Владимир Сальников: "Комбинезоны разрешат – чтобы было место для рекламы"

ПО ВТОРНИКАМ С Еленой ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Он был выдающимся пловцом, четыре раза выигрывал олимпийское золото, а стал чиновником. Не самым хорошим, как считают многие. Но это как раз понятно: люди, стоящие во главе вида спорта, всегда первыми попадают под удар критики, если нет достойных результатов. Сальников несколько лет занимал должность первого вице-президента российской федерации плавания, а на днях, после того как руководитель администрации президента России Сергей Нарышкин подал в отставку с поста президента федерации, знаменитый пловец стал исполнять его обязанности.

КРУШЕНИЕ ИЛЛЮЗИЙ

- Спортсмены часто говорят, что уход из спорта стал для них самым тяжелым моментом в жизни. Согласны?

- Полностью разделяю эту точку зрения. Хотя для меня этот период и не был трагичным, я пережил его тяжело. Пока спортсмен тренируется и выступает, он находится в несколько искусственной среде. Оторванной от реальной жизни, так сказать. И так - много лет. А потом вдруг все заканчивается. И ты сразу начинаешь чувствовать себя как рыба, которую вытащили из воды на берег.

- Но для вас-то сразу нашлась работа?

- Предложений действительно было немало. Одно из них поступило от тогдашнего спортивного министра Марата Грамова - возглавить сборную по плаванию.

- Это предложение вы в итоге и приняли?

- Не сразу. Обдумывал его долго - месяца три или четыре.

- Что смущало вас наиболее сильно?

- Я никогда ранее не занимался организационной работой в таком объеме. Поэтому совершенно четко понимал, что, во-первых, придется учиться, а во-вторых, учиться придется исключительно на своих ошибках, которые я непременно начну совершать на каждом шагу. Повторяю, это не было предположением или опасением. Я заведомо знал, что именно так и будет, и не испытывал по этому поводу никаких иллюзий.

Отдавал себе отчет в том, что профессионально силен как спортсмен. Этому способствовало то, что в последние годы своих выступлений я тренировался самостоятельно, с помощью жены Марины. Но все эти знания носили достаточно ограниченный характер. Соответственно нужно было быстро перестроить свое мировоззрение. Научиться смотреть на спорт не изнутри, а снаружи.

Конечно, мне хотелось надеяться, что все получится. Что я сумею воплотить свои идеи, планы.

- Признайтесь, рассчитывали, что окружающие станут вам помогать?

- Такая иллюзия присутствовала. Все-таки слишком свежи были воспоминания о том, как после победы в Сеуле меня чуть ли не на руках носили, и, кроме восторженных слов в свой адрес, ничего иного я не слышал. Когда выяснилось, что помогать никто не собирается, это стало настоящим ударом.

- И вы осознали, что вокруг - вакуум?

- Не сразу. Долго не мог понять, почему все мои предложения "буксуют". Не могу сказать, что это был саботаж. Скорее - нежелание людей что-то менять. Что бы я ни говорил, это просто не выполнялось.

- В чем вы тогда видели необходимость перемен?

- Думаю, вы и сами помните, что это были за времена. Существовал Госкомспорт - огромная машина, которая управляла всем процессом подготовки спортсменов и сборных команд. В этой грандиозной и достаточно бюрократической системе любой тренер чувствовал себя маленькой шестеренкой. То и дело случались ситуации, когда решение нужно было принимать немедленно. Вместо этого приходилось ждать два-три месяца. Даже те, кто искренне стремился мне помочь в самом Госкомспорте, ничего не могли изменить. Естественно, это бесило. В итоге мое рвение просто иссякло. Пришлось признать, что реализовать свои идеи, работая в таком формате, мне не по силам. Когда я окончательно это понял, оставалось только уйти. Что я и сделал, отработав в общей сложности года полтора.

- И подались в бизнес?

- У нас был грандиозный проект, связанный со строительством в Москве аквацентра.

- Насколько мне известно, идея проекта принадлежала вашему тестю?

