ХРОНИКА
Обозреватель “СЭ” навестил известного телекомментатора, который пережил два инсульта.
Владимир ПЕРЕТУРИН: “ЕЩЕ НЕ УМЕР. НО НЕ ВСТАЮ”
Не помню, что это был за день. То ли праздник, то ли выходной - я шел по пустой Москве. Казалось, этим утром я в городе один.
Накануне я звонил Владимиру Перетурину, звезде советского телевидения, - и не узнал этот голос. Он и вправду стал совсем другим.
Когда-то, в прошлой жизни, я точно так же дозвонился до Николая Озерова - и не узнал: “Могу услышать Николая Николаевича?” Озеров ответил чуть огорченно - но не удивленно:
- Это я.
Думаю, звонок мой тогда вписался в череду тогдашних обид - изгнание с телевидения, вынужденные поездки с какими-то устными выпусками по стране. А тут еще и корреспонденты не узнают голос, известный вчера еще всей стране.
Владимир Перетурин тоже не удивился.
- Владимир Иванович, это вы?
- Я.
- Как себя чувствуете?
- Пока не умер…
- Хочу зайти к вам, поговорить.
- Ну приходите, - равнодушно ответил Перетурин.
Второй инсульт привязал его к постели. Который месяц мир для Перетурина - полутемная комната. Небольшой, ламповый еще телевизор с бесконечным футболом. Книжный шкаф и две фотографии - мой герой с Бесковым и Яшиным. Металлический поручень койки.
Исхудал Перетурин до неузнаваемости. Говорит односложно - хоть чувствую, мне рад. Все ж новое лицо.
Напутствует собравшуюся в магазин жену:
- Купи воды зелененькой…
- Это тархун? - почему-то шепотом переспрашиваю я.
- Не тархун! - поправляет меня Перетурин. - Американская.
- Кока-кола! - радуюсь я.
- Зеленая кока-кола не бывает, - укоряет меня Владимир Иванович.
- Спрайт, - разъясняет из коридора супруга Ольга. - Он прежде кока-колу любил, а сейчас на спрайт перешел. Все, я пошла.
Я напоминаю, как ходили когда-то вместе в Астраханские бани и общались довольно мило - но Перетурин меня, конечно, не вспоминает.
- Ну как же! - переигрываю я, всплескивая руками. - Еще Нилин Александр Палыч с нами ходил. А вы мне рассказывали, как играли против тбилисского “Динамо”. Гол забили в свои ворота - а тот оказался для Тбилиси тысячным в высшей лиге. Ждали грузины этого гола как праздника, подарки готовили для забившего, а вы им все испортили. Потом переписали этот гол на Владимира Баркая - но уже безо всяких праздников…
Перетурин чуть улыбается.
- Был такой гол! - вспоминает. Лицо чуть проясняется. - В Тбилиси это было (на самом деле этот гол стал уже 1012-м на счету тбилисцев. - Прим. “СЭ”). Я против Миши Месхи играл. Потрясающий футболист. Для меня страшнее соперника не было. Но обыграть меня не мог! Всех на свой финт ловил - а меня не мог. Нормально я справлялся.
- Самый переоцененный футболист тех лет?
- Лобановский!
- Вот так ответ.
- Ничего в нем особенного не было. Хотя угловые подавал божественно. Это было. Против Лобановского я тоже играл. До Месхи ему далеко было!
- До Стрельцова тоже?
- Я к Эдику в тюрьму ездил!
- Как вас туда занесло?
- Он в Вятлаге сидел, а я как раз в Кирове играл. Дай-ка, думаем, навестим. Отправились с приятелем. Оказалось, Эдика в лагере библиотекарем назначили. Не цветущий он был, конечно…
- Так легко было попасть к Стрельцову на свидание?
