы... Ну да, я был шокирован. На колени упал. Врачи это потом как-то там назвали. Но когда очухался, все равно боялся, что проиграю.

-И когда поверили, что выиграли?

- Когда на пьедестал взгромоздился.

После того как Бостон перевел результат Бимона в футы, новоиспеченную легенду действительно проняло. Только что расслабленный, пританцовывавший Боб понял, наконец, что сотворил. Он рухнул на колени, закрыл лицо руками и стал трястись всем телом. Только после нескольких попыток Бостону и Мэйзу удалось поднять его на ноги. Бимона тошнило, кружилась голова, по лицу текли слезы. Позже врачи поставили диагноз: "катаплектический удар", по-нашему - "очумел от радости".

Магия цифр... Уж насколько невероятным казался всему миру результат "8,90", но для Америки цифра "29" была еще более чудовищной. Дело в том, что со времен Оуэнса американцы бредили рубежом "28 футов" (8,53). Его боготворили, к нему приближались, но чрезвычайно медленно, и последний мировой рекорд не добрался и до 27 с половиной.

Бимон же одним махом выбросил цифру "28" на свалку истории: его результат был равен 29 футам и двум с половиной дюймам. При этом первый 28-футовый прыжок состоялся только в 1980 году в Москве, но он уже был никому не нужен, и восточному немцу Лутцу Домбровски не перепало ни капли заслуженной славы.

...Сразу после попытки Бимона дождь зарядил по-настоящему, но и без него настроение у соперников было уже совсем не прыгучее. "Я не могу выйти в сектор, - сказал Дэвис. - Какой в этом смысл? Выглядеть дураком?" Сам Бимон прыгнул еще раз, едва перекрыв 8 метров, после чего махнул рукой. С самим собой тягаться ему уж точно было ни к чему.

ПОСЛЕ МЕХИКО

В книге "От Афин до Москвы", не упускавшей случая провести красной нитью идеологический аспект, дальнейшая жизнь Бимона была представлена мрачно. Великого атлета, утверждало роскошное издание, преследовали дельцы от спорта, постоянно предлагавшие ему продать свое имя. Бимон отказывался, но понимал, что покоя ему уже не будет...

На самом деле все, конечно же, было не так сурово, хотя буквальные факты в книге перевраны не были.

- У меня было после Олимпиады множество заманчивых предложений. Скажем, от "Гарлем Глобтроттерз" и "Гарлем Мэджишенз" (цирковые баскетбольные труппы. - Прим. С.М.), от команд АБА (профессиональная лига, альтернативная НБА. - Прим. С.М.). Друзья меня подталкивали принять одно из них. Давай, говорят, ты же хорошо заработаешь! Но ведь для меня далеко не все дело было в деньгах!

-А в чем же? В Америке зарабатывать на своем имени - вполне приемлемое занятие.

- Да особенно уже и ни в чем. Мотивации было мало. А затем травма практически положила конец моей карьере прыгуна.

-Но в баскетбол-то могли продолжить играть.

- Охладел я к спорту... Не знаю. Взять, например, тех, кто не только стал чемпионом, но и долго держался на вершине. Карла Льюиса, например. Я вот не уверен, продолжал ли Карл любить спорт после стольких лет соревнований. Нравилось ли ему то, чем он занимается? Я достиг пика карьеры, так что дальше идти можно было только вниз. Вот и решил, что надо заняться чем-то другим.

-В этом году я брал интервью у Карла Льюиса, и он сказал, что ваш прыжок надо рассматривать отдельно от всех остальных, потому что это была идеальная, неповторимая попытка, да еще и в высокогорье.

- Эта попытка была снята на кинопленку почти 40 лет назад. Пусть каждый смотрит и делает выводы. Карл - не эксперт по высокогорью и его влиянию на прыжки. Считаю, что мой прыжок - целиком мой. Умение, талант, удача, обстоятельства - какая разница? Все это является частью любого достижения. Взять то же высокогорье - другие ведь были в тех же условиях. При чем же здесь это?

Тот же Льюис в середине 80-х чуть ли не на 30 футов прыгнул на чемпионате США в Индианаполисе (судьи тогда усмотрели микроскопический заступ и, к сожалению, результат не замерили. - Прим. С.М.). А Индианаполис, между прочим, - на уровне моря. Так что к черту все объяснения: прыжок случился, потому что он случился.

-А как насчет того, что это была идеальная, неповторимая для вас попытка?

- Мой рекорд в Мехико - расстояние от черты до ближайшей к ней отметки на песке. А эту отметку оставили не ноги, а задница: я при приземлении сел назад. Если бы не это, рекорд и сейчас бы стоял. Думаю, больше 30 футов (9,14 м. - Прим. С.М.) там было. Так что с точки зрения техники этот прыжок мне не удался. И ведь сел в песок так сильно, что на отскоке из ямы выскочил. А задница все равно по песку проехала. Ноги-то за 30 футов прыгнули, это точно.

-Многие считали, что Льюис должен был побить ваш рекорд на Играх в Лос-Анджелесе. Его тогда крепко критиковали зато, что он отказался от последней попытки, когда уже обеспечил себе золото.