- Да. Перед Играми в Сеуле мы жили все вместе, поскольку родители жены посвящали все свободное время воспитанию нашего с Мариной сына. Иногда приходилось ютиться в одной небольшой квартирке, но мы с женой прекрасно понимали, что собственный комфорт в этой ситуации - дело десятое. Гораздо важнее было то, что Вовка чувствовал себя лучше, находясь с дедушкой и бабушкой.

Вслух я иногда возмущался, но в глубине души знал, что другого варианта у нас просто нет. Сын родился за 5 месяцев до Игр, у нас полным ходом шла подготовка, Марина постоянно была "на нервах", поскольку проблемы сыпались на нее со всех сторон, и с моей в том числе. Я человек упрямый, поэтому мне недостаточно было знать, что я должен делать на тренировке согласно плану. Стоял на своем до тех пор, пока не убеждался в правильности или неправильности собственных действий. Марина постоянно со мной спорила, но одновременно с этим ей было до слез меня жалко, потому что каждая тренировка превращалась в самоистязание.

Дома я просто падал пластом и засыпал. Все мое "отцовство" сводилось разве что к тому, чтобы пять-десять минут постоять над кроваткой сына и посмотреть, как он хватает погремушки.

Тесть тогда много помогал нам в подготовке к Играм. Он был руководителем Центра олимпийской подготовки, в котором находилась одна из сильнейших в масштабах страны и наиболее сбалансированная научная лаборатория для спорта высших достижений. Там работали выдающиеся специалисты по психо-физиологии, кардиологии, разрабатывались самые современные методики.

Когда я закончил плавать, мы часто обсуждали дома, чем можно заняться в условиях зарождающихся рыночных отношений. Так и возник проект аквацентра.

- Который в итоге стал для вас вторым этапом крушения иллюзий?

- Это тоже произошло не сразу. Мы продвинулись довольно далеко. Для начала строительства с нашей стороны было подготовлено все: проект, финансирование. Но совершенно неожиданно мы столкнулись с ситуацией, когда официально на всех уровнях люди поддерживали все наши начинания, а в решающий момент не срабатывал какой-то механизм, и все начинало сыпаться. Нашим партнером по этому проекту был "Ростелеком" - лидер индустрии телекоммуникаций, который тогда искал место для офиса и соглашался на определенных условиях построить нам аквапарк и организовать себе офис в этом же комплексе. Компания уже провела заседание совета директоров, был готов план мероприятий. И тут все встало по независящим от нас причинам.

"Ростелеком" ждал год. А потом построил себе прекрасный офис на Тверской без всякого аквапарка.

ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ

- Что происходило в вашей жизни потом?

- Довольно долго я пытался найти какое-то применение своим способностям. И в конце концов, стал работать представителем фирмы Speedo в России.

- Почему выбрали Speedo, а не Arena, в экипировке которой вы выступали много лет?

- Я рассчитывал на Arena, скажу честно. Еще когда плавал, постоянно общался с представителем компании Джорджем Килем - он тогда курировал плавание. Был даже знаком с президентом фирмы, который мне, собственно, и сказал однажды, что компания очень хотела бы видеть меня в числе своих сотрудников после того, как я закончу плавать. Но больше такой разговор не возникал.

Что касается Speedo, то случайно выяснилось, что я хорошо знаком с одной из представительниц фирмы Гейнер Уиллис - она сама пловчиха, выступала на московской Олимпиаде за Великобританию. Я позвонил ей и услышал, что они срочно нуждаются в таких людях, как я. Гейнер связала меня с представителем фирмы, мы встретились, подписали контракт, и несколько лет я был представителем фирмы Speedo в России, а потом стал управляющим компании по Восточной Европе. Так что спортивную индустрию я тоже знаю не понаслышке.

- Почему же это сотрудничество прекратилось?

- К концу третьего года моей работы в Speedo произошла смена руководства, и мне было предложено перебраться в штаб-квартиру в Ноттингеме вместе с семьей и заниматься в основном канцелярской работой в офисе. Меня это не устроило. Все-таки гораздо больше мне нравилось ездить по разным странам, встречаться с людьми и чувствовать относительную свободу.

Когда мои отношения со Speedo официально прекратились, я какое-то время участвовал в программе Nike Swim. Фирма тогда начинала заниматься разработкой плавательных комбинезонов и всерьез намеревалась возглавить рынок и "покорить плавательный мир".

