СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Интервью с выдающимся тренером возникло по обыкновению спонтанно. "Приезжайте на тренировку в ЦСКА, там и поговорим, - сказала Тарасова по телефону. - Я могла бы пригласить вас на дачу, где сейчас живу, но это - два часа езды с учетом московских пробок. Зачем же время терять?"

- Вы уже несколько лет консультируете спортсменов и тренеров российской сборной, наблюдаете за фигурным катанием немного со стороны. Что вам нравится, а что нет?

- Нравится, что появился результат, которого раньше не было. Нравится, что еще работает старое тренерское поколение, но при этом уже появилось и набрало силу новое. Возродилась преемственность, которая в силу всех изменений у нас в стране одно время была разорвана. Такая преемственность очень важна. Посмотрите, как работают те же американцы: тренеров-стариков достаточно много, их никто не гонит. Меня тоже радует, что в ЦСКА мне дали возможность работать, хотя я в силу семейных обстоятельств не могла заниматься тренерской работой постоянно. Сборной, как мне кажется, я тоже приношу определенную пользу. А кроме того, приятно видеть, что во многих странах работают мои ученики. Тот же Игорь Шпильбанд катался у меня в театре, а с Паскуале Камерленго, который сейчас выходит на первые роли как тренер и постановщик, я проработала в свое время шесть лет.

- Испытываете ностальгию по тем временам, когда сами стояли у бортика и единолично готовили спортсменов к победам?

- Сами подумайте, как я могу ее испытывать? Два года назад я похоронила родную сестру, в прошлом году - маму, в этом - мужа. На протяжении всех лет, что болели близкие, могла в любой момент не прийти на тренировку по не зависящим от меня причинам. А так нельзя работать со спортсменами. Невозможно! Все мои ученики всегда знали: если я не пришла на тренировку, значит, я умерла. Никакой другой причины быть не может.

- А не обидно сейчас быть "на подхвате"?

- Что здесь может быть обидного, если я могу чему-то научить? Тот же Виктор Николаевич Кудрявцев тоже очень много помогает чужим фигуристам. Работает над прыжками со спортивными парами, причем довольно результативно. Запрыгала же Вера Базарова.

Не надо полагать, что есть тренеры, которые знают абсолютно все. Что-то мы знаем лучше, что-то хуже. А учить надо каждый день, каждую минуту. И иметь очень хорошие глаза. Поэтому в Питере, например, на всех тренировках Тамары Москвиной у бортика стоит ее муж, Игорь Борисович Москвин. Никому не мешает, но помощь от его ежедневных наблюдений и подсказок - неоценимая.

Мне нравится, что многие тренеры прислушиваются к моим словам. Особенно когда речь идет о мелочах. Когда люди сознательно идут к тому, чтобы быть первыми, важно абсолютно все.

- Вы допускаете для себя возможность возвращения в спорт в полном объеме самостоятельной тренерской работы?

- Не хочу пугать перспективой своего возвращения молодых тренеров. Говорю об этом совершенно честно, потому что отношусь к работе молодых с очень большим уважением. Но если кто-то из спортсменов попросит меня о сотрудничестве, не исключаю, что буду рассматривать предложения.

- Внутренне вы готовы к этому?

- Пока не знаю. Но, повторяю, не исключаю такой вероятности. Я ведь все равно почти постоянно на катке, хотя и не работаю по расписанию.

ДРУГАЯ ГАЛАКТИКА

- Что, на ваш взгляд, мешает российским танцевальным парам приблизиться к тому уровню, что уже несколько лет демонстрируют дуэты Игоря Шпильбанда и Марины Зуевой?

- Сразу скажу, что пары Игоря и Марины меня как тренера поражают. Другая галактика.

- Это мы, журналисты, как мне кажется, можем оперировать такими понятиями. Вы же как тренер должны понимать, как именно люди этого добиваются.

- Вот когда не понимаешь, это и есть настоящая победа. Вы понимаете, как наши российские гимнастки-художницы делают свои комбинации в групповых упражнениях? Я - нет. Не понимаю, как вообще такому можно научить. Это всегда вопрос не только таланта, но и работы, а также - организации этой работы. Не случайно же на первую ступеньку очень часто поднимаются не самые талантливые, а самые целеустремленные.

Наши тренеры тоже постоянно учатся. Я очень рада, например, что в этом году Лена Кустарова поехала с Екатериной Бобровой и Дмитрием Соловьевым ставить программы к Борису Эйфману. И что благодаря этому она еще больше выросла как тренер. У нее ведь прекрасные пары. И юниорские тоже. Просто у Шпильбанда и Зуевой созданная ими система работает уже не первый десяток лет.