- Наш шеф был - генерал милиции Носаков. Как скажет - так и будет. В том лагере не один же Эдик был, еще футболисты. Пара человек из Горького. Как-то приезжаю туда с ЦСКА, подходит ко мне незнакомый дядька - и рассказывает: “А Костя-то, друг твой, умер…” Как раз тот, который сидел - а мы его навещали.
- Играть против Стрельцова приходилось?
- А как же?! Пригласили меня в “Адмиралтеец”. Приезжаю в Ленинград - а команду разогнали, осталось только “Динамо”. Стал за него играть. Нашему центральному защитнику Леве Шишкову говорю: “Эдика не трогай!” Тот усмехнулся. Выходит на поле - и сразу Стрельцову по ногам. А тот здоровенный, разозлился - по нашему Леве пробежал и забил…
ДВА РАЗНЫХ МИРА
Я пытаюсь представить себя на его месте - и мне становится страшно. Перебирать воспоминания с утра до вечера - надеясь, что и после второго инсульта случаются выздоровления. Удалось же справиться с первым.
С экрана толкуют о чем-то новые звезды. Я сажусь у края кровати - и передо мной два мира. Слева герои сегодняшние. Справа поправляет одеяло тонкой, почти прозрачной рукой человек, чье “Футбольное обозрение” ждали все-все-все. Я, во всяком случае.
Выключаю звук - и звезды сегодняшние с этой секунды шевелят губами беззвучно. Ламповый телевизор теперь похож на аквариум.
К сегодняшним у Перетурина оказался приличный счет. Вспоминает всем известные фамилии - и голос его крепчает. Кажется, даже приподнимается на подушке:
- Этого - выгнать. Непрофессионал. Идиот полный. А этот - негодяй! Все учит, учит: “Надо было так…”
- Раздражают вас?
- Жутко раздражают!
- Так выключите звук. Не слушайте.
- Я так не могу. Всегда смотрю со звуком.
Со стенки над кроватью смотрит на меня фотографический Владимир Иванович из 90-х. Улыбается, держит в руках огромный арбуз, а люди вокруг хлопают. Мне кажется, я слышу эти аплодисменты сквозь годы.
Тот Перетурин был чуть снисходительнее.
Какие-то новости узнает от меня: “Кесарев умер”. - “Мы же не так давно общались. Год назад или два. Вы точно знаете, что умер?”
Какие-то знает:
- Нина Еремина недавно умерла. Вы слышали?
- Слышал, Владимир Иванович.
- Я так расстроился! Нина была настоящий профессионал. Репортажи изумительно вела, глупости не говорила. Сейчас-то глупости говорят постоянно. Красивая была женщина.
ОТСУТСТВИЕ ДЕНЕГ
- Кто-то из телевизионных людей рассказывал мне, почему случился инсульт у Владимира Маслаченко. Духота в Останкино.
- Да нет там никакой духоты, ерунда это. Но вот меня схватило - и все… Никто не может объяснить почему. После первого я долго восстанавливался, но ничего, встал. Еще года три поработал. Пока второй не хлопнул. Голова болит страшно, кружится… Врач приехал - сразу определил.
- На первом этаже видел инвалидную коляску. Не ваша?
- Нет, моя вон, у вас за спиной. Изредка меня вывозят. Когда погода нормальная.
- Не встаете вообще?
- Лежачий больной! Еще не умер - но не встаю…
- Главное неудобство в нынешнем положении?
- Отсутствие денег. Никто не дает!
- Пенсия у вас какая?
- Маленькая совсем. Государство отстегнуло 15 тысяч, что ли… Или 12? Надо у жены спросить. Один человек помог, больше никто.
- Это кто же?
- Коля Толстых узнал, что я лежу, позвонил, пригласил жену. Передал ей 50 тысяч рублей. Я был поражен!
- Я тоже. Передал от себя лично?
- Не знаю, где он взял… С работы копейки никто не передал. Вот такой человек - Коля. А негодяи сейчас набросились на него.
- Телевидение не помогает?