Я быстро понял, что Nike - очень амбициозная компания, которая привыкла действовать по принципу "мы придем и всех съедим". Но большого опыта в сфере плавания у нее при этом не было. Поэтому проект благополучно провалился. Перед Играми в Афинах фирма, в частности, разработала комбинезон с латексными вставками для олимпийского чемпиона Питера ван ден Хугенбанда, которого выбрала лицом проекта, но разработчики не учли особенности его телосложения. У Хугенбанда впалая грудная клетка. И латексная полоса в этом месте костюма не облегала тело, как это планировалось, а натягивалась, образуя "карман". И, соответственно, сильно тормозила движение.

Что касается Speedo, то многие люди, с которыми я начинал, работают в этой компании до сих пор, некоторые стали крупными руководителями, у меня с ними вполне дружеские отношения.

Я даже принимал косвенное участие в разработке самой первой модели спидовского комбинезона Fastskin. Посещал совещания в Ноттингеме, был в курсе многих разработок, несколько раз виделся с Геннадием Турецким, когда тот приезжал в Англию. Я не был приверженцем идеи "второй кожи" в целом, но лишь потому, что сам никогда не обладал повышенным чувством воды. Всегда очень тщательно брил все тело перед стартом, чтобы повысить чувствительность нервных окончаний. Поэтому сама мысль о том, чтобы надеть на себя костюм, полностью закрывающий тело и, соответственно, притупляющий чувство воды, мне казалась неприемлемой.

Разработчики, как правило, не очень владеют тонкостями плавания. Поэтому с ними бывает тяжело разговаривать. Например, в одной из рекламных брошюр я тогда прочитал, что костюм "увеличивает время скольжения". А зачем его увеличивать? Это же - потеря времени.

Чтобы все это объяснить, я проводил с разработчиками очень много времени в бассейне, что-то показывал, что-то объяснял. Вплоть до того, что рассказывал им, что и как нужно говорить, чтобы продвинуть продукт.

Помню, Турецкий показывал разработчикам подводные съемки людей, плавающих баттерфляем, где было видно, как мышцы бедра ходят ходуном. Именно тогда впервые прозвучало слово "компрессия". Для чего она нужна и что может дать пловцу, понимал на тот момент сам Турецкий и очень немногие специалисты. Потому что это был высший пилотаж плавания.

ПЕКИНСКИЙ ПСИХОЗ

- Почему же перед Играми в Пекине вы, имея такие связи, не сумели заблаговременно решить проблему с поставкой скоростных суперкомбинезонов Speedo LZR Racer для российских пловцов?

- В самом начале 2008-го, когда вокруг спидовских костюмов пошел бум, я постарался заранее договориться о том, чтобы нам предоставили опытные образцы. Мне пообещали. Потом сказали, что забыли о моей просьбе. Потом нашли еще какую-то отговорку. Я попросил ответить прямо: если нет возможности получить костюмы, значит, мы просто перестанем это обсуждать. Мне и было сказано, что политика компании заключается в том, чтобы прежде всего обеспечить костюмами те федерации, с которыми у Speedo существуют спонсорские контракты. А потом уже всех остальных. Заключать контракт с Россией Speedo не хотела. Компании было гораздо интереснее "выдернуть" двух-трех лидеров. Но такой вариант нам не подходил. Мы же не могли пойти на то, чтобы оставить остальных вообще без всякой экипировки?

Дальше ситуация развивалась так: за три месяца до Игр мне все-таки пообещали, что будет возможно получить 10 - 12 костюмов. С большими усилиями удалось договориться, что это количество будет увеличено до 20.

- Получается, что ваши многочисленные предолимпийские интервью о том, что костюмы вообще не влияют на результат, были лукавством?

