9 февраля 2022, 23:15
Один из самых эмоциональных прокатов первого дня личных соревнований Олимпиады — шведа Николая Майорова. 21-летний спортсмен родился в Швеции, его отец Александр — знаменитый советский фигурист и первый наставник Алексея Ягудина. Мама Ирина, нынешний тренер спортсмена, рассказывала «СЭ» о непростой предолимпийской судьбе младшего сына. Старший брат Александр недавно завершил карьеру и стал физиотерапевтом, работает в больнице.
Николай прошел в произвольную программу, после выступления расплакался, а в интервью «СЭ» рассказал почему. Причем до меня он говорил еще с десятком журналистов на шведском и английском, а со мной — по-русски.
— Николай, вы раздали интервью больше, чем Валиева. Чувствуете себя звездой?
— Конечно, мне нравится, что интервью берут. Это весело! Тем более что тут целая армия сильнейших фигуристов, невероятно просто оказаться здесь.
— Вы через многое прошли перед тем, как сюда приехать. Расскажите, не вся русская публика знает наверняка.
— Начиналось все неплохо. На чемпионате мира в прошлом году в Стокгольме откатал хорошо короткую, да, не очень хорошо произвольную, но потом узнал, что попадания в финал хватило для квоты на Олимпиаду. Это сразу меня дико зажгло, все лето работал! Потом надо было узнать, что вообще надо для поездки на Олимпиаду, позвонил в наш олимпийский комитет. И мне ответили, что они хотят результат уровня топ-8 в мире. Это было очень тяжело понять и принять. Ты работаешь, стараешься, а перед тобой, получается, почти невозможная задача. Это же очень высокие баллы!
— Точно за 250.
— 258 очков надо было набрать. Конечно, я не сдавался, но на соревнованиях ощущал себя тяжело. Меня сбивали эти 258 очков с обычного ритма, сложно выступать с такими мыслями в голове. Шло то вверх, то вниз, и наоборот. Многие старты шли не по плану. Но к чемпионату Европы я подошел в лучшей форме в своей жизни. Я был готов сделать что угодно. Но как-то попался на позитивном тесте на ковид.
— Вы же наверняка соблюдали все меры перед чемпионатом. Не кажется ли, что все эти маски не работают? Чжоу тоже сняли, хотя он даже катался в ней.
— Это жизнь, такое не предсказать. У меня не было ни одного симптома! Ни нос, ни горло, ни кашля не было, ничего не болело.
— Первая реакция после теста?
— Эмоциональная. Я не был готов к этому совсем. Иногда ты чувствуешь, что немного болеешь, получил тест — ну да, заболел. А тут ты тренируешься, шикарно себя чувствуешь, пошел на обычный тест после тренировки, и оказывается, что у тебя коронавирус! После первого теста еще два раза проверяли — снова позитивный. Чистый шок.
Снова пришлось не сдаваться. (Смеется.) Я занимался в своей комнате на маленькой территории, прыгал на скакалке, старался держать форму, хоть как-нибудь. Выпустили — и в тот же день мне позвонили, что еду на Олимпиаду. Это был еще больший шок. (Смеется.) Настолько большой, что я до сих пор не понимаю, что я только что на Олимпиаде выступил!
— Слезы потекли после проката из-за этого?
— Из-за всего. Это как тяжелейший рюкзак скинуть. Нервы, подготовка, переезды, смена катка... А теперь дышать снова можно! Это самый тяжелый год в моей спортивной карьере.
— Но даже шведская хоккейная сборная не попала в топ-8 на последнем чемпионате мира. По какой логике вас поставили перед необходимостью набирать такой результат?
— Не знаю. Думаю, у них правила такие, что они хотят получить лучший результат во всех видах спорта (Швеция — один из лидеров медального зачета. — Прим. «СЭ»). Но некоторые виды спорта нельзя сравнить с хоккеем, лыжами или коньками. У нас такой спорт, что ты никогда не можешь определить результат, тебя же судят. Выставляют очки, и никогда нельзя точно сказать. В конькобежном спорте у нас взял сейчас золото парень. Там для победы нужно показать время, вот за ним и беги. А в фигурном катании есть очки, но их очень сложно догнать, когда тебя судят плюс-минус за прыжки, за катание, за музыку — за все. Всегда очень сложно сказать, куда ты можешь попасть.
— Вы как человек, прошедший через положительный тест на соревнованиях, как думаете — здесь все «отрицательные»?
— А меня это не напрягает. Никогда о таких вещах не думаю, это ненужные нервы. Все могут заболеть, раньше или позже все заболеют. Только так пандемия может закончиться. Что случится, то случится.
— Может, тогда «положительных» уже начать допускать?
— Всегда лучше притормозить, чтобы сразу все не заболели. У меня никаких симптомов не было, а некоторые в больнице под кислородом лежат.
— Ваше русское происхождение играет роль в Швеции, на него обращают внимание?
— В Швеции привыкли, что мы — шведы. В России папу хорошо знают, он там был великим тренером, очень хорошим, и в Швеции тоже он очень хорош, конечно. (Смеется.) Приходишь на каток, тебя сразу узнают благодаря папе. Когда мы в Швеции — мы шведы, когда в России — мы русские. Без своих родителей я бы никогда сюда не попал. Ну, я бы и не начал существование, но вы понимаете, о чем я.