Газета Спорт-Экспресс № 135 (6786) от 25 июня 2015 года, интернет-версия - Полоса 8, Материал 4

ХОККЕЙ

СВОЯ КОЛОНКА

ЧАСЫ ОТ НАЗАРОВА

Игорь РАБИНЕР

...С того дня прошло пятнадцать лет, и ни разу - поверь, Андрей, ни разу! - я больше не надевал часов. Так было досадно, что на турецком пляже у меня украли твой подарок на день рождения. Я не раз представлял, как ты ловишь этого воришку и метелишь его кулачищами, натренированными в ледовых боях с Питером Уорреллом.

Ценность подарка заключалась не в его стоимости. А в том, что, где бы я ни оказался, он мысленно возвращал меня в калифорнийский фрагмент моей молодости. И напоминал о тебе - тогда еще не Викторовиче, а молодом и веселом хоккеисте "Сан-Хосе Шаркс", первом русском тафгае, который вернул меня в журналистику.

Помнишь ли ты об этом много лет спустя, сурово, но эффективно взращивая в "Тракторе", "Витязе", "Северстали" и "Донбассе" по отдельности будущую супертройку Панарин - Шипачев - Дадонов? А теперь возглавив клуб, где эти повзрослевшие парни порвали всех в Кубке Гагарина?

Ни о каком таком Кубке в 90-е мы с тобой не догадывались. А просто жили поблизости под пальмами Сан-Хосе. Это было другое время - люди больше доверяли и общались друг с другом, не подменяли фальшью интернета дыхание жизни.

Моя репортерская карьера тогда подвисла. В Штатах приходилось заниматься другими вещами, а в "СЭ" передавал заметки для удовольствия. Доходов это почти не приносило. Будущее было в тумане.

Мы познакомились во время тренировочного лагеря, записали бодрое интервью. Но вы с Витей Козловым абсолютно не были обязаны принимать меня в свою компанию. А то еще напишет чего лишнего...

Но почему-то приняли. В ту пору приезжие команды в НХЛ не улетали сразу после игры. Вы шли к гостевой раздевалке, забирали тамошних русских, и мы отправлялись в единственный открытый допоздна в Сан-Хосе ресторан. Пропускали по паре-тройке кружек пива, толкуя за жизнь.

Так с твоей подачи я и перезнакомился со всей нашей энхаэловской братией. Лишнего знал - ой-ой-ой сколько. Но никогда об этом не написал.

Вы с Витей это поняли быстро. И другие, поначалу сомневавшиеся, стоит ли откровенничать при журналисте, постепенно стали доверять. Общались без прикрас - и я видел не плоских, лубочных, а настоящих людей.

Неформальные разговоры способствовали налаживанию отношений лучше, чем десятки интервью. И в редакции "СЭ" это увидят и отправят меня на первый большой турнир в жизни - Олимпиаду в Нагано. Никогда не забуду, что это произошло благодаря тебе.

Однажды ты посреди тяжелейшего энхаэловского сезона доберешься до моего дня рождения. Вначале чуток застесняешься, но, будучи человеком общительным и развитым, быстро начнешь солировать. Моя бабушка, которой было уже далеко за девяносто, покачает седой головой: "А хоккеисты, оказывается, умными бывают!" Она проживет 101 год. И не раз будет вспоминать Назарова.

А в августе 97-го я пойму, как ты, тогда 23-летний, уже способен влиять на людей.

Мы полетим под Филадельфию на предолимпийский сбор - ты пахать, я все это дело описывать. Вечером перед вылетом всей бандой, на снятом лимузине, рванем в Нью-Йорк. Чуток погулять. А наутро я обнаружу себя без половины одного зуба и с фингалом под глазом.

Не без труда вспомню, как меня, кулем рухнувшего спать на диване в гостиной - пить с хоккеистами, это, знаете ли, пуд здоровья нужно иметь, - вдруг принялся лупасить один игрок, которому, видимо, захотелось лечь на этот диван самому. До того мы с ним были в отличных отношениях. Но тут его посетила "белочка".

Наутро я потребую извинений и небольшой по хоккейным меркам компенсации на лечение, в противном случае пообещав огласку. Игрок откажется. Тут встанет Назаров. И веско скажет ему: "Наделал дел - нужно отвечать". И вот тут уже возражений не последует.

Спустя время Андрея обменяют в "Тампу". И после этого мне как-то быстро в стране Америке наскучит, и я засобираюсь домой. Прилетать в Калифорнию стану от случая к случаю. Стараясь подгадывать визиты к выездным матчам Назарова в Сан-Хосе.

...Я редко пишу о российском хоккее. Вот и за карьерой Назарова-тренера наблюдаю со стороны. И часто улыбаюсь, узнавая в экстравагантных поступках не похожего ни на кого человека, с которым мы сошлись почти двадцать лет назад.

Не могу и не хочу оценивать его беспристрастно. Даже когда он буйствует до состояния явной неправоты, вспоминаю старину Рузвельта: "Это сукин сын, но это наш сукин сын". И просто за него болею.

И радуюсь, что он заработал такой шанс для роста, как СКА, и волнуюсь, получится ли. И по инерции смотрю на запястье, чтобы отсчитать время до начала его первого матча. Так хочется увидеть на нем часы, подаренные Назаровым. Но в них, поди, по сей день щеголяет поседевший турецкий воришка...