- Я старался во что бы то ни стало сохранить нормальную психологическую обстановку в команде. Понимал, что ситуация развивается стремительно, что люди начинают паниковать и эта паника захлестывает весь мир. Все это очень хорошо прослеживалось в интернете. Даже в Америке бывший главный тренер сборной Марк Шуберт открыто говорил о том, что без комбинезонов LZR Racer на Игры можно вообще не ехать. Потом уже вскрылось, что Шуберт имел определенный интерес: был одним из консультантов Speedo. Это даже стало впоследствии основанием для судебного разбирательства. Но должен сказать, что до сих пор остаюсь при мнении, что все эти суперкомбинезоны дают человеку прежде всего психологическую уверенность в себе.

В Пекине неразбериха продолжалась. Мы заранее отправили в фирму необходимые нам размеры, пошли на то, чтобы заплатить довольно большие штрафы Arena и впоследствии заплатили их, а ведь найти эти деньги тоже было проблемой, потому что их платило не государство, не олимпийский комитет, а федерация.

Раздача обещанных костюмов вообще превратилась в отдельный аттракцион. Все коробки были впихнуты в комнату площадью в три квадратных метра. А снаружи к этой комнате стояла очередь из нескольких сотен спортсменов. Они стояли там несколько часов. Я и сам там был - со своими списками. Готов был всех загрызть. Уже не считал постыдным ругаться, препираться. Знал, что должен получить эти костюмы любым путем. Чтобы иметь возможность сказать своим ребятам: "У вас есть патроны. Может быть, их немного, но они есть".

Со стороны я слышал тогда очень много неприятного в свой адрес. Вплоть до того, что руководство федерации получает "откат" от Arena за то, чтобы лоббировать интересы именно этой фирмы. А по комментариям в интернете и вовсе прослеживалось глубокое убеждение: "Все чиновники - воры!"

- Когда вы все это читали, не испытывали чувства шока?

- Испытывал, если честно. Утешал себя тем, что люди, которые так рассуждают, просто не имеют полной информации. И все равно было неприятно, несмотря на мое внутреннее убеждение, что я все делал правильно. Даже всю переписку тех времен сохранил - на всякий случай. Может быть, когда нибудь книжку напишу.

Зато после Игр было забавно наблюдать, как ситуация на глазах разворачивается на 180 градусов. Появился Jaked, появилась новая Arena с неопреновыми материалами, и спидовский LZR по своим скоростным качествам оказался маркой номер 3. Тут-то и выяснилось, что все те, кто говорил о справедливости, выступая в Speedo, вдруг стали понимать справедливость совершенно иначе. Стали кричать: как же так? Это же нечестно! Запретить!

- Но ведь в скором времени действительно запретят?

- Тоже до конца непонятно, как это будет происходить. Когда Международная федерация плавания (FINA) впервые объявила, что будут разрешены костюмы с определенными параметрами, никто не понимал, что имеется в виду. Никаких четких параметров просто не было. Никто ж не думал, когда костюмы только начинали разрабатываться, что первый пробный шаг в этом направлении повлечет за собой лавину. Инструментальный метод оценки, позволяющий замерить натяжение ткани, ее пропускную способность, плотность, был впервые применен лишь в этом году.

На конгрессе FINA американцы и австралийцы выступили с предложением вообще отменить новые технологии. Я их поддержал. Тоже считаю, что плаванию резоннее вернуться в "текстильную" эпоху. Договорились до того, что мужчины могут выступать не в комбинезонах, а в шортах, но уже сейчас все идет к тому, что комбинезоны разрешат. По одной простой причине: на "шортах" недостаточно места для логотипов спонсоров.

ДИАЛОГ, КОТОРОГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ

- Мне хотелось бы вернуться в более ранний период. Как получилось, что вы, почти не бывая в России, приняли предложение Сергея Нарышкина стать первым вице-президентом российской федерации плавания?

- До этого я неоднократно встречался с бывшим руководителем Росспорта Вячеславом Фетисовым, который предлагал мне подключиться к работе в федерации плавания. Но к тому моменту я уже неплохо научился трезво оценивать свои возможности. Поэтому и не спешил бросаться в жернова, скажем так. Когда же Нарышкин дал согласие баллотироваться в президенты и лично сказал, что хотел бы видеть меня в федерации, я не счел возможным отказаться. Тем более четко понимал, насколько широкие возможности могут открыться для плавания с приходом такого человека. Просто стать спортивным чиновником я не стремился никогда. Иначе, наверное, еще в начале 90-х принял бы предложение главы Совмина Ивана Силаева возглавить министерство спорта. По этому поводу меня даже приглашали в Белый дом. Но тогда я сразу отказался, поскольку вообще не видел себя в этой должности.

