СОБЕСЕДНИКИ
Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

Хореографы в фигурном катании – профессия незаметная. Даже когда в послужном списке значится многолетняя работа с самыми выдающимися спортсменами. Перед Играми в Турине экс-чемпионка мира по художественной гимнастике Татьяна Дручинина работала с Татьяной Навкой и Романом Костомаровым. Потом несколько лет сотрудничала с Тамарой Москвиной, помогая ей готовить Юко Кавагути и Александра Смирнова.

Хотя по большому счету вот уже несколько лет после расставания с мужем – двукратным олимпийским чемпионом Артуром Дмитриевым - главная профессия Дручининой, несмотря на всю свою профессиональную востребованность, заключается в том, чтобы быть мамой. В Оберстдорф Татьяна привезла сына. Артура Дмитриева-младшего.

280 ШВОВ

– Таня, каждый раз, когда я вижу вас рядом с сыном, невольно вспоминаю, как была у вас в гостях в Питере в 1998-м. И как совсем маленький Артур рассказывал мне про кота Дусю, про коньки, про то, как хочется поиграть с папой в прятки, а он все катается и катается… Идиллическая была картинка. Почему-то тогда очень хотелось верить, что Артура ждет очень большое спортивное будущее. А что думали об этом вы?

– Ничего. Артуру просто с самого детства очень нравилось кататься.

– Даже после того, как произошел тот страшный несчастный случай в Хакенсаке?

– Так ведь именно сын тогда и настоял, чтобы продолжать занятия. В глубине души я была уверена, что никогда в жизни больше не сумею заставить себя выйти на лед. А он продолжал спрашивать: "Мама, когда мы снова пойдем на каток?" И это после того, как ему наложили на лицо 280 швов.

– 280?!

– Да. Большинство из них были мелкими, косметическими, но тем не менее.

– Вы видели, как случилась трагедия?

– Я была в тот момент не на льду – работала наверху с девочкой. И тут прибежала ее мама и закричала мне: "Что ты здесь стоишь? Беги немедленно вниз. Твой сын весь в крови!"

Картина действительно была страшной: вместо носа у Артура наружу торчала кость, отовсюду текла кровь, при этом сын был в сознании и всю дорогу, пока мы ехали в госпиталь, меня успокаивал. Ему было тогда лет 11, наверное. Он выполнял совсем простенькую комбинацию двойной аксель – двойной тулуп и упал. А в это же время с другой стороны навстречу выезжала после прыжка девочка. Дети в этом возрасте еще не научены беречь друг друга и правильно выезжать. Вот она и въехала своим коньком Артуру в лицо.

Операцию нам делал русский хирург доктор Байков. И прооперировал он Артура сразу же, как только его привезли в клинику. Повезло.

– Помнится, мало кто из наших спортсменов в Америке имел в те времена нормальную медицинскую страховку.

– У нас ее тоже не оказалось. Точнее, она была, но как раз накануне этого дня закончилась. Мы даже успели обсудить дома, как и где будем ее продлевать. Но подписать бумаги не успели. Поэтому пришлось платить за операцию из своего кармана. Помогли родители той девочки, которая врезалась в Артура. В целом лечение обошлось в десять тысяч долларов.

– Кто тогда тренировал вашего сына?

– Муж. И Владимир Капров. А в 2005-м у нас с Артуром произошел разрыв, и он уехал в Москву. Я, естественно, не ожидала такого поворота, но что произошло, то произошло. Не хочется, если честно, об этом говорить.

– Какие-то представления насчет дальнейшей жизни у вас в тот момент имелись?

– В плане работы я была занята с утра и до вечера. Помогала Саше Жулину и Евгению Платову с их танцевальными парами плюс у меня были свои собственные ученики, с которыми я занималась в частном порядке. До этого работала с Сарой Хьюз, с Сашей Коэн. До 2002-го сотрудничала с Тамарой Москвиной – вплоть до ее отъезда обратно в Россию.

– Что вынудило вас тоже уехать из Америки?

– После того как мы с Артуром-старшим расстались, сына стал тренировать Жулин, причем вкладывал в него очень много сил. Считаю, что именно Жулин научил Артура скользить. У Жулина тогда тренировался и Саша Абт. Но после Игр в Турине, где Навка и Костомаров стали чемпионами, Саша сказал, что возвращается с семьей в Москву. Вот и перед нами встал вопрос, что делать дальше. Я была готова к тому, что с фигурным катанием Артуру придется вообще заканчивать: это был год, когда нужно было выбирать, где и как ему учиться. Но сам Артур отчаянно рвался кататься.

Я решила поговорить на эту тему с нашим бывшим фигуристом Рашидом Кадыркаевым, с которым мы много лет дружили, и он сказал: "Бери сына, прыгай в машину и дуй ко мне в Вирджинию. Здесь Алексей Николаевич Мишин".

Мишин посмотрел, как Артур катается, и сказал, что готов взять его в группу. Если бы не это, я скорее всего, не решилась бы уехать из Америки: жизнь была полностью налажена.

– А что ждало вас в Питере?

– Ничего. Квартиры на тот момент у нас уже не было, я не имела ни малейшего понятия, сумею ли найти работу, соответственно не понимала, как надолго уезжаю из Америки. Просто запаковала домашние вещи и сдала их в хранилище на неопределенный срок. Какое-то количество денег у меня все-таки имелось – то, что осталось от олимпийской премии за победу Навки и Костомарова.