- Не думаю, что Карл сделал в спорте все, что мог. Уверен, он мог бы побить мой рекорд, если бы использовал возможности, что у него были. Тот же Лос-Анджелес... Когда у тебя что-то получается - иди до конца! Мне кажется, что Карл не всегда выжимал все из благоприятных ситуаций. Он должен был уйти из спорта с рекордами и в прыжке, и в беге. Не знаю, понятно ли я излагаю, но мне кажется, что он никогда не был настроен на рекорды. С делал только то, что нужно для победы, - и хватит. Поэтому, наверное, рекорд побил не он, а Пауэлл.

-Что, кстати, скажете о нынешнем рекордсмене?

- Мне кажется, что Майка Пауэлла обделяют вниманием. О нем не говорят так много, как обо мне, правда? А ведь рекорд давно уже принадлежит ему. Все дело в том, как он побил рекорд. Наверное, все хотели, чтобы он сделал, как я - запрыгнул далеко за предыдущую отметку. На 30 футов с лишним, например. Рекорд стал большим событием, принес Майку много радости, но... Не тот калибр. Не хватило чего-то.

ПЯТЫЙ В СПИСКЕ

-Дуэль Пауэлла с Льюисом на чемпионате мира-91 в Токио, в ходе которой был побит ваш рекорд, - возможно, лучшее соревнование в истории прыжков в длину.

- Согласен.

-Что вы чувствовали, когда следили за этим турниром?

- А я не следил. Я до сих пор этих прыжков не видел. Я и узнал о рекорде Пауэлла из телефонного звонка. Один приятель позвонил.

-И что вы сказали?

- Хорошо, сказал. Рад за Майка.

-И не были разочарованы? Получается, что в XXI век вы все же не прыгнули.

- Э... Я смотрю на это так. Я прыгнул на Олимпиаде, а это - самая главная арена. Все самое великое, что может сделать легкоатлет, может быть сделано только на Олимпиаде. Так что это еще вопрос, какой рекорд важнее - олимпийский или мировой. А олимпийский у меня...

Кстати, в Атланте Карл Льюис спросил у Майка: "Отдал бы ты рекорд за одну из моих золотых медалей?" Угадайте, что Майк ответил. Вот именно: "Конечно, отдал бы".

-А чем, кроме масштаба мероприятия, отличаются прыжки на Олимпиаде от остальных соревнований?

- На Олимпиаде все решает не столько природный талант, сколько голова. Стратегия, хладнокровие. Карл, кстати, - мастер этого дела. А еще был дискобол Эл Ортер. По чистому таланту он никогда в фаворитах не ходил, но на Олимпиадах всегда выигрывал - четыре раза! Потому что вникал в олимпийскую психологию. Так что мировые рекорды мировыми рекордами, а Олимпиада - особое дело.

Хотите верьте, хотите нет, а я из своего олимпийского опыта вот какую вещь вынес: не нужно ехать туда за рекордами. Столько спортсменов приезжают на Игры фаворитами, с намерением побить рекорд, даже ожидая, что его побьют, и уходят ни с чем. Так что в небесах парить не стоит. Ходите, парни, поближе к земле - оно лучше.

-Sports Illustrated поставил ваш прыжок пятым в списке величайших событий XX века в американском спорте.

- Причем выше меня - только командные достижения... Не помню, кого они назвали первым.

-Победу сборной США по хоккею в Лейк-Плэсиде.

- Ну да, команда. Это превзойти трудно.

-Чем занимаетесь сейчас?

- Так, всем понемножку. Написал автобиографию в соавторстве с женой. Участвовал в кампании Нью-Йорка за Олимпиаду-2012. Занимаюсь благотворительностью: провожу ежегодный турнир по теннису и гольфу с участием знаменитостей. Сборы идут в детские фонды. Для себя зарабатываю речами: многие компании платят знаменитостям, чтобы выступали перед служащими, делились опытом, подавали пример.

-Как обычно реагируете на попытки умалить ваше достижение, объяснить его высотой, ветром, прочими факторами?

- Люди любят придумывать объяснения вещам, которые трудно осознать. Да, мол, тут все дело в высокогорье. И ветерок дул, причем со скоростью как раз два метра в секунду (максимально допустимая для рекорда сила ветра. - Прим. С.М.). И дорожка была "быстрой". И дождь пошел сразу после моей попытки. И то, и другое, и третье...

А в Пекине-то уже 40 лет исполнится, как мой олимпийский рекорд стоит. И стоит ведь. Хоть Пауэлл и прыгнул дальше, а мой прыжок - до сих пор рекорд. И Карла пережил, и Майка, и всех остальных.

-А если ваш рекорд побьют в Пекине...

- ... то побьют. Зато у меня останется нечто другое - достижение, выходящее за рамки понимания. То, о чем не то что мечтать - думать не могли. Вот что у меня останется.

-Beamonesque?

- Beamonesque.

Слава МАЛАМУД

Норт-Майами-Бич