Могу сказать, кстати, что с приходом Нарышкина в федерации сильно возросли требования даже к работе с документами. Ушла расхлябанность, необязательность. Люди стали иначе смотреть на то, чем занимаются. При том что никакие блага на них не посыпались.

Никаких проблем, связанных с тем, что Нарышкин постоянно находился в Белом доме, когда был руководителем аппарата правительства РФ, у нас не было. Мы постоянно поддерживали связь, и все важные вопросы решались в очень сжатые сроки.

- Признаюсь честно: структура федерации плавания до сих пор производит на меня весьма неоднозначное впечатление. Среди вице-президентов три неоднократных олимпийских чемпиона - вы, Александр Попов и Денис Панкратов, которые совершенно явно не стремятся к взаимопониманию.

- Ситуация сложилась непростая, это так. Я рассчитывал на диалог даже при том, что и у Попова, и у Панкратова есть своя довольно сложная работа. У нас же скорее идет обмен репликами. К пожеланиям со стороны я отношусь просто: если человек что-то предлагает, он должен быть готов включиться в работу по реализации этих предложений. Тем более что для этого есть все возможности. И Попов, и Панкратов всегда имели точно такой же доступ к Нарышкину, как и я. Приходи, доказывай правильность своей точки зрения, отстаивай ее. А вот если предлагаешь какую-то идею, но хочешь, чтобы ее реализовывали другие, это как минимум некорректно.

- В феврале вы собираетесь баллотироваться на должность президента федерации. А будете ли готовы продолжать работу, если выберут не вас?

- Пока не знаю. Для того чтобы ответить на ваш вопрос, нужно знать, с какой программой придет новый человек, как он представляет себе дальнейшее развитие вида спорта. Потерять работу я не боюсь. И проигрывать умею. Хотя, когда это случилось со мной на чемпионате Европы-87 в Страсбурге, думал, что не доберусь до гостиницы. Что прямо у бассейна земля разверзнется и меня поглотит. Иначе я никогда не переживу этого жуткого позора. Но пережил ведь.

- А что случилось на том чемпионате?

- У меня началась жуткая аллергия, и я решил не очень упираться на "полторашке" в предварительном заплыве. Чтобы войти в финал пятым или шестым. А оказался девятым. Так же больно было и на мировом первенстве в 1986-м в Мадриде, где я остался без медалей, хотя приехал в звании рекордсмена мира.

- Почему, кстати, своего сына вы отдали не в плавание, а в теннис?

- Все из-за той же аллергии, которая имеет склонность переходить в астму. В теннис Вовку отдали бабушка с дедушкой, когда он был маленьким, а они перебрались жить в Испанию. Уже тогда было понятно, что любое соприкосновение с хлорированной водой оборачивается для сына серьезными аллергическими проблемами.

- Надо же, никогда не знала, что у вас тоже были с этим сложности.

- Страшнейшие. Особенно в последние два года выступлений. Просто в молодом возрасте это компенсировалось довольно высоким иммунитетом. А вот когда рост уже прекратился, началась гормональная перестройка, и "защита" стала слабее. При том что нагрузки в бассейне у меня продолжали возрастать.

Я жалею на самом деле, что сын не стал пловцом. У него хорошие данные, потрясающе гибкие суставы. Однажды он сильно травмировал голеностоп, играя в теннис. Когда врач попросил его сесть на ровную поверхность и расслабить ноги, обе ступни полностью легли на пол. Хирург запаниковал, сказал, что у парня порваны связки и сухожилия. А выяснилось, что там был просто небольшой надрыв, и травма вообще не потребовала хирургического вмешательства.

"ЧТО ВЫ ЕДИТЕ?"

- Ответьте мне как человек, не понаслышке знакомый с астмой: если бы ваше мнение могло учитываться, вы проголосовали бы за разрешение противоастматических препаратов в спорте всем, кто хочет их принимать?

