Жизнь дарила ему много ярких встреч. С Валерием Лобановским и Константином Бесковым. Валерием Масловым и Михаилом Якушиным. Эдуардом Стрельцовым и Игорем Численко. Андреем и Николаем Старостиными...
Об этих легендарных личностях Валерий Изидорович рассказал в «Разговоре по пятницам» в июне 2022-го. В отрывке ниже — еще море историй. О «знакомстве» с генсеком Леонидом Брежневым, неожиданном комплименте от писателя Юрия Нагибина и удивительной встречей с Юрием Никулиным.
— Вот вам история — недавно узнали. Валентин Иванов стоял разговаривал с корреспондентами. Произнес: «Да еще пишут всякие мудаки», — и начал цитировать вашу вчерашнюю заметку. Вы громко ответили: «От мудака слышу!»
— Вполне может быть!
— Неужели не запомнили?
— У нас с Валькой было столько всего — вы даже не представляете! Всю жизнь рядом! Хотя из-за меня его выгнали из «Торпедо».
— Это какой год?
— 1978-й. 1 ноября четыре советские команды одновременно вылетели из еврокубков. Киевское «Динамо» из Кубка чемпионов, московское — из Кубка Кубков, тбилисское и «Торпедо» — из Кубка УЕФА. Причем от слабых соперников. Предпраздничные дни, в «Футболе» опубликовали лишь результаты. На следующей неделе Филатов куда-то улетел с молодежкой, его зам меня вообще не читал. Все сразу ставил в номер. Доверял! Ну и дал я заметку под названием «Правде в глаза».
— Выбранили всех?
— Сейчас прочитаешь — ничего особенного. А по тем временам — что-то за гранью! Еженедельник выходил в субботу. С утра пораньше главный редактор «Совспорта» Николай Киселев видит мою статью — и все! С каждой строчкой понимает — его уже уволили. Дозванивается до Филатова, только-только прилетевшего. Чтобы тот понял — и его уволят.
— Вам звонить не стал?
— Мне набрал Филатов, деликатно: «Вы написали про эти Кубки...» — «Лев Иваныч, вы читали?» — «Да». — «Согласны?» — «Наверное, согласен...» Крайне вяло. Это было в субботу. А в понедельник Киселев и Филатов приезжают в редакцию. Сидят, ждут последствий. Тут подкатывает длинный черный автомобиль, из которого выходит Тяжельников.
— Первый комсомолец страны.
— В тот момент он взлетел еще выше — возглавил отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС. Говорит: «Я приехал по поручению генерального секретаря...»
— Ого!
— Филатов и Киселев немедленно встают. А Тяжельников продолжает: «Чтобы вас поблагодарить!» И рассказывает — в воскресенье утром Леонид Ильич лежит себе в кровати. Ему кладут стопку газет. Естественно — он не начнет день с «Правды»!
— Странно даже представить.
— Что берет первым делом? «Футбол»! Натыкается на мою статью. Дочитывает до конца — и сразу: «Тяжельникова ко мне!» Тот на даче, за ним отправляют «Чайку». Тяжельников прилетает — Леонид Ильич еще лежит. К этому моменту уже и «Советский спорт» пролистан. Смотрит на Тяжельникова поверх очков — и произносит: «Вот вы все время мне врете! А этот парень правду написал!»
— Ну и ну!
— Брежнев велел поблагодарить. Тяжельников отправился лично. Премию дали — 35 рублей вместо 25 обычных.
— Похвале Леонида Ильича цена — десятка?
— Зато на все годы, что он жил, у меня был карт-бланш! Что хочешь — пиши. «Леонид Ильич его любит»!
— Так что с Ивановым?
— В тот же понедельник, после визита Тяжельникова в редакцию, в «Торпедо» сняли Иванова. Киевское, московское и тбилисское «Динамо» тренеров не тронули — а эти выгнали!
— Правда, что в 1967-м «Футбол» превратился в «Футбол-Хоккей» из-за Брежнева?
— Нет. Любовь Леонида Ильича к хоккею совершенно ни при чем. Во всем виноват Тигран Петросян, чемпион мира по шахматам.
— ???
— Он был в приятельских отношениях с Зубковым, заведующим сектором печати ЦК КПСС. Тот дал добро на выпуск еженедельника «Хоккей». Все уже было согласовано. В последний момент Петросян поперся к Зубкову и убедил вместо хоккейного издания сделать шахматное. Так появилось «64» — еженедельное приложение к «Совспорту», причем сам Петросян и стал главным редактором.
— Вот это поворот.
— В ЦК задумались — а как же с «Хоккеем» быть? Кто-то предложил: «Давайте к «Футболу» присоединим». И переименовали еженедельник, которым уже руководил Филатов. Мержанов, предыдущий главред, на него обиделся: «Что ж ты «Футбол» не отстоял? Я бы не допустил совмещения!» Но это легко говорить. Против ЦК разве попрешь?
— Жизнь сводила вас с интереснейшими людьми — Трифонов, Нагибин, Никулин...
— Трифонов часами просиживал в редакции «Футбола». Все разговоры — только о «Спартаке», за который Юрий Валентинович болел отчаянно. Но сейчас вспоминается другое. Мы с Борисом Шурделиным сочинили роман «Наша с тобой «Звезда». Он долго лежал в издательстве «Советский писатель». Вроде и одобрили, и аванс нам уже выплатили — но не публикуют. Не включают в план.
— Вы попросили Трифонова замолвить словечко?
