ХОККЕЙ
Владимир ПЕТРОВ: "У БЫКОВА ВЕЛИКИЙ РЕЗУЛЬТАТ,
НО И БИЛЯЛЕТДИНОВ СОЗРЕЛ ДЛЯ СБОРНОЙ"
Мы говорили с легендарным центрфорвардом ЦСКА в Германии - в ходе одного из последних матчей чемпионата мира. Петров поразил: хоккей читал, как открытую книгу. На часок приоткрыл ее и мне, корреспонденту "СЭ". Спасибо, Владимир Владимирович.
- Что вам нравится на этом чемпионате?
- Сколько на трибунах российских болельщиков. Это меня просто поражает. Здорово, что мало полиции - и никаких беспорядков. Люди отдыхают, веселятся. Мне не нравится, когда в России на крупных соревнованиях все заорганизовано. А в Кельне все просто и доступно.
- Вы в Быкова как тренера верите?
- Когда-то я сказал, что Тарасовыми сразу не становятся. У Быкова и Захаркина идет становление, а уже выиграли два чемпионата мира. Выдающийся результат.
- А может, им просто повезло?
- И это тоже. Созрело целое поколение, отлично играющее в НХЛ. Оно и дает результат.
- А кто, кроме Быкова? Что делать, если он вдруг решит уйти?
- Да пожалуйста - у нас есть Билялетдинов. В 2000 году он был еще не готов тренировать сборную. А сейчас - вполне. Мне кажется, Саша уже устал от "Ак Барса". Приостановил в Казани свой рост. Для того чтоб шагнуть на новую ступень как тренеру, ему надо искать новые возможности.
А вообще хорошие кадры есть. Сборную могут взять и Михайлов, и Михалев. Почему нет?
- Билялетдинова вы назвали Сашей. Прямо как в игровые времена.
- Конечно. А что - мне его Зинэтулой называть? Для меня он навсегда останется Сашей.
- А кто для вас тренер номер один в России?
- Анатолий Тарасов.
- Считаете себя его преемником?
- Сколько таких преемников Тарасова осталось-то? Только Борис Михайлов да я. Правда, я скорее был функционером, а не тренером. Хоть знаний хватило бы и на тренера.
- Многие говорили, что именно вы из того тарасовского ЦСКА были особенно расположены к тренерской работе.
- Да. Я был способен тренировать. Даже сейчас могу.
- Так почему бы вам за это не взяться?
- Предложений никаких. В России вообще проблема - человека выучат, а потом не дают работать. А ведь ум у меня аналитический, тренерский. Я хоккей смотрю совершенно по-другому, не как болельщик. Остаюсь профессионалом. Тренером надо родиться. А место таким людям должна находить федерация.
- Когда говорите все это Третьяку - что он вам отвечает?
- Я ему об этом не говорил.
- Почему?
- А зачем? Он человек относительно молодой, имеет свой взгляд. Нас - не спрашивают, не интересуются. Когда лезешь с советами сам - это в хоккее плохо воспринимается. Хоть я - заслуженный тренер России.
- История с курением в сборной вам смешна?
- Для меня она прошла мельком, в пол-уха. Глупости какие-то. Ну курит человек, и что? Это большая новость? В хоккее курили, курят и будут курить.
- В ваши времена курили многие?
- Сам я к сигаретам не прикасался, Михайлов с Харламовым тоже. А Васильев, например, курил.
- Когда-то тренер Цыгуров учил молодого Быкова: мельтеши, мол, перед Петровым, цепляй его клюшкой. Вы разозлились - и едва не размазали хрупкого Быкова по борту.
- Это было сто лет назад, Слава был еще мальчиком. Как в жизни, так и в хоккее надо уметь себя поставить.
- А у вас, Владимир Владимирович, никогда не было перегиба с желанием себя поставить?
- Нет. Хоккей предполагает такое поведение. Я всегда задавал лишние вопросы. Всегда хотел понять, почему так, а не эдак.
- А как же история - якобы вам пришлось просить прощения у команды, чтоб вас вернули в тройку к Харламову и Михайлову?