- Вы ведь были у них в школе в Кантоне?

- Была. Даже написала Игорю, вернувшись домой, большое письмо. С благодарностью старого тренера - за то, что они с Мариной дали мне возможность это увидеть. За настоящую систему работы, в которой реализовано все лучшее, что было придумано в фигурном катании многими поколениями тренеров. За то, что я не могла заставить себя уйти с катка, пока идут тренировки - была готова смотреть на них бесконечно.

У Игоря и Марины на тренировках постоянно работает видеомагнитофон - просматривается и анализируется каждая деталь. Есть отдельный специалист из парного катания, работающий над поддержками. Каждая минута восьмичасового дня заранее расписана. При таком отношении к делу не может быть никаких сбоев, понимаете?

- Прекрасно понимаю. Меня в свое время поразили слова Зуевой о том, что каждую субботу она тратит два-три часа на то, чтобы составить подробное расписание работы со своими спортсменами на следующую неделю.

- При этом сама Зуева - замечательный постановщик, а Шпильбанд прекрасно работает над техникой. Он никогда в жизни не позволит своим дуэтам выполнять чоктау, стоя на двух ребрах конька. Все заведомо это понимают - отсюда и отношение судей к его спортсменам соответственное.

- Год назад вы много критиковали самый многообещающий российский дуэт - Елену Ильиных и Никиту Кацалапова, когда они катались у Александра Жулина. А что могли бы сказать сейчас?

- Лена и Никита - очень талантливые люди. Но очень тяжелые в тренировках. Потому что уровень общефизической подготовки спортсменов применительно к тем задачам, которые приходится решать, равен нулю. Когда Морозов только взял к себе эту пару, я сказала, что первый и самый главный вопрос, который предстоит решить, - найти для этих спортсменов тренера по ОФП. Чтобы он занимался с ребятами каждый день, независимо от того, где они находятся. Этого сделано не было.

Сейчас Морозов пригласил к себе в группу прекрасного специалиста - Леонида Райцына. Это поздно, но в данном случае лучше поздно, чем никогда. Мы ведь не можем заниматься в фигурном катании только творческой деятельностью. Наш вид спорта - это прежде всего необходимость выполнять конкретные и очень сложные элементы в конкретный отрезок времени. К этому должны быть готовы мышцы, связки, голова. Ильиных и Кацалапов не готовы. Я же занималась с ними летом, когда Морозов с частью своей группы уехал США, а Лена с Никитой остались в Москве ждать визу. Поэтому и назвала тренировочный процесс этой пары - тяжелым. Сама, помню, уходила с катка в Новогорске выжатая как лимон - от тех усилий, которые приходилось прикладывать, чтобы добиться желаемого результата.

При этом невозможно отрицать, что у партнера по сравнению с прошлым годом наблюдается колоссальный прогресс.

- Согласитесь, партнер не может в одиночку гарантировать результат?

- Не может. Но я бы сильно их не ругала. Мы ведь могли вообще лишиться этой пары. "Собрать" их не получилось у Жулина, сейчас пока не получается у Морозова. Потому что "срочно" такая работа не делается.

- Как вы отнеслись, кстати, к желанию этих фигуристов сменить тренера?

- У меня было много претензий к тому, как Лена и Никита работали у Жулина. Но при этом претензии были и к самому Жулину, хотя в целом мне очень нравится, как он занимается со своими учениками. Если спортсмены не работают так, как должны, в этом всегда есть вина тренера. То, что мы видим в исполнении Ильиных и Кацалапова сейчас, началось ведь не у Морозова, а гораздо раньше. Их и в прошлом году на две минуты катания хватало, а на четыре - нет. Но, повторяю, сейчас я бы не ругала спортсменов. У них в этом сезоне хороший произвольный танец, кстати. Ничуть не хуже, чем был в прошлом, когда на Ильиных и Кацалапова обратили внимание всерьез.

- Какой смысл вы вкладываете в понятие "хороший"?

- Это танец, позволяющий решать серьезные задачи. Если бы в нем еще были две новые поддержки, лично меня постановка устраивала бы полностью. Там, кстати, очень сложная мужская партия, с которой технически Никита превосходно справляется. Но физическую форму нужно приводить в порядок.

