Все интервью
Все интервью

19 октября 2016, 12:00

Александр Легков: "Каждую потраченную на меня копейку я отрабатываю честно"

СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Лидер сборной России – о своей нынешней роли в национальной команде и о том, легко ли сменить спортивную форму на костюм и галстук

С олимпийским чемпионом Сочи мы встретились в Рамзау, где проводила первый снежный сбор группа Маркуса Крамера. По холлу отеля были в изобилии развешены шутливые рукописные плакаты, поздравляющие Легкова с избранием в Московскую областную Думу, так что первый вопрос собеседнику напрашивался сам собой:

– Каков ваш нынешний лыжный статус: вы продолжаете тренироваться серьезно, или же просто катаетесь для собственного удовольствия?

– Тренируюсь я всегда серьезно. Находиться в сборной команде и не работать наравне со всеми для меня неприемлемо. Может быть после Игр в Сочи не все пока получается так, как хотелось, но на это есть объективные причины. В процессе подготовки к той Олимпиаде мне пришлось столько всего сделать как в физическом, так и в психологическом, эмоциональном плане, что после всего пережитого наверное не мог не наступить спад. Я не жалуюсь, не хочу сказать, что мне нужна какая-то разгрузка, или что не могу настроиться на серьезные результаты и новые победы, но складывается все пока в этом отношении не очень для меня просто.

– Но вы продолжаете держать эти результаты в голове и мечтать о них?

– Как любой спортсмен моего уровня.

– Согласитесь, что вы – не любой спортсмен. Более того, вся ваша карьера достаточно драматична и я бы сказала, кинематографична: выступали на трех Олимпиадах, причем на двух первых без особого успеха, в тридцать один год – более чем солидном для спорта возрасте – вне просто реализуете свою заветную цель стать олимпийским чемпионом, но делаете это в заключительной гонке Игр, ухватив за хвост возможно свой последний шанс. О более яркой точке в спортивной карьере думаю не мог бы мечтать ни один спортсмен в мире. Но вы эту точку не ставите. Почему? Не можете жить без лыжных гонок?

– Перед Играми в Сочи я довольно часто думал о том, что если выиграю медаль, то сразу закончу бегать: слишком долго и тяжело шел к этому результату. Но после того, как выиграл и увидел, что могу быть первым, что мои усилия увенчались успехом, что сам я в каком-то смысле стал гордостью и славой страны, появились другие мысли. Я понял, что совершенно невозможно закончить со спортом, разом все обрубив. А кроме того 16 лет профессиональной спортивной карьеры – это все-таки серьезный срок. Нагрузки, тренировки, режим – все это уже настолько глубоко сидит в спортсмене, что, порой, трудно представить свою жизнь иной.

– А может быть вам просто страшно уходить из жизни, где все давно знакомо до мелочей, в совершенно новую, неизвестную реальность, в которой к тому же придется начинать строить карьеру с нуля?

– Возможно есть и это тоже. Хотя один раз мне уже удалось изменить собственную жизнь и в определенном плане начать все сначала – после Игр в Ванкувере, где я стал четвертым. Это было, как мне кажется, намного страшнее, чем просто уйти из спорта в обычную жизнь. Но насчет страха вы, безусловно, правы: он рано или поздно возникает у любого профессионального спортсмена. Ты изо дня в день делаешь определенную работу, знаешь свой распорядок дня, причем каждый из этих дней расписан на много месяцев вперед, знаешь, что и как должен делать, чтобы появился результат. Кто-то живет так десять лет, кто-то двадцать. А потом уходишь и чувствуешь себя как птенец, выброшенный из гнезда на дорогу. Я уже не раз приводил это сравнение, но оно по моим ощущениям действительно очень точное.

Александр ЛЕГКОВ. Фото Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"
Александр ЛЕГКОВ. Фото Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"

ЗАПУЩЕННЫЙ ОДНАЖДЫ БУМЕРАНГ
ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ

– Вы ведь не можете не понимать, что выиграть Олимпийские игры можно лишь в том случае, если ты готов на протяжении многих лет приносить в жертву этой цели абсолютно все. Сейчас в вашей жизни помимо спорта появилось довольно много самых разных занятий, отнимающих время, энергию, силы. Означает ли это, что спортивный результат уже не стоит во главе угла?

