Олег Матыцин: «Все риски, связанные с пандемией в спортивной отрасли, минимизированы»
На этой неделе министр спорта РФ Олег Матыцин побывал в гостях у «Известий» и «Спорт-Экспресса», ответив на вопросы о восстановлении нашего спорта после пандемии, эффективности мер по борьбе с допингом и решении проблем легкоатлетов, а также о своих персональных целях на руководящем посту. Представляем полную версию большого разговора.
Спорт и пандемия
— Многие говорят о том, что сегодня в России нет национальной идеи. Должно ли министерство спорта быть конструктором идеологии в спорте? Как вы к этому относитесь?
— Отношусь серьезно. Что такое национальная идея в спорте? Или миссия спорта, как мы ее попытались выразить при подготовке Стратегии развития физической культуры и спорта до 2030 года. Мы считаем, что в России надо создать максимально комфортные условия для занятия спортом. Спорт должен быть доступен. Спорт должен приносить радость и позволять гордиться успехами наших спортсменов. Наверное, идея — в единении через спорт. Когда спорт разъединяет, это деструктивно влияет на развитие. А когда он становится объединяющим фактором — через занятие спортом, через чувство сопричастности к победам национальной команды — формируется идеология.
— Сейчас непростое время в связи с коронавирусом. Спорт может послужить отдушиной?
— Я бы не назвал это отдушиной. Это сильное мотивирующее начало, энергетически важный элемент, который позволяет всем преодолеть сложный пандемический период. Спортсмены, как люди, ежедневно живущие в режиме преодоления, показывают всем, как надо справляться с ситуацией. Мы реализовывали с федерациями, с известными спортсменами проект «Тренируйся дома». И в то же время говорили, что надо соблюдать требования безопасности. Сейчас надо быть ответственным как за себя, так и за все общество. Спорт в этом отношении показал хороший консолидирующий пример.
— Тяжело переживают этот период спортсмены и спорт в целом?
— Пострадали члены сборных, потому что были прекращены занятия на федеральных и региональных базах. Пострадала вся ведомственная система — спортивные школы, высшие учебные заведения. Пострадали и организации, которые не имеют отношения к профессиональному спорту. Индустрия фитнеса понесла колоссальный урон. Люди в принципе были ограничены в передвижениях. Наверное, это коснулось каждого человека — не только в нашей стране, но и во всем мире.
Очень непросто было разрабатывать регламент восстановления чемпионата России по футболу. Были трудности и с возвращением игроков, и при определении мер тестирования, и по организации самого соревнования. Но мы показали готовность работать в единой команде — с Роспотребнадзором, федерациями, профессиональными клубами. Наш опыт помог не только в России, но и за границей. В частности, американцы изучали опыт Московского марафона, который готовился в непростых условиях, собрал тысячи людей и минимизировал риски заболеваний.
— Есть ощущение, что и спортсмены, и болельщики устали от карантинных мер, и уже боятся не самого вируса, а того, что не поучаствуют в соревнованиях и не увидят их.
— Соревнования — это естественная радость общения, радость боления за своих спортсменов, за свою команду. Но риск заражения сохраняется. В этом отношении нужно находить баланс чувства радости и чувства ответственности. Когда люди приходят на стадион, будь они в масках и перчатках, много раз тестированы, все равно энергия происходящего тянет их быть вместе. И здесь ответственность Минспорта и всего спортивного сообщества возрастает. Возникает вопрос: если болельщикам можно себя так вести, то почему ограничения распространяются на другие части общества?
— Возобновление РПЛ и КХЛ привело к резким скачкам заболеваемости коронавирусом. Это — следствие управленческих просчетов, или избежать COVID-19 было невозможно?
— Регламент был проработан детально, с участием Роспотребнадзора, соответствующих федераций и самих лиг. Но человеческий фактор имеет место быть. Определенную роль сыграла недостаточная дисциплина отдельных игроков и тренеров. Но в целом система работает эффективно. Учитывая, сколько людей задействовано в лигах, отдельные случаи заболеваний не ставят под сомнение всю систему.
— Насколько коронакризис ударил по финансовой стороне вопроса?
— Очень серьезно. Это сказалось и на государственном секторе, и на деятельности федераций и профессиональных лиг. Мы отменили или перенесли более 3 тыс. соревнований. В мире были отменены более 700 международных состязаний, из них около 60 — на территории России. Отменились все зарубежные сборы, был сокращен единый календарный план. Но мы полностью сохранили все госзадания по подведомственным учреждениям. А в фитнес-индустрии вышли с предложением в правительство о мерах экономической поддержки. Это предложение принято. Хотя полностью затраты не компенсированы, но могу с уверенностью сказать, что риски, связанные со стабилизацией экономики в спорте, финансированием подготовки команд, возможностями занятий спортом в государственных и частных учреждениях, минимизированы.