- Не-е-т… Ребята иногда дозваниваются. Из Питера с камерой приезжали, снимали меня. С Украины. Какой-то фильм снимают. Интервью записали - и уехали. Недавно журналист один пришел, книгу обо мне хочет писать. Фотографии просил. Книжку подарил о Дымарском. Надо б прочитать.
- Неподалеку живет Анна Дмитриева.
- Через два дома!
- Она тоже не заглядывала?
- Даже не позвонила ни разу. Не знаю почему. Вот недавно заходил парень из какой-то газеты. Не помню уже какой. Друзья мои или уехали, или поумирали. Женя Рубин жил на Ленинских горах. Жена его, Жанна, фотограф. В Америке теперь…
- Вы никогда об эмиграции не думали?
- Ни разу в жизни.
- Кто был вашим лучшим другом на телевидении?
- Яша Прилуцкий. Уехал в Израиль с женой и дочкой. Жена русская, а одна из всей семьи научилась говорить по-еврейски. А Яша вскоре погиб. Жена звонила, говорила - выпал из окна…
- Самоубийство?
- А убивать некому. Но я поверить не могу, что он покончил с собой. Веселый был! Видите фотографии по стенам?
- Конечно.
- Я один живой. Еще Каспаров в Америке. Остальные все поумирали.
- Что врачи говорят?
- А ничего. Но я все равно верю - выздоровлю, встану. Самому себе дал на выздоровление еще месяца три. Может, четыре. Год уже лежу! (На самом деле второй инсульт у Перетурина случился в 2012 году. - Прим. “СЭ”.)
- Главное - верить, что можно вернуться к нормальной жизни.
- Так Борис Спасский вернулся же. Тоже два инсульта. Что я могу сделать? Таблетки пью горстями. С утра горсть, днем горсть. Лежу целыми днями и вспоминаю.
- Что сегодня вспоминали? Что вчера?
- Гуляю мысленно по Москве, по улицам своего детства… Я на Фрунзенской набережной вырос. А неподалеку от меня, в двух остановках, жил Лева Дуров. Который через несколько лет стал большим артистом. А я оттуда уехал в Киров играть.
Вспомнил вдруг сегодня нашего учителя физкультуры, Анатолия Федоровича. Почему - не знаю. Тот погиб, попал под машину.
- Вы машину, кстати, водили?
- Нет, никогда.
- Почему?
- Да не было случая. Предлагали купить еще в Кирове, но я не стал. Ни “Победу”, ни “Волгу”. На метро ездил. Садишься, кто-то узнает - червонец тебе тянет.
- Зачем?
- “Распишитесь!” Ладно, расписываюсь. Кто-то паспорт подсовывал. Но на куски не рвали.
- Популярность у вас была фантастическая.
- Вы преувеличиваете…
ЗАПИСИ “ФУТБОЛЬНОГО ОБОЗРЕНИЯ”
- Сколько после каждого “Футбольного обозрения” приходило писем?
- Мешками - никогда. Но штук десять бывало. Особо народ не возмущался.
- Хоть какое-то письмо запомнилось?
- Да, из Чехословакии! Девушка написала - она меня где-то услышала, просила ответить ей. Звали ее Зденка Яванопольска.
- Влюбилась, что ли?
- Понятия не имею. Я ответил, что-то написал… Все хочу пересмотреть, у меня записи “Футбольного обозрения” остались. Хорошая была передача ко дню рождения Озерова, кажется. Много интересных людей собрали.
- Сегодня ваши коллеги ведут корпоративы, зарабатывают нормальные деньги. Вы застали это время?
- Нет, к сожалению. Но я бы вел, мне в радость.
- До программы “Время” вы так и не добрались?
- Нет. И не хотел.
- Почему?
- А я не люблю эту программу. Кто-то туда рвался, это было модно. Телевизионному человеку это давало другой статус. Но мне и так было неплохо. Хотя на телевидении много негодяев. Анонимки на меня писали. Спортом командовал Иваницкий - тот футбол вообще не понимал.
- Что еще вспоминаете?