– Результат для меня по-прежнему важен, но несколько иначе, чем это было раньше. Для начала я очень хорошо понимаю все меру ответственности, которая продолжает на мне лежать до тех пор, пока я нахожусь в национальной команде. На мою подготовку по-прежнему выделяются деньги и могу сказать, что каждую копейку этих денег я отрабатываю честно: никто не может сказать, что я прихожу на тренировку и в чем-то халтурю. Да, я уже не одержим результатом до той степени, как перед Сочи. Мне действительно порой приходится разрываться между тренировками и какими-то другими делами.

При этом я отдаю себе отчет в том, что впереди у меня чемпионат мира, а возможно и еще одни Олимпийские игры, и я совершенно не хочу оказаться там в роли спортсмена, на которого все смотрят с сожалением, вспоминая о том, каким он когда-то был. Для того, чтобы этого не произошло, я постоянно ищу какие-то новые вызовы. Меняю лыжи, пытаюсь изменить подготовку, начинаю смотреть на какие-то процессы другими глазами, размышляю о том, что может быть пришло время стать гонщиком двух-трех дистанций, а не полного сезона. Тридцать три года это в лыжах с одной стороны не так уж и много, но в то же время начинаешь все острее чувствовать, как молодежь наступает на пятки. Главное я точно знаю, что совершенно невозможно добиться результата, когда ты постоянно находишься в зоне комфорта. А вот когда из этой зоны выходишь, тогда и делаются великие дела.

– Абсолютно с вами согласна. Просто когда идешь к первой олимпийской медали, мотивация столь сильна, что помогает терпетьлюбые нагрузки и переносить любой дискомфорт. Просто потом все это перестает работать. И люди сталкиваются с тем, что цель выиграть Олимпиаду еще раз уже не может их мотивировать в прежней степени.

– Почему же тогда не так обстоит дело за границей? Почему иностранцы, выиграв Олимпиаду, не теряют мотивации, а начинают думать: “Вау, как это круто! Я еще хочу!”

– Может быть потому, что в России на профессиональный спорт многие смотрят не как на удовольствие, а как на возможность выйти на более высокий уровень благополучия? И теряют интерес к тренировкам, когда этот уровень достигнут?

– Не знаю. Мне кажется, я никогда не смотрел на спорт с точки зрения какой-то выгоды. Не могу сказать, кстати, что после Олимпийской победы моя жизнь сильно изменилась. У меня остались те же друзья, да и мотивация не исчезла.

– Если бы она не исчезла, у вас, полагаю, в послеолимпийском сезоне были бы несколько иные результаты.

– Не факт. Я ведь не знаю, что происходило бы со мной в том случае, если бы в Сочи я не выиграл. Возможно все было бы точно так же, если не хуже. Я слишком много отдал для того, чтобы просто прийти к тем Олимпийским играм. Говорю это не для того, чтобы кто-то прочитал интервью и меня пожалел: в той реальности, в которой мы живем, вообще не стоит рассчитывать на чужое сочувствие. Когда что-то у спортсмена не получается, его скорее обольют грязью.

– Вас это сильно задевает?

– Нет. Просто констатирую факт. И верю в то, что запущенный однажды бумеранг всегда возвращается. Каждому из нас за все дела в этой жизни рано или поздно воздастся по заслугам. А возвращаясь к вашему вопросу о мотивации – да, ее порой сложно найти. Но давайте подумаем о том, что я, возможно, нужен команде, причем нужен именно в том статусе, в котором нахожусь. Олимпийские игры уже совсем скоро, я постоянно присутствую в коллективе, где много молодых спортсменов, они смотрят на то, как я работаю на тренировках, как отношусь к себе. Если все это хотя бы на десять процентов поспособствует нашему общему результату в Пхенчхане, получается, что я уже остался в спорте не зря.

– А каково это – чувствовать, как более молодые непрерывно точат о тебя зубы?