Ответственность за результат
— Деятельность федераций так или иначе регулирует министерство спорта. Например, через утверждение кандидатур главных тренеров сборных. Но со стороны кажется, что это носит несколько формальный характер.
— Я считаю, что мы — часть одной команды. Как федерации, так и Минспорта. У нас есть экспертный совет, в состав которого входят опытные специалисты, в том числе представители Олимпийского комитета. Кандидатуры тренеров вносят федерации, а обсуждение на совете носит неформальный характер, обсуждаются деловые качества, профессиональные, взгляд тренера на перспективы работы со спортсменами, цели, которые тренер ставит. Если экспертный совет принимает положительное решение, то тренеры рекомендуются для утверждения министру спорта. Считаю, что эта процедура объективна и позволяет нам эффективно взаимодействовать с федерациями. В целом, нужно сказать , что период пандемии еще раз подтвердил, что только существующая система государственного управления сферой физической культуры и спорта позволяет преодолевать вызовы и обеспечивать эффективное взаимодействие всех звеньев системы, включая спортивные федерации, общественные организации, регионы и ведомства.
— Но это не перекладывает ответственность за результат на министерство спорта?
— Мы финансируем тренеров, спортсменов, которые находятся на ставках в Центре спортивной подготовки, также финансируем систему соревнований, сборов, экипировку и многие другие аспекты. Поэтому имеем право и спрашивать с федераций за результат, и имеем право влиять на определение кандидатур тренеров.
— Иногда спортсмен фактически заканчивает карьеру, но при этом продолжает находиться на ставке в Центре спортивной подготовки. Это нормально?
— Мы сейчас проводим детальный анализ деятельности Центра спортивной подготовки и Федерального центра подготовки спортивного резерва. Но это совместная работа с федерациями, потому что без их позиции ни Министерство спорта, ни министр спорта, ни директор Центра спортивной подготовки не подписывает контракты. Иногда спортсмен может не оправдывать надежд со стороны федерации. Но совсем бесперспективных спортсменов, которые за прошлые заслуги получают деньги, как социальную пенсию, у нас нет. Существует проблема оценки и критериев деятельности, мы внимательно к этому относимся — как по тренерам, так и по спортсменам. Это государственные деньги и, конечно, мы спрашиваем результат.
— Вы имеете право наложить вето на назначение какого-то тренера или на сохранение спортсмена на ставке?
— Конечно, я такое право имею. Но есть экспертный совет, есть государственная структура в лице Центра спортивной подготовки, которые осуществляют аналитическую работу, связанную с выступлениями спортсменов и соответствием их определенным показателям. Если мы обнаружим неэффективную работу, то у нас есть право пересмотреть эти обязательства. Но у Минспорта практически никогда не бывает конфликта с федерациями из-за того, чтобы либо снять спортсмена со ставки, либо назначить.
Допинг и зарплаты
— Очень часто причиной распространения допинга в детском спорте называют зарплату тренеров. Что здесь можно поменять?
— Не думаю, что проблема допинга напрямую связана с оплатой труда тренера за конкретный результат. Конечно, мы понимаем, что стремление достичь быстрого результата иногда толкает людей на применение допинга. И не только в детском спорте, и не только в России. На уровне детских спортивных школ мы проводим анализ. Тем более что на Совете при президенте было озвучено предложение по новой концепции развития детско-юношеского спорта. Мы должны воспитывать и в тренерах, и в спортсменах неприятие к использованию допинга. Потому что это не только разрушает организм ребенка, но и нарушает его духовную природу и идеологию. Идеология — это борьба по правилам, уважение к сопернику, принятие поражения и чествование победителя. Проблема допинга нарушает эти ценности. Детский тренер и тренер на любом другом этапе должен воспитать эту идеологию в себе и в своих учениках.
— Можно что-то изменить в системе соревнований, чтобы не было такой ориентации на результат?
— На быстрый результат, скажем так, и на тесную зависимость тренера от него. Но от этого сложно уйти. В спорте результат — одно из главенствующих понятий. Соревнования проводят для того, чтобы показать результат. Проблема допинга существует. Она должна решаться на уровне воспитания и образования. Часто бывает так, что в регионах из-за недостатка финансирования нет разрешенных медицинских средств адаптации к нагрузкам. И получается, что допинг используют для того, чтобы легко снизить нагрузки и для того, чтобы показать результат. Вот эту проблему надо решать совместно — на уровне регионов, прежде всего, потому что на уровне сборных медицинский контроль на высоком уровне.
— Очень много говорилось об уголовной ответственности за применение и распространение допинга. Почему пока этот закон в России ни разу не был применен?