- Всю-всю жизнь прокручиваю в памяти. Как в Кирове играл. Я вообще непьющий - большая редкость для футбольного человека. Играл там со мной Юра Вшивцев, будущий нападающий московского “Динамо”. Тоже ни капли не пил. Один поэт из “Спартака” написал: “В нападенье Вшивцев Юра, а в защите - Перетура…”
- Это произведение восхитительное.
- Детство помню почему-то отчетливо. Товарищей своих. Один из Мюнхена звонил как-то. Вот, вспомнил еще - в школе приятелю своему нос разбил!
- Господи. За что?
- Что-то он сказал не то…
- Я смотрю, отчаянный вы человек, Владимир Иванович.
- Я не очень смелый. Хотя когда Останкинская башня горела, многие разбежались. А я домой не ушел, пережидал прямо там. Вообще никакого страха не было.
- А говорите, не смелый. Уверяю - вы человек героический.
- Сказать честно гадость негодяю - это очень смело, я считаю. Но вот это у меня нечасто получалось. Хотя один раз прорвалось!
- Расскажите же скорее.
- Главным редактором спортивных программ был Мелик-Пашаев. Вот ему высказал все. Что-то он мне начал говорить, а я - ему! Это действительно надо было смелости набраться - Мелик-Пашаев мог многое!
- Телевизор у вас включен постоянно. Самый интересный для вас сегодня человек из этого мира - не спортивный?
- Он тоже умер. Аркадий Арканов. Мы с ним вместе ездили, выступали по городам. Во Владимире, помню, были. Какой-то футбольный турнир, а потом мы с Аркадием выступали… Потом меня в гости пригласил. Квартира у него была в старом-старом доме на Сивцевом Вражке.
- Хороший был человек?
- Порядочный!
ЛОБАНОВСКИЙ, БЕСКОВ, СТАРОСТИНЫ…
- Вижу, с Тарасовым у вас фотография. Общались?
- Как-то вместе вели репортаж из студии. Наши играли в Канаде, а мы оставались в Москве. Но он мужик был хреновый.
- Почему?
- Злой, расправлялся с людьми в две секунды. Харламова отправил в Чебаркуль…
- Лобановского вы в 80-х мягко попрекали договорными матчами. Мог ведь и раздавить вас - как корреспондента Галинского.
- С Лобановским нормально общались. Но меня возмущало - даже “Днепр” вынужден был отдавать им очки. Такая команда, могла обыграть кого угодно - вдруг приезжает в Киев, спокойно пропускает гол, второй… Никакой борьбы! Вообще-то в Киеве меня никто особенно не любил.
- Где любили?
- В Запорожье, Донецке я свой человек был. В Днепропетровске вообще обожали! “Чайку” за мной на вокзал не присылали, но встречали и провожали всегда. Жиздик и Емец - это мои друзья.
- Юрий Гаврилов мне рассказывал - Жиздик не глядя отсчитывал единственной рукой деньги во внутреннем кармане. Можно было не пересчитывать - точно до рубля.
- А знаете, где он руку-то потерял? На фронте, в танке. Причем думал, он один из всего экипажа выжил. Я об этом рассказал - комментировал матч “Днепра” со “Спартаком”. Одна из последних игр сезона. Вскоре новость из Алма-Аты - жив еще один танкист! “Днепру” медали вручали - так привезли этого старика в Днепропетровск, с внуками приехал…
- Говорите, в Киеве вас не любили. Еще где?
- В Ленинграде всегда ругали, еще Набутов был жив. Как только меня не бранили: “Что ты нам претензии предъявляешь? “Зенит” - блестящая команда!”
- Если Лобановского вспоминаете - в каком возрасте? В каких обстоятельствах?
- Поехал я то ли со сборной, то ли с киевским “Динамо” в Исландию. После матча улетаем - прямо в аэропорту Лобановский идет в буфет, покупает огромную бутылку водки.
- Что такого?