– Приятного мало. Лыжные гонки – очень индивидуальный и очень эгоистичный вид спорта. И я, разумеется, абсолютно не хочу, чтобы кто-то у меня выигрывал. Если бы до Сочи меня кусали со всех сторон так, как начали кусать после и кусают сейчас, я бы не разговаривал с вами, сидя на диване, а пахал бы на лыжне. А по ночам бился бы в подушку головой, пытаясь придумать, за счет чего могу уйти еще дальше вперед. До Игр я ведь даже близко никого к себе не подпускал – на всех скоростных тренировках, на всех контрольных. Сейчас в каких-то аспектах за соперниками приходится тянуться уже мне. Но это тоже в определенном смысле дает мотивацию.

Александр ЛЕГКОВ (№3) в олимпийском Сочи. Фото Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"
Александр ЛЕГКОВ (№3) в олимпийском Сочи. Фото Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"

ПОЯВИЛОСЬ ОЩУЩЕНИЕ
ХРОНИЧЕСКОГО НЕДОВОССТАНОВЛЕНИЯ

– Бригада, в которой вы работали до Игр в Сочи, была уникальным явлением в российском спорте. Мне казалось по крайней мере, что и вам, и всем, кто вместе с вами работал под руководством Изабель Кнауте и Рето Бургермайстера, было очень комфортно находиться в одном коллективе. Не жалеете, что пришлось расстаться?

– В нашей жизни когда-то все заканчивается, правильно? К этому, считаю, тоже нужно относиться спокойно. У нас действительно была хорошая бригада, хорошие четыре года, и я отдаю себе отчет в том, что мне очень повезло на самом деле – оказаться в нужное время в нужном месте и в окружении правильных людей. Хотя мало кто вообще мог поначалу предполагать, что работа с Изабель, которая первоначально пришла в команду массажистом, приведет к такому результату.

Правда сейчас, оглядываясь назад, я все чаще прихожу к выводу, что основным человеком, который в 2010-м по сути решил мою судьбу, оказался Виталий Леонтьевич Мутко. Я не приходил к нему за помощью, ничего не просил, мы просто летели одним рейсом из Ванкувера, где я был совершенно убит своим четвертым местом и отрыдался по этому поводу во все микрофоны. Именно тогда Мутко вдруг сказал, что верит в меня и во всем готов поддержать. В том числе и в ситуации, если я найду иностранного тренера и уйду к нему, как ушел в коньках Иван Скобрев. Если бы не тот разговор, мне и в голову наверное не пришло бы искать варианты. И не факт, что я вообще что-то выиграл бы в своей жизни.

– Почему сейчас вы решили продолжить работу с Маркусом Крамером?

– Потому что работал с ним все предыдущие годы – с того самого момента, как образовалась наша бригада. Маркус писал нам все тренировочные планы, после чего мы разбирали их вместе с Изабель. Она же, продолжая оставаться физиотерапевтом, организовывала все, что нам нужно для работы: переезды, перелеты, отели, обследования, лечение, если таковое было нужно, всяческие тесты. Но говорить о Крамере, как о тренере, в тот период мы не могли: он по контракту работал со сборной Германии и лишь периодически частным порядком выбирался к нам на сборы на два-три дня. Сейчас работа с немцами закончена, так что Маркус – полноправный тренер сборной России.

В тот период, когда наша совместная работа только начиналась мы столкнулись с проблемой, что тренера в нашей группе официально нет. Изабель занять эту должность не могла, вот и возникла кандидатура Бургермайстера, который до прихода в российские лыжные гонки работал в Швейцарии со всеми желающими, обучая их правильно ездить на лыжах. Рето – хороший специалист, очень коммуникабельный, очень пунктуальный, выполнял массу всевозможной технической работы. Но центральной фигурой в нашей группе он тем не менее никогда не был.

– Ваши тренировочные планы после победы в Сочи претерпели хоть какие-то изменения?

– Нет. Разве что появилось ощущение хронического недовосстановления, я бы так сказал. Все-таки возможности сосредоточиться исключительно на тренировочном процессе у меня сейчас нет. Но об этом я не жалею. Считаю, что силы, которые сейчас вкладываю в свою общественную деятельность, в только-только начавшуюся депутатскую работу, в развитие моего клуба “Пересвет”, могут дать моему виду спорта ничуть не меньше, чем моя победа в Сочи.