- Я никогда ни у кого прощения не просил. Даже из ЦСКА ушел сам, меня Тихонов уговаривал остаться.
- Знаю, Локтев отправил вас тренироваться в одиночестве.
- И ничего страшного - я держал себя в тонусе, тренировался с "Зорким" в Красногорске. Был готов играть. А потом мне вдруг позвонили: прилетай, мол, в Челябинск. Быстро собрал вещи и полетел.
- Вы были жестким игроком. А вам самому от кого досталось больше всего?
- Да от нашего же хоккеиста! Не помню, с кем играли - но Курдин, партнер по тройке, нанес мне страшный удар. Играли в меньшинстве, он врезался. Я получил сильнейшее сотрясение мозга.
- Носилки были?
- Да. Я потерял сознание, потом недели три не играл. Врач Игорь Силин ко мне домой приезжал. Но вообще-то Харламову от канадцев еще крепче досталось.
* * *
- Как строится ваш сегодняшний день?
- В Красногорске жизнь простая и хорошая. У меня свой дом. Встал - обязательно зарядка, работаю с отягощениями.
- Серьезными?
- Уж точно не такими, как когда-то в ЦСКА. У меня пятикилограммовые гантельки, делаю упражнения с частыми повторениями. Каждую неделю - два разгрузочных дня, когда хожу в баню. В четверг с друзьями, в воскресенье - с семьей. Еще с утра читаю газеты, лезу в интернет - что там есть новенького. Если игрались какие-то матчи, а я не успел посмотреть - пересматриваю. Необязательно хоккейные. Плюс надо за сыном в школу съездить, приготовить обед. Такая моя жизнь.
- В бане выдерживаете такие же адские температуры, как когда-то Тарасов?
- Такие, кроме него, никто не выдерживал.
- Не скучно вам, когда организм просит большого дела?
- Да я себе нахожу работу-заботу. Являюсь одним из консультантов "Единой России" в области спорта. Фильмы создаю о великих наших хоккеистах.
- Сколько уже создали?
- Двадцать. В 2000-м получил Т эффи за документальный фильм про Харламова. А последний фильм был художественный, тоже про Валерия. Называется "Овертайм".
- На этих фильмах что-то зарабатываете?
- Иногда. Но главная проблема, наоборот, добыть деньги.
- В свое время вы возглавляли федерацию хоккея. Какой черты характера вам не хватило, чтоб и сегодня ее возглавлять?
- Как сейчас понимаю, тогда я не был готов руководить федерацией. Хоть многое, что сделал, до сих пор работает. Даже люди, которых приглашал. А не готов я был потому, что пришел в федерацию хоккеистом.
- Сейчас все было бы иначе?
- Конечно. Сейчас я могу. Только сам уже не пойду.
- Ни за что?
- Ну разве что меня высокие инстанции попросят - тогда может быть.
- А почему они должны просить?
- Вижу: федерация теряет свои позиции. Вот и все.
* * *
- В фильме о Харламове какой эпизод дался тяжелее всего?
- Надо было как-то отобразить участие в трагедии Виктора Тихонова. Но не хотелось его очень уж обижать - как косвенного виновника происшедшего - значит, надо было что-то придумывать. Вот мы и собрались, словно на тайную вечерю. Белый стол, сидят апостолы - и каждый что-то говорит. Вот эта сцена была тяжелой.
- Серьезный момент.
- Для нас было главное - показать, что Валера жив. Что для него это как бы дополнительное время. Что у него есть шанс. И что у людей, которые были с ним вместе, тоже есть дополнительное время - чтоб понять себя и свою роль в этой жизни.
- С самим Тихоновым о гибели Харламова когда-нибудь говорили?
- А зачем?
- Для себя что-то прояснить.
- Каждый человек понимает в душе, что он сделал плохо, а что хорошо. Зачем лишний раз обострять?
- Полагаете, Тихонов все понимает?
- Уверен, что понимает.
- Есть ли какая-то история о Харламове, о которой мало кто знает?