Считаю, что в этом году Лена с Никитой очень мало работали и с хореографом, а ведь хореограф у этой пары выдающийся - Людмила Власова. Она из той породы педагогов "уходящей натуры", которые сами 20 лет стояли в классе великой Марины Тимофеевны Семеновой. И которых Семенова учила не просто танцевать, но и быть педагогами. Это люди, досконально знающие профессию, понимающие музыку, стиль. Не припомню, чтобы я видела Лену и Никиту в хореографическом зале. А ведь зал - это святое. Этим нужно заниматься каждый день. Причем это должны понять не только спортсмены, но и тренер. Иначе нельзя.

- Вас не бесит неспособность объяснить это спортсменам?

- Бесит, конечно. Вот начала вам про них говорить - сразу в груди заболело. Хотя вижу и хорошее. То, что поставлена хорошая программа, что в Париже Ильиных и Кацалапов откатались лучше, чем в Саппоро. Хотя после первого выступления я была почти уверена в том, что они вообще туда не поедут.

ПЕРЕУЧИТЬ НЕВОЗМОЖНО

- В этом году вы поставили короткую и произвольную программы Аделине Сотниковой. "Болеро" и "Грезы любви". Начиная работу, вы знали, что Мао Асада собирается использовать в произвольной программе нового сезона ту же самую музыку?

- Нет. Когда Асада приезжала ко мне летом ставить короткую программу, она сказала, что, возможно, оставит на этот сезон прежнюю произвольную. На самом деле я хотела поставить "Грезы любви" Асаде. Но она воспротивилась.

- Почему?

- Об этом я ее не спрашивала. И не пыталась переубедить. Хотя в Америке, куда Мао потом поехала тренироваться, ее все-таки убедили поменять произвольную программу и в качестве музыкального сопровождения взять именно "Грезы любви". Эта музыка у нее имелась, поскольку я впервые предлагала ее еще три года назад. К счастью, Мао выбрала не ту обработку, которую я в итоге взяла для Аделины.

Дело по большому счету не в одинаковой музыке. Классическая музыка - это достояние всего мира. И всегда будет в фигурном катании использоваться. К тому же Сотникова в этом сезоне еще не имеет возможности выступать на взрослом мировом первенстве - для нее "взрослый" сезон заканчивается уже в декабре. Тут важно другое: чтобы Аделина сделала все, что заложено у нее в этой программе. А заложено многое. Поэтому я изначально высказывалась за более классическое сопровождение для произвольной. Зато в короткой мы пошли на эксперимент.

- В чем именно он заключается?

- В нехарактерной для фигурного катания пластике - когда музыкальный звук передается не одним движением, а несколькими. Звук ведь никогда не бывает абсолютно чистым, он всегда как бы "ломаный". Эта идея потянула за собой очень сложную хореографию, построенную на дыхании, на очень точной работе мышц. Такая работа отнимает много энергии и, безусловно, очень тяжела для девочки. Но она рассчитана не на один год.

- Как надолго, по-вашему, может затянуться у Сотниковой период роста?

- Не думаю, что будет тяжелее, чем в этом сезоне. Но тут уж никуда не денешься - этот период нужно просто пережить.

Другой вопрос, что Сотникову постоянно будут сравнивать с Лизой Туктамышевой, как в свое время сравнивали Лешу Ягудина и Женю Плющенко. Для спортсменов это всегда дополнительный груз. Как и для их тренеров. Но это и двигает фигурное катание вперед.

- В олимпийском сезоне, да и после, все точно так же сравнивали Мао Асаду с кореянкой Юной Ким. Оглядываясь назад, вам не кажется, что чрезмерное стремление Асады к усложнению своих программ, когда она каталась под вашим началом, было не очень оправданным?

- Асада каталась у меня в сложное с точки зрения правил время: когда смена ребра на лутце наказывалась нулевой оценкой за прыжок, а не снятием двух-трех "десятых", как сейчас. Несмотря на то, что уже тогда Мао прыгала каскад 3+3 лутц-риттбергер, в соревновательной программе мы с ней были вынуждены заменить "проблемный" лутц двумя тройными акселями. Ни одной женщине в мире до Асады не удавалось сделать два таких прыжка в одной программе.

Она бы справилась с этой программой и на Играх в Ванкувере, если бы не та злосчастная дополнительная тренировка, на которую Мао заставила пойти ее мать. Справилась же на чемпионате мира в Турине? Думаю, тот ее туринский прокат так и останется мировым рекордом на долгие времена. А лутц она и сейчас прыгает со сменой ребра.

- Переучить невозможно?

- К сожалению. Заходам на прыжки учат с маленького возраста. Спортсмен может вообще не помнить, кто именно научил его так прыгать. А для того чтобы исправить ошибку, которую фигурист изо дня в день повторял на протяжении восьми-девяти лет, нужно очень много времени.