- Дарит мне! Я упираюсь: “Валерий Васильевич, не надо, я не пью!” - “Бери, бери…” Так и всучил.
- Пришлось выпить?
- Нет, долго стояла в шкафу. Несколько лет. Может, до сих пор стоит.
- Бесков так мог бы?
- Нет! Бесков был жмот. Прижимистый. Я к нему домой заезжал, на “Маяковской” жил. Дочку его помню. А самое памятное интервью записывали в Гаграх. Мне было лет тридцать. Вон фотография над стеклом, видите? У меня еще целый альбом, потом покажу…
- Еще кто-то из больших футбольных людей выпить вам предлагал?
- Старостин. Только не помню, Андрей или Николай.
- Что за история?
- А я скажу! Летели мы из Испании. Старостин с администратором сидел на первом ряду, я на десятом, вся команда - в хвосте. Администратор каждые пять минут наливал Старостину стопку.
- Видимо, все-таки Андрей Петрович.
- Так Старостин поворачивался и эту рюмку тянул мне. А я - не брал! Показываю руками: “Не пью”. Только тогда он сам выпивал. Таких людей, как братья Старостины, больше нет. Честные, совестливые.
- Английская TheTimes признала Ринуса Михелса лучшим тренером ХХ века. Вы кого назвали бы?
- Лобановского! Может, Якушина. Он на втором месте. Хотя Бесков не слабее, тоже светило. А самый лучший человек - Качалин.
ДЯДЯ Коля ОЗЕРОВ
- Из тренеров второго ряда кто для вас лучший?
- Зонин Герман Семеныч - прекрасный тренер! В Ленинграде я у него в гостях не бывал, а в Ворошиловград ездил. Мы в приятельских отношениях. Хороший мужик! Живой он?
- 90 лет отметил. Бегать по утрам перестал, но бодр.
- Откуда вы знаете?
- Недавно заглядывал к нему.
- Привет передавайте! Только обязательно передайте!
- Обещаю. Герман Семеныч настаивает на том, что “Заря” в год чемпионства не сыграла ни одного договорного матча.
- Это ложь. Очки им отдавали. Обычная украинская система.
- У каждого в жизни есть упущенные шансы. Что вы могли сделать, было по силам - но не сделали?
- Здесь неподалеку, через три дома, жил дядя Коля Озеров. Вот я не подружился с ним как следует!
- Вы же работали на телевидении, когда его оттуда выставили…
- Его не выставляли!
- Как же это случилось?
- Он сам ушел.
- Уходил с огромной обидой.
- Его не выставляли. Это я точно могу сказать. Помню, были мы вместе на Олимпиаде в Канаде. Обо всем на свете разговаривали. Он мужик-то хороший! Лучше многих. С ним мог сравниться только Виктор Набутов. Ленинградский комментатор, бывший вратарь. Но он умер молодым намного раньше Озерова. А знаете, как умер? Шашлыком подавился!
- Озеров был человек хороший?
- Хороший. Заступался за многих. Но тоже прижимистый.
- В чем это выражалось?
- Помню, я, Озеров и Майоров поехали на хоккейный чемпионат мира в Швейцарию. Еду взял я один. Жили в одном номере. Я резал колбасу, Майоров укладывал ее на хлеб, а Озеров все съедал. Ни копейки не дал.
- Еще какую ошибку в жизни исправили бы?
- (Долго молчит.) Я бы два раза не женился!
- Первая семья в Москве?
- В Питере. Первая жена там, сын. Разошлись потому, что в Москву она не хотела переезжать.
“ВАМ НЕ ПОНЯТЬ, КАК ЭТО УГНЕТАЕТ”
Я замолкаю - молчит и Перетурин. Думая о чем-то своем. Кажется, даже не ждет вопросов.
- О чем мечтаете, Владимир Иванович? - спрашиваю наконец.
- Скорее уйти отсюда! - отчетливо выговаривает он.
- Да перестаньте, - ошарашен я. - Вам жить да жить.