- После Суперсерии 1972 года Валеру признали выдающимся хоккеистом современности. И НХЛ пригласила его на финальный матч Кубка Стэнли. Валерий поехал - и вернулся оттуда со свертками. Потратил чуть не всю валюту, которая у него была, на то, чтоб купить модные сапоги на платформе Татьяне Егоровне, жене Бориса Михайлова, и моей супруге. Понимаете, мы были - будто одна семья.
- Смеялись над каким-нибудь его поступком, фразами?
- У него поговорочка была - "тридцать три". По делу и без дела. Что-то говорит, а потом вдруг: "Тридцать три". Это нас всегда веселило.
- Он действительно пользовался фантастическим успехом у женщин?
- Так это надо женщин спрашивать, которые были в его жизни. Я много чего знаю - но не стану говорить. Хоть в моем фильме выступает одна женщина, которая рассказывает как раз об этом. Посмотрите, вам любопытно будет.
- Во сколько обошелся документальный фильм о Харламове?
- Десять лет назад - около 30 тысяч долларов.
- Про кого мечтаете снять фильм - но еще не получилось?
- О братьях Рагулиных. В "Крыльях Советов" я играл с Антоном и Мишей, в ЦСКА - с Александром Палычем. Они очень меня поддерживали, помогли стать знаменитым хоккеистом Петровым.
- Чувствуете, что эти фильмы кому-то нужны, кроме вас?
- Поначалу все говорят: "Зачем тебе это надо? Спокойно живи…" А потом выходит фильм - и начинается обсуждение, полемика. Если полемика началась - значит, проект удался. Хоть хоккейный народ - малословный. Услышать что-то хорошее сложно. Тем не менее мне сказали: "Да, хороший фильм". Я и сам знаю, что сделано было профессионально. Не легковесно.
- Где ваши фильмы можно купить?
- Приезжайте на "Горбушку" - там что угодно найдете. Я сам кассеты не продаю. А фильмы создавал - будто отдавал долг. Как сейчас создаю музей хоккейной славы России. Виртуальный-то музей у меня давно готов, материалы собраны. Хоть этим должны заниматься федерация или КХЛ.
- Где будет этот музей?
- В красногорском районе есть торгово-развлекательный центр "Вэйпарк" - между Ленинградским и Волоколамским шоссе. Но особой поддержки пока не вижу, только зависть. Что ж, я в этом смысле человек закаленный.
* * *
Неподалеку от нас сел в кресло Борис Михайлов - и Петров сменил тему:
- Борис закончил играть раньше времени. А мог бы до сорока забивать. Но ему искусственно не дали играть. Я тоже ушел только потому, что создали обстановку - пора уходить.
- Вы счастливый человек?
- Да. Я проживаю уже не первую жизнь. У меня дети, внуки. Прекрасные друзья. Видите, вот экземпляр сидит напротив.
Борис Михайлов деланно возмутился:
- Ты меня не привязывай, черт кудрявый…
- Спокойно, не подслушивай, - сказал Петров. - Представляете - и так он всю жизнь!
Борис Михайлов пододвинулся ближе:
- Громче говори, я не слышу.
- О ваших спорах с Михайловым анекдоты ходили. Вы ведь в Архангельском жили в одной комнате? - спросил я Петрова.
- Мы даже из-за форточки могли спорить. Я открываю, он закрывает. И все это несколько раз повторяется. Но как-то притерлись, до сих пор дружим.
- Кто из вас был любителем открытых форточек?
- Я. Мне всегда воздуха не хватало, а Борису надо было, чтоб наоборот. Пожилой человек, что поделаешь.
- Была хоть одна серьезная размолвка?
- За всю жизнь - ни одной.
* * *
- Брежневу руку жать приходилось?
- Возможно, мы с ним встречались. Но куда чаще - с министром обороны Гречко. Вот кто мог приехать на базу в Архангельском без предупреждения.
- Военный мундир у вас сохранился?
- А как же! Мы с Борисом - полковники. У нас все нормально: если чего-то недобрали в хоккее - добирали потом. Но недавно достал я этот мундир, чтоб сфотографироваться. Чувствую - не налезает. Маловат оказался.
