Руль жизни вырван с мясом. Рабинер — о реакции людей на пандемию коронавируса, и уроках, которые из нее нам стоит извлечь
Знаете, в чем главная непривычность и необычность нашего нынешнего состояния? Осмелюсь говорить не только от своего, но и, уверен, от вашего имени. Потому что мы все сейчас в одной лодке, что, надеюсь, поможет нам и в будущем чувствовать себя ближе друг к другу. Не говоря уже о своих родных и старших.
Мы привыкли думать — возможно, самонадеянно, — что в целом все происходящее с нами находится у нас под контролем и зависит от нас. Нет, понятно: тот, кто, например, пьет до посинения и к тому же не умеет этого делать, и его пробивает на агрессию, — может попасть в любую переделку. Кто кладет стрелку спидометра на автомобиле — тоже, и т.д. Я говорю о тех, кто контролирует себя, ведет вменяемый образ жизни и в той или иной степени добивается того, к чему стремится. Короче — кто не считает себя лузером и не бросил весла по жизни.
Мы привыкли — кто больше, кто меньше — планировать по крайней мере ближайшее будущее и как минимум догадываться, что с нами будет через месяц, два, полгода. Далеко не всегда это срабатывает, иной раз с кем-то — не срабатывает трагически. Но правило все-таки таково: если ты делаешь все, чтобы удержать руль жизни в своих руках, то выпускаешь его один-два раза за пару-тройку десятилетий. В этих случаях — да, как повезет. В остальных — под контролем.
А сейчас этот руль у нас всех вырван с мясом, и мы превратились в сторонних наблюдателей собственной жизни. Да, у многих есть гораздо больше времени подумать о жизни и себе в ней, оглянуться, посмотреть на себя со стороны и заняться какими-то элементами самосовершенствования, которые помогут в будущем. Или просто лучше научат ценить красоту.
Я вот за эти дни пересмотрел столько опер и балетов из «Метрополитан Опера», Большого и Венской оперы, сколько не видел до того за всю жизнь. Мог ли вообразить еще дней двадцать назад, что стану фанатом... Хуана Диего Флореса, перуанского тенора? Диего до того для меня существовало два — Марадона и Симеоне. Ну, еще Годин. Ладно, спасибо полубезумному ощущению, что ты — часть массовки фильма-катастрофы, хотя бы за это.
Но каждую неделю происходят вещи, которые мы неделей ранее даже предполагать не могли. К началу года мы и слова такого — коронавирус — в большинстве своем не слышали. К началу февраля сочувствовали Китаю, но никак не думали, что это доползет до Европы и Америки. К началу марта не могли вообразить, какой ад настанет в Италии с Испанией и одурели бы, узнав, что схлопнется весь мировой спорт, а нас спустя месяц закроют на самоизоляцию. Поэтому даже не хочу загадывать, что будет еще через месяц. Что угодно. В любую сторону. Вы к такому ощущению привыкли?
Не далее как 20 марта я, каюсь, задавал моему товарищу Жоре Кудинову вопрос, знает ли он, живущий в Милане, лично хоть одного заболевшего. Он отвечал отрицательно, но, насмотревшись на все изнутри пожара, с севера Италии, урезонивал меня фразой: «А из Бергамо военные ночью гречку вывозят в гробах?» А теперь он сам лежит в больнице под Миланом с коронавирусом, и мне очень совестно за тот вопрос. Ему, кстати, лучше — в результате лечения температура упала и кашель отступает. Тьфу-тьфу-тьфу, постучим три раза по дереву.
Нет, не то чтобы я тогда (всего 12 дней назад!) не верил в реальность происходящего. И не то чтобы жил по принципу, некогда гениально сформулированному Анатолием Федоровичем Бышовцем: «Нужно быть полным идиотом, чтобы верить всему тому, что происходит».
Просто сама возможность всего этого урагана ТАК меняющейся на глазах жизни никак не могла уместиться в моей голове. За 47 лет я впервые столкнулся с ситуацией, когда происходящие вокруг события несут тебя по своим волнам, а ты можешь только пытаться лихорадочно ловить течение и не захлебываться. И то не факт.
Есть ощущение, что мы пребываем пусть не на передовой (пока) мировой войны, но в месте, куда регулярно совершаются вражеские авианалеты. Деваться некуда, в эвакуацию уже не успели (в нашем случае — и места такого нет). А там уж, кто успел в бомбоубежище — пережил. А кто нет...
И, главное, ты абсолютно не знаешь и не понимаешь, когда и чем все это закончится. И что за мир, что за жизнь будет потом. Это самое непривычное. И пугающее.
Что нам остается? Принять это страннейшее время и состояние, смириться с тем, что другого выбора все равно нет, и придется жить по законам этого времени. С тем, что, если я сижу в стенах своей трешки в многоквартирном московском доме, и на свой район, как и на весь город, могу глядеть только из окна 12-го этажа. Если не могу выйти даже в парк на часок погулять, а также посмотреть какой-либо футбол или хоккей, кроме белорусского, — то это какая-то да, адовая, невозможная, но — реальность. И нам с нею какое-то время жить.
Кстати, пока ни на один матч чемпионата Белорусии сил у меня не хватило. И две трети РПЛ-то смотреть — мучение, а наблюдать за тем, что еще намного хуже, при этом никого лично не зная и не испытывая никакой симпатии или антипатии, — я мазохист, что ли? Лучше поработать, почитать, посмотреть фильм или оперу. Выпить бокал вина, наконец. Но не портить себе до конца и так уже искореженный футбольный вкус. Простите, белорусские друзья.
Может, в какое-то утешение нам стоит понять, что мы живем в отрезок, о котором будут потом вспоминать, рассказывать, писать десятилетиями — а может, даже веками. Которому будут посвящать памятники — как в Вене избавлению от чумы. Господи, я был там на Новый год!
На днях увидел летящий где-то высоко-высоко самолет. Никогда не думал, что эта картина может вызвать во мне бурю эмоций. Этот самолет — часть другой жизни, которая была у нас только что и которую волею судьбы отобрали.
Надеюсь, временно. Научимся же пока ценить то, что имеем.