В СОЧИ НУЖНЫ БУДУТ ДВА ЧЕТВЕРНЫХ

- На этапе "Гран-при в Париже я в очередной раз обратила внимание на то, что почти все фигуристы-мужчины стремятся включать в программы прыжки в четыре оборота, но при этом лишь единицы способны с такими прыжками справиться. Насколько оправданна подобная сложность применительно к мужскому катанию?

- Ну, за сложность же ставят высокие баллы, поэтому правильно делают, что к ней стремятся. Каждый тренер рано или поздно задает себе вопрос: "Чем я могу выиграть?"

- Хорошо, изменю вопрос: чем, на ваш взгляд, можно выиграть Олимпийские игры в Сочи в мужском турнире?

- Я бы сказала, что два четверных прыжка должны быть в произвольной программе в любом случае. Один из них - в каскаде. Плюс - блистательное катание, вращения в новых позициях. Почему танцоры делают так много исключительно новых элементов? Для того, чтобы выделиться. Когда я увидела, как Натали Пешала в произвольном танце встала сзади на партнера, облокотившись на него спиной, и получилась новая поддержка, я чуть руку себе не откусила: почему это придумали они, а не мы?

Собственно, это еще одно доказательство того, что времена, когда со спортсменами мог успешно работать один тренер, уходят в прошлое. Сейчас требуется целая команда профессионалов, чьи головы работают по 24 часа в сутки, чтобы придумать что-то новое. И в плане элементов, и в плане хореографии, и в плане акробатической работы. Зачастую мы просто не знаем профессиональных хватов, позволяющих сделать то, что хочется, но при этом не поломать руки. Такую работу, кстати, я тоже впервые увидела только у Шпильбанда и Зуевой.

- Чувство профессиональной зависти при взгляде на чужую работу вам знакомо?

- Нет. Возникает разве что желание сделать лучше и интереснее. Не буду излишне скромничать, но я много лет была изобретательным тренером. Остатки придуманных мной в разное время элементов я вижу в фигурном катании до сих пор. И поскольку хорошо знаю, как непросто бывает что-то придумать, все новое меня прежде всего восхищает.

Хотя, конечно, иногда завидую. Тому, что у молодых тренеров вся жизнь еще впереди. С другой стороны, моя собственная жизнь позволяет мне считать, что свой профессиональный долг перед фигурным катанием я выполнила. И перед ЦСКА, где всю жизнь работал мой отец и где я сама работаю сейчас, тоже выполнила. Хотя бы тем, что написала письмо Путину, и у нас благодаря этому гарантированно будет новый каток. По крайней мере именно это Владимир Владимирович пообещал мне по телефону, а свои обещания, в чем я неоднократно убеждалась, он всегда выполняет. Осталась единственная мечта - возродить школу фигурного катания на стадионе Юных пионеров. На том самом катке, где я вырастила всех своих чемпионов.

- Всегда хотелось узнать, кстати: что чувствует обычный человек, когда ему звонит самый влиятельный политик страны?

- Ну, определенное волнение испытывает, да. В самом начале разговора Владимир Владимирович мне сказал: "Что вы, Татьяна Анатольевна, мне письма пишете? Мы же хорошо знакомы, лучше бы в гости зашли". Наверное, я могла бы в ответ на это пошутить. Сказать, что во-первых, не знаю адреса, а во-вторых, меня, скорее всего, и не пустили бы, даже если б знала. Но вот как-то не нашлась. Хотя мне накануне снился сон. Это само по себе удивительно, потому что я уже много лет засыпаю со снотворным и снов не вижу в принципе. А тут приснилось, что я жду какого-то очень важного "большого" разговора. И слава богу, что все так получилось.

Безусловно, Путин вполне мог не звонить, а просто отдать соответствующие распоряжения. Но мне приятно, что он позвонил. Это уважительное отношение очень для меня важно. Потому что слова о чести страны, ее гимне, флаге - для меня никогда не были просто словами. Я с детства росла на этих понятиях.

- Позиция "либо первое место, либо никакое", свойственная тренерам вашего поколения, помогает в работе или мешает?

- С этим очень тяжело жить. Дело не в поколении, кстати. Просто когда тренер втягивается в работу на высоком уровне, когда уже проглатывает эту золотую "наживку" в виде побед своих учеников, то никакие места, кроме первого, уже не способны по-настоящему удовлетворять. Хотя суть тренерской профессии, конечно же, не в этом.

- А в чем?

- В том, чтобы замечать талант. И учить его. Постоянно. Пожизненно...