- Вы Тарасова изучили, как никто. Самая потрясающая его черта?
- Он не держал в себе обиду - чтоб потом отомстить. Раскричится, сразу все выплеснет, - и все.
- Кто-то осмеливался ему всерьез перечить?
- Я.
- И как же это выглядело?
- Вот, к примеру, у нас была установка, а я накануне простыл. Вы ж знаете, раньше форму надевали полумокрую. И вот на установке сижу и кашляю. "Петров, прекратите!" - " А что я могу сделать?!" Тарасов терпел-терпел, потом поворачивается к врачу: "Доктор, вылечите хоккеиста Петрова". А я дерзкий был - в ответ: "Сначала вылечите тренера Тарасова, а потом уж хоккеиста Петрова".
- С ума сойти. И что Тарасов?
- А ничего. Только сказал: "Выйдите". Раз обратился на "вы", значит, хотел подчеркнуть значимость события.
- Кроме Харламова, чью смерть вы переживали особенно тяжело?
- Когда я пришел к власти в федерации хоккея, словно мор пошел среди выдающихся хоккеистов - умерли Альметов, Александров, Трегубов, Сологубов. А ведь всех этих людей я знал. Конечно, переживал. Но тогда же понял: все мы со временем черствеем. Если события повторяются - относимся как к должному.
- Помните, как узнали о смерти Харламова?
- Никогда не забуду. Я уже не играл - воевал с Тихоновым по поводу того, чтоб меня отпустили в Ленинград. А прикомандирован был к спортивному клубу армии - курировал сборы детско-юношеской команды ЦСКА. И вот накануне вылета сборной в Канаду заехал на тренировку попрощаться с ребятами. Валерка ко мне подошел: "О, смотри, мне дали другую форму. Наверное, не поеду". - "Да ладно, - отвечаю. Ты лучший - и не поедешь?!" - "Точно не поеду".
- Успокоили?
- Говорю: "Если не поедешь, скоро увидимся. А мне сейчас некогда, надо Наро-Фоминск проверять". Ну вот, сборная отправилась в Канаду, а Валерка остался. И в один из дней приезжаю я домой, смотрю: теща ковры вытряхивает. Никогда такого не было. А оказалось, это она на нервной почве. Увидела меня, говорит: "Срочно езжай в ЦСКА, Моисеев разыскивает. Харламов разбился". "Неужели опять, - говорю, - Валерка во что-то влип? В какой он больнице?" Теща отвечает: "Насмерть…"
- Помчались в ЦСКА?
- Да. Там получил задание - срочно искать место для похорон. Поехали с Володей Лутченко в Моссовет выбивать место для Валеры. Только там узнал, что кладбище может быть "перспективным".
- Это как?
- Нам сказали: "На Новодевичье никак, на Ваганьковском есть место только на отшибе. А вот Кунцевское - хорошее, перспективное. Там скоро будут многих знаменитых людей хоронить". Так и случилось - Бобров на Кунцевском оказался, Кулагин. Я сам место выбирал. Труднее всего было организовать, чтоб мать Харламова в пути ничего не узнала.
- Она из Испании возвращалась?
- Да. Ехала поездом, и надо было, чтоб радиотрансляции рядом не было. Хоть весь мир уже говорил об этой трагедии. Она обо всем узнала уже в Москве, когда вошла в квартиру. Я не могу передать, как меня трясло все эти дни.
- Вас называют великим хоккеистом. Вы были великим?
- Величие определяется делами - а я много что сделал. Эпштейн все говорил: "Петров, как же я тебя пропустил, елки-палки? Ты областник, я в Московской области всех просматривал. Как же ты мимо меня проскочил?!" До конца дней понять не мог. Вы спрашивали - счастливый ли я человек? Еще какой счастливый. С такими проблемами по здоровью, что у меня были, большинство умирают - а я выжил. Подробнее говорить не хочу, но то, что я остался жить, многое для меня прояснило. Видимо, там я не нужен - а нужен здесь.
- Вы все это, видимо, о случае в "Прибалтийской", когда вас едва не зарезали осколком бутылки?