— Здесь вопрос в распределении ответственности. Министерство спорта — не следственный и не карательный орган. Мы отвечаем за координацию и реализацию государственной политики. Есть компетентные органы, которые призваны следить за соблюдением законодательства. Наверно, сегодня мы находимся только в начале пути, когда только определены законодательные механизмы наказания за допинг, в том числе уголовного. Обществу нужно время, чтобы сформировать культуру ответственности и готовности понести наказание. Моя позиция такова: если закон принят, то любой человек должен понимать, какими будут последствия за его нарушение.
Сейчас не готов сказать, почему не работает закон, там очень много факторов — и объективных, и субъективных. Самым эффективным средством профилактики вижу образование. Применение административных мер неизбежно, но здесь я сторонник эволюции, потому что любые революции либо кровавые, либо потом очень долго приходится строить то, что было разрушено. В то же время я сторонник очень жестких, конкретных мер. Если понятна вина конкретных людей, и если есть механизмы ответственности за нарушение допингового законодательства, значит, люди должны нести эту ответственность.
— Справедлив ли пожизненный запрет на занятие государственных должностей для спортсменов, которые были уличены в применении запрещенных препаратов?
— Это одна из мер ответственности. Если ты живешь в системе определенных ценностей, и эта система дала тебе возможность завоевать какую-то медаль, быть известным человеком, а потом ты нарушаешь нормы этой системы, то должен быть готов к тому, что система тебе уже не позволит абсолютно ничего. Понимаю боль и неприятие людей, в отношении которых такие меры принимаются, но либо мы — за систему, либо она начнет разрушаться.
Международные отношения
— Есть свет в конце туннеля в истории с дисквалификацией Всероссийской федерации легкой атлетики?
— Свет есть. К великому сожалению, с начала года мы не увидели серьезных изменений в деятельности федерации. Были объективные обстоятельства, но в основном налицо субъективный фактор руководства. Сегодня мы минимизируем риски недопонимания с World Athletics — c ними в контакте и Олимпийский комитет, и Минспорт. Оплатили штраф, была подготовлена дорожная карта. Она пока не утверждена, но одним из факторов, почему это не было сделано — непонимание со стороны World Athletics, кто будет дальше руководить федерацией. Выборы назначены на 30 ноября, надеюсь, что уже новое руководство придет к пониманию своей реальной руководящей роли.
Причем для меня как для министра, да и, думаю, для всей общественности более важно, как легкая атлетика будет развиваться. Потому что колоссальный урон нанесен не только международному имиджу, но и развитию легкой атлетики в регионах, в детских спортивных школах. World Athletics сейчас очень конструктивно настроена, в декабре должен состояться совет этой международной федерации, где будет рассмотрен вопрос о восстановлении нейтрального статуса для наших спортсменов. Надеюсь на положительное решение. Если дорожная карта будет принята, и все остальные шаги тоже сделаны, российская легкая атлетика будет представлена на Олимпиаде в Токио.
— Когда вы заняли должность министра спорта, международные антидопинговые организации относились к России крайне агрессивно. Сейчас это отношение меняется?
— В какой-то мере я согласен, что так и было. Но тут нужно задать вопрос самим себе, почему так случилось? Мы были недостаточно проактивны в отношении международных антидопинговых организаций, и, наверное, в какой-то момент дали повод для формирования такой агрессивной политики по отношению к нам. Сейчас я вижу, что сформирован мощный юридический механизм для защиты наших интересов, и это демонстрируют последние решения Спортивного арбитражного суда в Лозанне. Минспорт и ОКР активно взаимодействуют с МОК, ВАДА, международными федерациями. Надеюсь, возникший дисбаланс будет выровнен. Но начинать нужно с себя. Если в российском спорте, и не только в легкой атлетике, были проблемы, то нужно понять их причину и провести перестройку, возможно, даже революцию. И также нужно по-новому выстраивать информационную политику, ведь Россия не несет ответственности за допинг во всем мире.
— Ваши ожидания от заседания Спортивного арбитражного суда в ноябре по иску ВАДА против РУСАДА?
— Я надеюсь, что сработают юридические механизмы в части правовой защиты наших интересов. Но я всегда руководствуюсь тем, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Какое бы решение ни было принято, каким бы жестким оно ни было, Россия — мощная, самостоятельная спортивная держава. Мы в любом случае на 100 процентов будем проводить международные соревнования, наша система готова к этим вызовам.
Контракты, которые были подписаны с международными федерациями до решения суда, остаются в силе. Это чемпионат мира по волейболу в 2022 году, чемпионат мира по хоккею в 2023 году, крупное мероприятие SportAccord, которое, я надеюсь, пройдет в 2021 году, Всемирная универсиада в 2023 году в Екатеринбурге... То есть речь идет об интересах не только России, а всего мирового сообщества, где наша страна играет огромную роль как надежный партнер, который всегда выполняет свои обязательства. Кто может быть заинтересован в том, чтобы разрушить эту систему? Поэтому мы надеемся на справедливое решение, которое позволит в том числе исключить коллективную ответственность в отношении наших спортсменов. Даже если какие-то ошибки были допущены, за них должны отвечать конкретные люди, а не страна в целом.