Александр ЛЕГКОВ. Фото Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"
Александр ЛЕГКОВ. Фото Федор УСПЕНСКИЙ, "СЭ"

НА ТРЕНИРОВКАХ НАБИРАЕТСЯ
ПО 11-12 ТЫСЯЧ КИЛОМЕТРОВ ЗА СЕЗОН

– Президент краснодарского футбольного клуба Сергей Галицкий, который на свои средства построил на Кубани футбольный стадион, сказал в интервью, что подобные вложения никогда не окупят себя с точки зрения бизнеса, скорее это безвозмездный вклад в футбольное будущее страны. Способен ли окупить себя такой клуб, как “Пересвет”? Другими словами, это для вас – социальная история, или все же коммерческая?

– Не думаю, что такие проекты вообще способны окупить себя в ближайшие десять, а то и двадцать лет. Поэтому для меня это – ни разу не коммерция. Я просто хочу, чтобы лыжные гонки в России продолжали развиваться. Чтобы у каждого ребенка была возможность ходить в хорошую секцию, к хорошему тренеру, кататься на хорошем инвентаре. “Пересвет” – это ведь не только лыжи, но и множество других секций. И я очень рад, что кроме меня есть довольно большое количество людей, которые заинтересованы в том, чтобы этот проект продолжал развиваться.

– В тренерской ипостаси вы себя в дальнейшем могли бы преставить?

– Пока нет.

– Не чувствуете склонности, или не хотите по каким-то иным соображениям?

– Я мог бы попробовать заниматься тренерским делом и взять на себя ответственность за судьбы спортсменов, которые хотят добиться олимпийских наград, но ведь это можно делать и другим путем, более масштабным. Например, работать над созданием условий для разивития спорта в нашей стране. Тогда ребят, способных добиться наград, может быть гораздо больше. Я чувствую в себе потенциал для масштабной работы, где мое знание ситуации в спорте – российском, зарубежном – может оказаться полезным. Сейчас я уже говорю о моей общественной, депутатской деятельности. Именно на это у меня сегодня уходит все больше и больше сил и времени.

– Знаю, что ваша олимпийская медаль хранится в клубе в Пересвете, чтобы ее могли видеть те, кто там занимается. А насколько часто вы сами там появляетесь?

– Как только выдается такая возможность. Это очень важно. Приходится много общаться с самыми разными людьми, с руководителями различных уровней, следить за тем, чтобы в секциях хватало необходимого инвентаря, проводить мастер-классы, спортивные уроки. Все это мне интересно. Если у меня получится реализовать все задуманное хотя бы на уровне моего избирательного округа, это уже, считаю, будет немало.

– Проводить значительную часть времени в костюме и галстуке тяжело?

– Я бы сказал непривычно. Зачастую с заседаний приходится сразу ехать на тренировку, так что баул с лыжной формой я постоянно вожу с собой в машине.

– Не могу отделаться от ощущения, разговаривая с вами, что по жизни вы скорее спринтер, нежели стайер. Как вам удавалось успешно бегать 50 километров, ума не приложу.

– Наверное все дело в том, что в обычной жизни у меня не так много свободного времени. Поэтому я и стараюсь делать все быстро, не откладывая в долгий ящик. Что касается спорта, после того, как в тренировках набирается по 11-12 тысяч километров за сезон, пробежать “полтинник” не составляет никакого труда.

– Я не собиралась затрагивать в интервью тему вашей депутатской деятельности, но все же спрошу: нет ощущения, что политика – это совсем не ваша стезя?

– На эту тему было бы наверное правильнее рассуждать, если бы мы с вами разговаривали не через месяц после выборов, а немного позже. Понятно, что для меня это пока еще совершенно незнакомая область деятельности, даже лексикон приходится осваивать другой. Но мне кажется, что если человек сумел многого добиться в спорте, приучен терпеть, не боится работать и умеет к тому же организовывать свою жизнь, он сумеет добиться результата в любом другом деле. Если захочет, конечно. А я хочу.