- К тому случаю в "Прибалтийской" мне возвращаться не хочется. Там никакого осколка не было, случилось совсем другое. Видите, какой у меня шрам остался? Это ж не просто так... Но и после, поверьте, много чего было. Помогли имя и здоровье. Если б на моем месте был простой товарищ Пупкин, врачи и возиться не стали бы.
- Последние слезы в вашей жизни?
- На днях. Когда наши обыграли Канаду - и я прослезился от радости, и Борис Михайлов.
- В вашей жизни много было мистического?
- То, что до сих пор жив. Еще могу предугадывать события, которые еще не произошли.
- Например?
- Из последних - я точно предугадал, кто победит в четвертьфиналах. До последнего результата. Даже с немцами угадал.
- Самый отчаянный поступок вашей юности?
- Однажды увидел - тонет мальчишка. Есть у нас в Красногорске пруды. Кинулся его спасать - и едва сам не утонул. Поднырнул под парня и начал выталкивать наверх.
- Когда в последний раз удивили самого себя?
- Когда женился второй раз. Родился сын, ему пятнадцатый год. Вон они сидят. Хоккеистом не будет, только в теннис поигрывает. Хочет банкиром стать.
- Самое интересное, что привезли из-за границы при советской власти?
- Мы тогда везли мохер. Форму в одну сумку, а по остальным распихивали мотки эти. Раз на таможне сумки открыли - и мотки по всему аэропорту покатились. Таможенник обомлел: "Это что же такое-то?!" А один из наших отвечает: "У нас жены рукодельницы…"
- Забавно.
- Но вообще я вез пластинки. У меня была большая коллекция.
- Больше, чем у Харламова?
- Больше. Еще везли книги - когда выезжали в ГДР, в группу войск. И немецкие сервизы.
- Что стало с вашими пластинками?
- Я переехал, все осталось старшему сыну. Не знаю, что с ними сейчас.
- Какие-то из пластинок ваша память сохранила как особенные?
- Сальваторе Адамо, Алеша Дмитриевич… Вы о таких исполнителях, наверное, и не слышали.
- Слышал, почему же.
- Мы, кстати, с артистами дружили, нас часто приглашали на выступления. Самый потрясающий концерт того времени - "Бони М" приехали в Москву. На лучшие спектакли ходили в Ленком, на Таганку. На стене у Любимова в его крошечном кабинетике есть и мой автограф.
- Высоцкого знали?
- Знал. До сих пор вспоминаю интонацию, с которой он говорил: "Если человек талантлив, то талантлив во всем". Володя на старую базу в Архангельском приезжал с Борей Хмельницким. "Машина времени" только-только начиналась - так Андрюша Макаревич приехал, в столовой у нас выступал.
- Высоцкий был человеком удивительной физической силы. Некоторые из его упражнений хоккеисты наверняка повторить не могли.
- Не знаю. Но и сами хоккеисты выполняли удивительные вещи - это точно никто бы не повторил. Рассказывать страшно.
- Например?
- С блином в руке надо было прыгать через забор метра в полтора. Тарасовская выдумка.
- Приземлялись на блин?
- Это уж как хочешь - хоть на голову, хоть на блин. Мишаков как-то башку разбил - как приземлился на этот блин головой, кровища во все стороны. "Женя, иди к врачу!" - "Не пойду…"
- Есть что-то, о чем мечтаете - но позволить себе не можете?
- Я - человек простой. Никуда из своего скромного Красногорска не уезжал - и считаю, правильно сделал.
- Это родительский дом?
- Новый участок. А родительский администрация забрала под строительство. Прохожу мимо этого места - уже многоэтажки стоят. Вспоминаю, как из сада яблоки мешками возил в команду.
- Не вы один яблоки возили в багажнике.
- Еще Тарасов. Он вообще нормальный мужик был. Не бегал по номерам, не выискивал, не прислушивался за дверью. Этого за ним не было.
- Зато вы этого в ЦСКА потом насмотрелись.
- Потом - да. Но такой стиль работы был у других тренеров. Никуда не денешься.
Юрий ГОЛЫШАК |
Кельн - Москва |