- Нет, - поправился Владимир Иванович. - Я имею в виду лежачий образ жизни. Вам не понять, как это угнетает. Хотя ко мне иногда сиделки приходят, с Украины. Вот в понедельник должна быть.
- Есть о чем поговорить с ними?
- Нет…
- Что вам снится?
- Сейчас снов вообще нет. Прекратились. А раньше такие были - цветные, с подробностями…
АКИНФЕЕВА НЕЛЬЗЯ СРАВНИВАТЬ С ЯШИНЫМ
Время для него остановилось - лишь шум за окном напоминает, что другая планета существует. Я говорю, что 78 - это не так много. Перетурин удивленно косится:
- А кому 78?
- Вам.
- Я 38-го года. Это 78 получается?
- Совершенно верно. Что такое - 78?
- Ничего особенного. Просто некоторые вещи уже не можешь делать. В футбол играть, например. Но я здоровым-то давно не играл. Последний раз сам на поле вышел в Рыбинске, класс Б. Переехал туда из ленинградского “Динамо”. Это было лет пятнадцать назад.
- Думаю, чуть раньше. За ветеранов играть вас не звали?
- Звали. Но я не играл, только репортажи вел. Куда только не ездил - Красноярск, Свердловск, Ташкент, Алма-Ату… Там мэр вон какую штуку вручил, приз. Парень на лошади.
- Приз чудесный. Когда вы были в жизни особенно счастливы?
- Это было в Ленинграде. Где я играл за “Динамо”. Самое лучшее время!
- Допустим, возвращает вам Бог здоровье. За что беретесь?
- Создаю редакцию спортивных программ на телевидении. Я интерес к футболу не потерял, все смотрю! Розанов - хороший комментатор. Черданцев с Геничем нормальные ребята. А некоторых надо гнать!
- Были бы у вас силы создать документальный фильм о каком-то футболисте из ХХ века. За кого взялись бы?
- За Яшина!
- Про Льва Ивановича столько всего снято.
- Все равно мало. Вот, хорошая у меня с ним фотография. Вы переснимите. Помню, на Малом стадионе “Динамо” Костя Крижевский и Лева Яшин к Якушину подходят: “Михал Иосифович, нельзя ли этого парня к нам в команду взять?” - и на меня указывают…
- Непременно. Лучшего нынешнего вратаря страны Акинфеева с Яшиным можно сравнить?
- Нет. Даже близко. Акинфеев в те времена играл бы в классе Б. У Яшина свое лицо было, настоящий хозяин штрафной площадки. Защитой как руководил! Даже не с Яшиным сравнивать, а с Борей Разинским, например. Конечно, Борис сильнее.
- Вы полагаете?
- Разумеется. Он в Липецке работал тренером и играющим центральным нападающим. Можете себе представить?
- Удивительно. Кто для вас сегодня футболист номер один в России?
- Смолов. Бегает быстро.
СОБАКИ В КОРЕЕ, ЛЯГУШКИ В БОРДО, СКУКА В ФИНЛЯНДИИ
- Самые удивительные командировки в вашей жизни?
- Олимпиада в Корее. Во-первых, летели очень долго. Часов десять. Уже там пришлось комментировать все подряд - футбол, легкую атлетику, еще что-то… Я все боялся, что собаками нас накормят.
- Не накормили?
- Кажется, нет. А то в Бордо поехал со “Спартаком”, так там жареных лягушек подали. Чувствую - что-то странное… Но это пустяк. Настоящий кошмар случился потом. Прихожу на стадион - все места заняты! Телефонной линии с Москвой нет. Пришлось бегать, искать телефон, отыскали мне место на ступеньках… Это был кошмар.
- Комментаторский ужас номер два в вашей жизни?
- Швейцария!
- Что случилось, Владимир Иванович?