— Проведение упомянутых вами соревнований не будет зависеть от текущего статуса РУСАДА?
— Формально, думаю, нет. Ведь когда мы планировали проведение Всемирной универсиады в Красноярске, статус РУСАДА еще не был восстановлен. В обязанности организаторов входит обеспечение нужного объема тестирования, и мы на тот момент в сотрудничестве с ВАДА это сделали. Так что не думаю, что статус РУСАДА может стать препятствием к проведению соревнований на территории России.
Массовый и профессиональный спорт
— В ряде регионов резко сократилось финансирование профессионального спорта. Например, во Владивостоке закрылись все профессиональные команды. Это проблема?
— Такая проблема существует. И тут важно понять: если мы резко сократим госфинансирование профессионального спорта, что от него останется? Продолжат ли клубы жить? Поэтому прежде, чем делать такие шаги, надо предложить механизм выживания профессионального спорта. За счет изучения опыта иностранных партнеров, внедрения коммерческих механизмов, которые сделают профессиональный спорт привлекательным для бизнеса и СМИ. Однозначно профессиональный спорт не должен быть частью государственного финансирования. Но государство должно создать условия, чтобы он развивался. Есть яркие успешные модели профессионального спорта. Например, КХЛ. Этот механизм работает и с него всем можно брать пример.
— Как найти золотую середину между теми, кто требует деньги сейчас, чтобы выигрывать чемпионаты мира, и огромным количеством детей, которым сначала надо полюбить спорт, а потом показать результат?
— Один из механизмов решения этой задачи я вижу в том, чтобы спорт максимально был интегрирован в различные сферы социальной жизни. Прежде всего, в систему образования. Сейчас мы взаимодействуем с Министерством просвещения, с Министерством науки и высшего образования, чтобы спорт стал важным элементом жизни детей и студентов. Если мы создадим широкий фундамент для занятия спортом в школах, университетах, детско-юношеских спортивных школах, тогда можно целенаправленно проводить селекцию. Тогда мы задействуем ресурсы не только Министерства спорта, но и Министерства науки и высшего образования. Также у нас есть крупные корпорации — РЖД, Ростех — которые тоже создают модели популяризации спорта. Задача Министерства в том, чтобы элементы этого пазла соединить и получилась красивая картинка. В этом случае будет понятен механизм спорта высших достижений.
Важно выбрать правильную траекторию развития и распределить ответственность: школьный спорт, студенческий спорт, спорт высших достижений, роль федераций и регионов. Такая система работала в Советском Союзе, ее активно развивает КНР. Но я не за возврат в прошлое, а за развитие положительного, что у нас было. Например, программы «От значка ГТО до олимпийской медали», массовых детских соревнований, спортивных обществ «Урожай», «Спартак», Динамо", «Буревестник», ЦСКА... Раньше каждый элемент понимал, как он встроен в общую систему.
— Процент людей, занимающихся спортом, растет. Но количество интересующихся большим спортом, растет не так быстро. В чем здесь проблема?
— Я здесь проблемы не вижу. Фитнес-залы пользуются огромной популярностью. Пустых арен, надеюсь, тоже не будет, если такие звезды, как Александр Овечкин или Мария Ласицкене будут продолжать выступать, и рождаться новые звезды. Вопрос в правильной популяризации, в формировании имиджа спортсменов как неких моделей в жизни. Сейчас, мне кажется, молодежь, да и вообще многих интересуют сильные личности, которые не только обладают профессиональным мастерством в любом виде деятельности, а которые состоялись именно как граждане.
— Какую вы себе цель ставите? Что бы лично для вас стало качественным итогом цикла работы на посту министра спорта?
— Я не сторонник того, чтоб везде через каждое слово звучало «Минспорт». Я не за такую популярность, а за то, чтобы было понимание того, что мы — единая команда, чтобы не было конфликтов. Чтобы международное сообщество воспринимало нашу страну благодаря деятельности Минспорта как большую, мощную державу, которая является надежным партнером. Ну и, конечно, чтобы Стратегия развития спорта до 2030 года была принята и реализована.
Олег Матыцин
19 мая 1964 года в Москве.
Ректор Российского государственного университета физической культуры, спорта, молодежи и туризма (2001-2006).
Президент Российского студенческого спортивного союза (2005-2015).
Президент Международной федерации университетского спорта (с 2015 года).
Министр спорта Российской Федерации (с 2020 года).
