Сергей Шубенков: «На Олимпиаду в Париж поедем. Через одно место»
С нашим сильнейшим на протяжении многих лет барьеристом меня еще в 2012 году познакомила на балу олимпийцев Анна Чичерова, чемпионка Игр в Лондоне по прыжкам в высоту. Аня представила Сергея так: «Этот парень — будущее российской легкой атлетики». Тогда Шубенкову было 22 года. С тех пор в этом виде спорта произошло немало негативных для представителей РФ событий...
Мы виделись на Олимпиаде в Токио: встретила Сергея в столовой на костылях и с перемотанной ногой, тогда он не смог выйти на старт из-за разрыва ахиллова сухожилия. Но при этом держался бодро, улыбался и даже шутил. Прошло почти два года. Шубенкову уже 32, однако Сергей продолжает тренироваться и выступать на соревнованиях.
Само по себе ничего не рассосется
— Ты сейчас к какому турниру готовишься? — спросила я в начале видеозвонка.
— Нахожусь на сборах национальной команды в Адлере, на спортбазе «Юность». К чему готовлюсь... Хороший вопрос. Могу то же самое у тебя спросить — думаю, знаешь примерно столько же, сколько я. (Улыбается.) Международных стартов у нас сейчас, как известно, нет — только российские. Правда, возможно, выступим на Азиаде или на Всемирных военных играх, но не факт (Шубенков — капитан ВС РФ, представляет ЦСКА. — Прим. А.Ш.). В общем, должен быть готов ко всему.
— А разве внутри страны у тебя есть конкуренты?
— Есть, но вопрос в уровне конкуренции. Бегаю же не один. Ребят, которые способны «подсесть на хвост», хватает, расслабиться не позволяют. Но это, конечно, не международные старты. Есть нюанс: уже лет десять соревнуюсь в России с неизменным результатом. Мне интересно бороться на дорожке с самим собой, смотреть, способен еще на что-то или пора завязывать. Как раз перед твоим звонком классно потренировался, с хорошим временем — форма отличная набирается. В этом и есть интерес.
— Это прекрасно, но нет ли в такой ситуации опасности деградации? Ведь на международной арене есть за кем тянуться, с кем биться.
— У меня есть такая фишка: на России бегу медленнее, чем на Европе, на Европе медленнее, чем на мире. Это с детства пошло — чем выше уровень соревнований, тем лучше мои секунды. Кажется, что это не так важно, когда форма примерно одинаковая, но на самом деле нет. В 2016-м Исинбаева прыгнула на национальном чемпионате выше, чем тогдашняя олимпийская чемпионка. А вот я таким похвастаться не могу.
— Это говорит о том, что тебя подстегивает атмосфера, сильные соперники. Не растеряешь навык крупных международных соревнований в связи с их долгим отсутствием?
— Выхода-то пока нет. Можно говорить, что надо немного потерпеть и все изменится, но это, конечно, позиция убежденного оптимиста. Весь спорт — очень малая часть глобальных процессов. Все, что сейчас происходит, неспроста. Мир становится многополярным, идет деглобализация, рвутся связи, национальные экономики замыкаются внутри себя. Само по себе ничего не рассосется.
— А я хочу заострить внимание на жизни одного конкретного человека — на твоей. Раньше легкоатлеты основную часть дохода имели от международных стартов, в том числе от знаменитой своими премиальными «Бриллиантовой лиги». Так на что сейчас живет и кормит семью Сергей Шубенков?
— Пока Сергей Шубенков зарабатывал деньги в «Бриллиантовой лиге», жена Сергея Шубенкова занималась не только воспитанием их детей, но и набиралась опыта в своей профессии — она юрист. И сейчас мы находимся на переломном этапе, когда еще чуть-чуть, и супруга начнет пополнять семейный бюджет больше меня.
Вопрос, на самом деле, очень актуальный, злободневный, но определенный запас прочности накопить успел. Государство родное не бросает. Понятно, что сейчас это не так весело и жирно, как раньше, но жить можно, не жалуюсь. Еще и поэтому не завязываю со спортом. Ты вот удивилась, что я еще в строю. То, чем занимаюсь, умею делать хорошо, а где заработать столько же — пока не знаю. Наверняка можно, но еще не пробовал.