- Сложный вопрос. На мой взгляд, астматик - это человек, который должен не тренироваться, а серьезно лечиться. Но в той же сборной США по плаванию на Играх в Атланте "легальных" астматиков было человек шесть. И все - звезды. Дать разрешение на использование тех или иных препаратов не так просто. Потому что трудно понять, где должна проходить граница. Любой шаг в этом направлении автоматически влечет за собой огромный "хвост" проблем. Поэтому намного проще запрещать.

- Мне, кстати, доводилось слышать, что перед Играми в Сеуле в сборной СССР по плаванию, да и не только в ней, существовала очень серьезная фармакологическая программа. Это так?

- Здесь мне сложно что-то говорить. Я тренировался отдельно от сборной.

- Почему?

- Во-первых, из-за возраста. Приезжать на сбор и вместе со всеми строиться на зарядку в 6 утра мне было просто не нужно. Мои тренировки носили исключительно индивидуальный характер. Поэтому я и стремился к тому, чтобы решать свои задачи, никого при этом не раздражая. Мы проводили много сборов в Ватутинках на базе центра, о котором я уже говорил. Жили в блоке, отгороженном от медсанчасти. У меня там были все необходимые тренажеры, у Марины - плитка и сковородки, на которых она готовила еду, и полтонны научной аппаратуры. Тренировались мы в бассейне, в котором не было даже 25 метров. Но в целом мне было комфортно.

Что касается фармакологической поддержки, расскажу такой случай. Благодаря связям тестя я имел возможность постоянно консультироваться с людьми, которые считались настоящими светилами в своих областях. Однажды встретился с известнейшим физиологом Феликсом Меерсоном - мне были интересны методы, способные стимулировать работоспособность и восстановление. Он меня тогда спросил: "Что вы едите?" Я начал перечислять весь свой рацион, начиная с завтрака: овсяная каша, творог, сыр... Меерсон выслушал и снова задает вопрос: "А едите вы что?" Я грешным делом подумал, что у человека совсем плохо со слухом, все-таки возраст солидный. Начал было говорить громче, и тут вдруг слышу: "Молодой человек, я не глухой. Все, что вы мне перечислили, служит для образования определенных масс в кишечнике. А для энергии-то вы что едите?"

Вот тогда-то я впервые узнал, что все нужные гормоны человеческий организм прекрасно вырабатывает сам. Просто не нужно ему мешать правильно работать.

Короче, вся моя офицерская зарплата с того самого дня стала уходить на рынок. Свежее мясо, красные ягоды, овощи... даже когда мы с Мариной приезжали на "Круглое", то брали с собой электрическую шашлычницу. Родители жены каждый день привозили свежее мясо, которое я ел сразу после тренировки. А потом уже шел в столовую.

Меерсон мне тогда сказал еще одну вещь. Что фармакологией можно добиться определенного всплеска результатов, но потом организм обязательно заставит за это заплатить. Зачем, если такого же эффекта можно достичь, всего лишь правильно питаясь? И ведь это действительно так.

- Как вы сейчас, после двадцати лет тренировок, заставляете себя приходить в бассейн, залезать в воду и плавать?

- Хороший вопрос. Первые десять лет после окончания карьеры я был уверен, что этого не произойдет никогда. Но потом понял, что катастрофически начинаю терять спортивную форму. Проплыть 100 метров было подвигом. Поэтому сейчас я ставлю перед собой маленькие задачи: прийти и проплыть 1000 метров, 1100, 1200... Кроме это катаюсь на горных лыжах, люблю серфинг. И все чаще думаю о том, что нужно заниматься собой постоянно. В спорте все просто: если ты не выспался или не поел, то на тренировку идти бессмысленно. А в нынешней жизни работать приходится и невыспавшимся, и голодным. Ничего хорошего для здоровья в такой жизни нет.

- Ваша приверженность строгим костюмам - это личный выбор или "положение обязывает"?

- На самом деле я ненавижу костюмы. Моя любимая форма одежды - это мягкие джинсы, кроссовки и спортивная куртка. Костюм просто дисциплинирует внутренне. Атрибут профессии, так сказать. Привык.