— Не я — общий друг, литературный критик, которому понравилась рукопись. Напомнил Трифонову строчку из стихотворения Льва Озерова: «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами». Юрий Валентинович поморщился: «Не согласен!»
— Вот это да.
— И добавил: «Не нужна талантам помощь, должны сами пробиваться». Друг уточнил: «Значит, ты будешь помогать бездарностям?» — «Почему нет? Им тоже жить надо». Хотя одно слово Трифонова — и роман бы напечатали.
— Чем кончилось?
— В очередной раз приехав в издательство, столкнулся на лестнице с заведующей прозой. Сказала мне: «Да что вы переживаете? У нас Шукшин двенадцать лет свою первую книгу ждал!» Я усмехнулся: «Может, поэтому и умер так рано?» Ушел не оборачиваясь.
— Смело.
— В 1983-м роман наконец-то опубликовали. Семь лет в издательстве пролежал!
— Трифонов болел за «Спартак». А Нагибин за кого?
— За «Торпедо». Его вторая жена Валентина — дочь Ивана Лихачева, знаменитого директора завода.
— Для молодых поясним — Московский автомобильный завод после смерти Лихачева получил его имя — ЗИЛ.
— Совершенно верно. Побывала супругой Нагибина и Белла Ахмадулина. Однажды у нас приключился занятный диалог. Юрий Маркович спросил: «Вы в курсе, сколько раз я был женат?» — «Откуда ж мне знать?» — «Двенадцать!» — «Официально?!» — «Да. Гражданский брак не для меня. Если любишь — женись!»
— Силен.
— Дальше он начал считать. Но как ни старался, больше семи так и не смог набрать. Я рассмеялся: «Ну и зачем на себя наговариваете?» Его последняя жена — Алла, переводчица из Ленинграда. А первая — кажется, ее звали Мария — жила с ними на даче до самой смерти Нагибина, вела хозяйство.
— Высокие отношения.
— С Нагибиным я познакомился в журнале «Смена», куда ушел из «Футбола» в 1982-м. Стал редактором отдела литературы и искусства. В «Смене» публиковались известные писатели, в том числе Нагибин. Дача у него была в районе Ватутинок. Как-то пригласил к себе. Сидели обсуждали его очерк об Иоганне Себастьяне Бахе. У композитора есть духовная оратория — «Страсти по Матфею». А я предложил назвать очерк «Страсти от Иоганна». Нагибину этот вариант очень понравился. Даже произнес фразу, которую мне сейчас неловко цитировать.
— Не стесняйтесь, Валерий Изидорович.
— Звучала так: «На мой взгляд, по знанию русского языка вы на третьем месте в мире!» Я заржал. Услышать такое от Нагибина! Потом спросил: «Кто же на первом?» — «Бунин. На втором — Твардовский».
— Батюшки.
— «Юрий Маркович, а вы-то на каком?» — «Выходит, на четвертом». Видите, в какую я компанию попал! Относился ко мне Нагибин с большой симпатией, книжки свои дарил. Если Евтушенко в таких случаях на титульном листе писал банальности — на добрую память или что-то в этом духе, то у Юрия Марковича всегда находились особенные слова.
— Например?
— Смотрите — «Валерию Винокурову с той полнотой доверия, на которую я уже не считал себя способным». В другой раз заглянул ко мне в кабинет: «Нужна ваша помощь. Перетурин уговорил дать интервью «Футбольному обозрению». Но что я могу сказать? Не хочется выглядеть глупо...» Какое там «глупо»? Да любое его соображение было ценнее всей передачи! В футболе-то разбирался прекрасно. В 1994-м собирался смотреть по телевизору чемпионат мира. Но умер накануне первого матча, 17 июня.
— Как?
— Во сне остановилось сердце. Он плохо себя чувствовал, жутко переживал из-за смерти любимой собаки. Эта рана никак не затягивалась, хотя Алла вскоре подбросила ему щеночка. В тот день на даче Юрий Маркович до глубокой ночи вычитывал гранки новой книги — «Дневника». Вымотался страшно. Прилег — и не проснулся.
— А с Юрием Никулиным вы где пересеклись?
— На «Мосфильме». Декабрь 1959-го. Он тогда снимался в «Неподдающихся», а я работал на картине «Белые ночи». Знакомы были шапочно, в коридорах киностудии кивали друг другу. А тут одновременно вышли из служебного входа, сели в троллейбус, поехали в сторону «Киевской». Ну и разговорились. Никулин сказал, что всю жизнь болеет за московское «Динамо». Как раз в том сезоне команда выиграла чемпионат СССР. Было что обсудить.
— Мы понимаем.
— Спускаемся в метро. Он спрашивает: «Вы до какой станции?» — «Ботанический сад». Теперь она называется «Проспект Мира». Никулин: «О, и я туда же». Там выходим на улицу, говорю: «Мне в Капельский переулок». — «Мне тоже!»
— Чудеса.
— Идем по 1-й Мещанской, болтаем обо всем на свете — о футболе, цирке, кино. Указываю на деревянный домик: «Вот здесь я живу. А сейчас зайду к невесте, она студентка, снимает угол у старушки». В Капельском подходим к подъезду, смотрим друг на друга. И выясняется, что нам в одну и ту же квартиру!
— Такие совпадения бывают?
— Да! Звоним в дверь, открывает та самая старушка. Видит Никулина, всплескивает руками: «Ой, Юрочка, здравствуй!» Оказалось, он с ее сыном на фронте был. Парень погиб, и Никулин все послевоенные годы навещал мать, помогал материально.