Столько потратил на процесс в дисциплинарном комитете... Хотел бы столько получать
— Ты окончил юрфак Алтайского госуниверситета — никогда не возникало желания пойти работать спортивным юристом? Ведь прилично погружен в эту тему, мог бы принести пользу стране.
— Приходили такие мысли, но они закончились курсе на втором-третьем. У нас был очень хороший преподаватель по международному праву, и когда я спросил его про спортивное, он только посмеялся. На этом наш разговор закончился.
Времена, конечно, изменились. Вижу, как сейчас функционирует эта машина. Сам посмотрел на такую работу изнутри. В 2021-м разбиралось мое дело — тогда повезло. Я через все это прошел. Правила, конечно, есть, но они написаны в Швейцарии (ВАДА учреждено в ноябре 1999 года в Лозанне. — Прим. А.Ш.), Международная федерация легкой атлетики — в Монако, а ты — из России. Подключаются юристы из Лондона, как в моем случае, и у всех законы свои.
Международное право — это вообще сложная штука. Все тянут одеяло на себя. Плюс сфера еще очень узкая — много специалистов не нужно. Правда, благодаря этому и зарплаты — мама не горюй. Столько денег на процесс пришлось выложить. Уф-ф-ф... Хотел бы столько получать.
— Напомни, что тогда произошло. Разных разговоров ходило очень много.
— Маленькому сыну прописали диуретик от излишней воды в голове. Его давала жена, предварительно размельчая таблетку в ложках. Вопрос, как это попало в мой организм: то ли через ложку, то ли через какую-то кухонную поверхность. Там ведь ничтожное количество, измеряемое в нанограммах на миллилитр, и вот это засветилось на допинг-контроле, который проходил как раз у меня дома.
Была жуткая нервотрепка... Я не виноват, и в итоге это доказали. Сразу обратился к хорошим юристам: они моментально объяснили, что и как нужно делать в плане предоставления информации и коммуникации с World Athletics. Дело рассматривалось не в CAS, а именно в дисциплинарном комитете Международной федерации легкой атлетики. Все сделали очень четко и профессионально. Когда ко мне появлялись вопросы, тут же на них отвечал, причем так, что дополнительных не появлялось. Может, без юристов справился бы, но это же был олимпийский год, требовалось быстрее все решить, чтобы поехать на Игры. Туда и так всего десять человек из всей нашей легкой атлетики могли отправиться.
И еще один немаловажный момент — мне поверили. Часто случается, что спортсмен на все отвечает, предоставляет реальные аргументы в пользу невиновности, но ему не доверяют. Если у тебя что-то нашли — виноват по умолчанию. У меня получилось собрать и предъявить все доказательства — до мельчайших подробностей. Вплоть до того, что вот лекарство, вот упаковка, вот чек из аптеки, вот диагноз, вот врач, который выписал рецепт ребенку, вот больница, где этот доктор работает. Медика снимали на видео — эта женщина рассказывала, что она назначала. Этот же врач выписывала такой же препарат старшему сыну несколько лет назад. И ничего, а в случае с младшим ребенком не повезло.
— Тебе траты на процесс компенсировали?
— Частично помог Минспорт, без него не вывез бы. Когда хорошо, тогда хорошо. Еще знаю, что за многих наших атлетов вовсю впрягается Фонд поддержки олимпийцев — даже в случаях, которые кажутся вообще бесперспективными. Молодцы! Родина нас не бросает.
— Вся эта история сильно повлияла на тебя в эмоциональном плане?
— Да. Думаю, это основная причина того, что организм в итоге не выдержал. Классно, если бы Олимпийские игры закончились медалью. Это стало бы супер-хеппи-эндом и тянуло бы на сюжет для фильма. После такого даже заканчивать можно было бы. Но жизнь не кино. Случился разрыв ахилла, восстанавливался. Прошлый сезон вроде прошел нормально, все вылечил, но ничего особо не получалось. Почему — непонятно. Вот вроде сейчас только-только пошло.