- Отправился я на матч московского “Динамо”. Приезжаю - а “Динамо” нет, откуда-то они летели. Матч заканчивается, в гостинице подходит какой-то мужик: “С вас столько-то за номер”. - “Стоп! Я ж в составе делегации?” - “Вас в списке нет…” Пришлось заплатить из собственных.
- В Москве не вернули?
- Нет, конечно. Вот так я попал.
- Самая отвратительная точка на земном шаре, где бывали?
- Финляндия. Не помню, что за место. Точно - не Хельсинки. Хоккейный чемпионат мира я комментировал.
- Там-то что случилось?
- В том-то и дело, что ничего. Скука смертная. В восемь вечера выходишь - на улице ни одного человека. Я вообще хоккей комментировать не любил.
- Почему?
- Я ж не хоккеист…
- Последняя заграница в вашей жизни?
- После Мексики, футбольного чемпионата мира, не помню ничего. Может, бывал.
- Что привозили?
- Сыну игрушки. Таких в Советском Союзе не было. Какие-то конструкторы, заводные медведи…
СЕЙЧАС КОММЕНТИРОВАТЬ НЕ СМОГ БЫ
- Говорят, любого комментатора хоть раз отстраняли от эфира.
- Меня - ни разу. К Лапину (Председатель Госкомитета СССР по телевидению и радиовещанию. - Прим. “СЭ”) на разговор вызывали два раза.
- По поводу?
- Еврокубковый матч “Днепра” перенесли в Кривой Рог. Все оборудование везли из Киева и Москвы. Начинаем репортаж - все хрипит и скрепит. Возвращаюсь домой, сразу вызывают к Лапину: “Что такое?! Что за безобразие со звуком?” Все ему объяснил - никаких вопросов ко мне не было.
- А второй случай?
- Тогда вызывал не меня одного, а всех спортивных комментаторов. Какой-то праздник предстоял, настраивал: “Дорогие друзья, соберитесь, не забывайте, какой день…”
- Анатолий Лысенко рассказывал про Лапина - этот маленький человек внушал страх всем в телевизионных коридорах.
- Так и было! Сам он никого не боялся. Любому мог врезать по полной. Сегодня такой начальник существовать не смог бы.
- А вам сегодня комментировать было бы в радость?
- Тяжело бы пришлось!
- Почему?
- Условия совсем другие. Правду никто не говорит. А я бы все равно не выдержал, сказал. Меня несправедливость всегда убивала. До сих пор помню случай - приезжаю с ленинградским “Динамо” в Ташкент. Минуте на двадцатой судья полез в карман за желтой карточкой. Достает - а вместе с карточкой выпадает пачка денег. Сторублевки, полтинники….
- Замечательно.
- Мы, футболисты, собирали. Даже тренеры и запасные. Ползали, ловили! Понятно?
- Еще бы не понятно.
- Себе я ни рубля не взял. Хотя можно было.
- Слуцкий говорил: “Лучшая команда, которую я видел, - сборная Франции-1984”. Лучшая команда, которую видели вы?
- Московское “Динамо” 49-го. Не сборная, а клуб! Лев Яшин в команде уже был, но звездами считались другие - Бесков, Карцев, Трофимов…
- Лучший матч, который видели своим глазами?
- Матч сорок какого-то года, не помню точно. “Динамо” Москва - ЦДКА. Сыграли 1:1, Трофимов головой забил Никанорову с близкого расстояния. Лучше футбола я не видел!
- Лучший футбол, который комментировали сами?
- Сборная СССР играла с кем-то в Америке… Не помню, с кем… Пять голов забил парень из Ленинграда.
- Саленко - Камеруну.
- Вот, точно. Шестой тоже ленинградец забил.
Владимир Иванович устал. Я прощаюсь - и слышу в ответ:
- Вы заходите! И звоните! Зонина увидите - большой ему привет. Не забудьте.
Я улыбаюсь и тихо прикрываю дверь.
Юрий ГОЛЫШАК
Интервью супруги Владимира Перетурина Ольги читайте в следующем номере “СЭ”.