— Каково это: пройти олимпийский цикл, выиграть дело о допинге, добраться до Токио — и не суметь выйти на старт?
— Когда это случилось, настало облегчение. Вся жесть творилась до того. Допинговая история, все это накатывало, организм копил проблемы. Потом меня отпустило — когда понял, что еду в Японию. Но к тому моменту уже выдохся... Когда за пару недель до выезда начал понимать: что-то идет не так, может не получиться — это самый тяжелый момент. Но все равно надежда умирает последней — я старался до конца. А когда ахилл порвался — правда словно оковы спали.
— Ты не суеверен? Не думал, что сам мысленно притянул эту неудачу?
— Нет-нет. Никаких суеверий, но психология и психосоматика все равно работают. Если ты много нервничаешь, то потом организм, не исключено, отреагирует самым неожиданным образом.
— Как у тебя сейчас со здоровьем? Полностью восстановился?
— Да, все хорошо, спасибо. Травмы залечил, форму набрал. Нога цела — бегаю, прыгаю, счастлив, радуюсь. Не скажу, что совсем ничего не болит, но это нормально, когда у спортсмена за 30 что-нибудь ноет. Ничего, справляюсь. Планирую результаты. Летом что-нибудь покажу.
Когда начал бить мальчиков по лицу, отношения в школе стали прекрасными
— Твоя мама — мастер спорта международного класса СССР по легкой атлетике. Был ли у тебя шанс оказаться в другом виде спорта?
— Хороший вопрос. Вообще шансов-то полно имелось, тут совсем под другим углом зрения надо смотреть: существовала ли возможность пойти в легкую атлетику. Мама сделала все, чтобы я в нее не попал. Понятно, что к спорту меня приобщали: с детства ходил и на футбол, и на хоккей, и на плавание. Для общего развития, мышечного каркаса и ровной спины.
Что же касается легкой атлетики, то мама сама прошла через нее и говорила, что туда не надо, необходимо учиться. Что я тоже делал, вот диплом юриста получил. Мать в детстве пугали, что если не поступит в вуз, то пойдет в доярки, а она меня — тем, что если успеваемость окажется не на уровне, то придется в физкультурный идти.
— Это прямо оскорбление РГУФК. Я его окончила, это мое первое высшее образование — и хорошее, вообще-то.
— А у меня — второе, так что все нормально. Представляю, как там и что. У меня были классные одногруппники, которые хотели получить образование и потом работать по специальности, но на общем фоне таких мало. Мама даже присказку вспоминала иногда: «Стыда нет — иди в мед, мозгов нет — иди в пед». А у нас в Барнауле (Шубенков родился и вырос в этом городе. — Прим. А.Ш.) физкультурный факультет — это педагогический вуз. Она меня запугала, и на юридический поступил. Правда хотел учиться. В 17 лет не думал, что стану профессиональным спортсменом. Не предполагал, что получится до чемпионатов Европы дорасти, что золото ЧМ возьму. Когда ты молодой атлет, то не ощущаешь, где твой потолок. Все постепенно происходит. Поначалу не хотел на Олимпиадах блистать, это уже потом пришло.
— Как маму удалось уговорить?
— Просто сказал, что хочу в легкую атлетику. Помимо школы всегда должен был заниматься каким-то спортом. И у меня имелась возможность выбирать — как уже говорил, то плавание, то футбол. А потом я отказался делать выбор. Сказал: все, не хочу никуда. На что получил ответ: «Тогда решаем мы. У тебя все равно в школе вечно с другими мальчиками конфликты, вот и иди в бокс». Там научили не бояться ударить обидчика по физиономии — до этого опасался и не мог. Когда стал бить других мальчиков по лицу, в школе наладились прекрасные отношения со всеми — после этого спокойно и с удовольствием учился.
Но бокс мне, естественно, тоже не нравился. И когда понял, что выхода нет и уж лучше выберу что-нибудь сам, чем за меня, остановился на легкой атлетике, как родители. Папа ведь тоже ею занимался: ему очень не повезло, сильно надорвал заднюю поверхность бедра, толком не залечили, и он больше не мог бегать — ушел в футбол, потом руководил ДЮСШ.
— Что сейчас родители делают?
— Они на пенсии, но все равно продолжают вести активный образ жизни. Мама такой пенсионер, что меньше работать не стала. Тащит на себе региональную федерацию — все соревнования, которые проходят в Алтайском крае, на ней. Трудится примерно столько же, только теперь бесплатно. Еще она член президиума ВФЛА, тоже без зарплаты. Можно только на особо важные заседания в Москву слетать за счет федерации — и все.
Папа ее во всем поддерживает и очень помогает с моими детками. Не знаю, как люди живут отдельно — «мама, папа, я — спортивная семья». Не представляю, что мы делали бы без бабушек и дедушек с учетом наших с женой рабочих графиков.
Хочу, чтобы сыновья занимались футболом. Кто меня содержать будет, когда старым стану?
— Твоему старшему сыну Ярославу пять лет, младшему Косте два года. Они уже где-нибудь тренируются?
— Да — ходят на хоккей. Приобщаем ко всему. Чуть-чуть научить на коньках катить, чуть-чуть — плавать, туда-сюда. Ярослав, судя по всему, для фигурного катания уже старый.
— А потом они как ты в свое время: «Пап, мы в легкую атлетику».
— А я скажу — никогда! Зачем вам туда?!
— Тогда каким видом хочешь, чтобы дети занимались?
— Футболом — сто процентов. Кто меня содержать будет, когда старым стану? (Смеется.)
— Ты про фигурное катание упомянул. Хотел туда старшего отдать?
— Почему нет? Люблю фигурку. Мама мечтает, что приму участие в «Ледниковом периоде». Дружу с Лешей Ягудиным. Когда бываю в Москве — набираю ему, встречаемся. Несколько раз ходил на разные шоу и соревнования — очень понравилось. Во время Игр в Пекине болел за Камилу Валиеву. Видел, как она катается, не сомневался, что станет чемпионкой. Девчонку этот допинговый скандал подкосил. Чуда не случилось — как и у меня.
— Вы с женой часто разлучаетесь из-за твоих сборов. Как справляетесь?
— Ну, мои сборы и твои сборы — это, как говорится, две большие разницы. Не смог бы тренироваться круглый год, как вы, синхронистки. За такой период есть два сбора по полтора месяца — как у меня сейчас. Все остальное время живу и занимаюсь в Барнауле. Когда идет международный сезон, есть еще выезды — например, перед чемпионатом мира на месяц. В основном для решения организационных вопросов: всех собрать в одном месте, получить экипировку, пройти допинг-контроль.
В прошлом году стартов было не так много. Вместо обычных для меня одиннадцати, двенадцати, тринадцати получилось шесть. В плане поездок все не так напряженно. Успеваю смотреть, как дети растут. Они, конечно, все равно как грибы подрастают, но успеваю в чем-то поучаствовать.
За границей я на фиг никому не нужен
— Не было мыслей уехать за границу и тренироваться там, тем самым вроде как получая больше шансов на выступление на Олимпиаде? Как в свое время сделала Дарья Клишина.
— Нет, никогда. Если отправляться туда, то нужно понимать, к кому, к какому специалисту. А вместе со своим тренером я на фиг никому нигде не нужен.
— Есть мечты об Играх в Париже?
— Это боль. Сейчас просто стараюсь все новости держать от себя подальше, иначе с ума сойду. Один сказал одно, второй ему ответил другое, этот думает третье, пятое, десятое... Понимаю, что эскапизм — не совсем лучший рецепт. Отвлекаюсь компьютерными играми — дайте мне фигурки покрасить и 3D-графикой немного заняться. У меня есть творческие проекты.
— Давай тест на интуицию. Скажи, поедем мы на Олимпиаду-2024 или нет? Потом проверим.
— Думаю, поедем. Но как-нибудь через одно место.