Первое время мы с сыном жили на даче, но очень быстро выяснилось, что ездить оттуда каждый день на тренировки по питерским пробкам просто нереально. Пришлось снять квартиру.

С моей работой все сложилось, хотя совершенно неожиданно. Мы с Артуром ждали вылета в аэропорту Нью-Йорка, когда раздался звонок Тамары Николаевны (Москвиной. – Прим. Е.В.). Она с ходу сказала: "Знаю, ты приезжаешь в Питер. Пока будешь лететь, подумай: хочешь со мной работать или нет". Я тут же ответила, что думать мне ни к чему, на все согласна заранее.

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ

– Почему Мишин прекратил работать с вашим сыном?

– Видимо, каждый фигурист должен найти "своего" тренера. Я очень люблю Алексея Николаевича и считаю его выдающимся мастером. Но тогда просто началась война между ребятами – внутри группы.

– Насколько устойчив ваш сын к сложным жизненным ситуациям? К конфликтам, неустроенности, отсутствию комфорта? Другими словами, в какой степени вам приходилось его опекать и решать его проблемы?

– По-разному случалось. Вообще-то я всегда стремилась к тому, чтобы Артур рос самостоятельным. В тот конфликт, кстати, я особо не вмешивалась.

– Просто решили увезти сына из Санкт-Петербурга в Москву?

– Да.

– Не могу себе этого представить. Иметь относительно налаженную жизнь, интересную работу – я же видела, как горели у вас глаза на тренировках Юко Кавагути и Александра Смирнова. Но бросить все это и без всяких гарантий уехать в город, где никто никого не ждет и никто никому не помогает?

– Мне очень помогла тогда Татьяна Анатольевна (Тарасова. – Прим. Е. В.). Артур, собственно, ехал именно к ней. Сначала один, я оставалась в Питере. И катался сначала у нее, то есть был под присмотром. Просто у Тарасовой в тот момент был очень тяжелый период в жизни. Так Артур переместился в группу Елены Водорезовой.

– А там снова не сложилось?

– На самом деле, я очень жалею, что все так произошло. Я никогда не вмешивалась в работу тренера, даже на тренировках Артура не бывала. Спохватилась, когда поправить ситуацию было уже нельзя: Лена не хотела работать с Артуром, он не хотел работать с ней. Ему же было не пять лет, чтобы я могла стукнуть кулаком по столу и приказать. Вот и осталось разве что искать выход.

– И вы нашли его в лице Николая Морозова?

– Да.

ЗАЛОЖНИКИ РОДИТЕЛЬСКОЙ СЛАВЫ

– Что представляет собой сейчас ваша работа в Москве?

– Сразу после того, как я приехала, работала с танцевальными парами Светланы Алексеевой и Елены Кустаровой. Когда сын стал кататься у Морозова, тоже перешла к нему, стала ездить с его спортсменами на сборы.

– Насколько вы сейчас способны влиять на поступки сына?

– С Артуром нужно постоянно разговаривать. Он должен четко понимать, для чего делает тот или иной шаг. Давить бессмысленно – сразу начинается сопротивление. Таким сын был с самого детства.

– Но можете сказать, что он, наконец, нашел своего тренера?

– Я буду счастлива, если Николай продолжит работать с Артуром. О таком тренере для своего сына я мечтала всю жизнь.

– Что именно, на ваш взгляд, делает Морозова исключительным тренером?

– Все! У него есть абсолютно все качества, необходимые для успешной тренерской работы. Он умеет дать ученикам все, что им нужно. К тому же Морозов – прекрасный психолог, всегда находит для спортсменов нужные слова. А главное – видит, как из "жалкой нетянучки" сделать не просто красивого спортсмена, а личность.

– Как случилась травма, из-за которой Артуру пришлось пропустить прошлый сезон?

– Случайно, как это всегда и происходит. Мы как раз начали кататься у Морозова, и на приземлении с достаточно простого прыжка произошла раскоординация. Артур неудачно поставил ногу и сломал ее в двух местах: малоберцовая кость полностью сломалась у самого основания, а второй перелом произошел в стопе. В итоге все прошлое лето мы провели в гипсе.

– О том, чего Артур хотел бы добиться в спорте, вы разговариваете?

– Сейчас для нас главное – вернуться на тот уровень, который был до травмы. Если получится, тогда вам надо будет спрашивать уже самого Артура, чего он хочет. Но я вижу, что настроен он очень серьезно.

– А чего хотите вы?

– Чтобы сын был счастлив и здоров. Чтобы у него была хорошая семья, работа, дети… После школы Артур поступил сразу в три института, но выбрали мы в итоге физкультурный – в Малаховке. Во-первых, там с пониманием относятся к тем, кто серьезно тренируется. Помогают, идут навстречу. Во-вторых, институт физкультуры – если действительно учиться там серьезно, – дает очень хорошие, глубокие знания, которые всегда востребованы, если человек работает в области спорта. У меня у самой два высших образования, одно из них – физкультурное. Поэтому знаю, о чем говорю.

– Мне часто приходилось пересекаться с детьми из спортивных семей, и я видела, как сильно давит на этих детей родительская известность. Вам удалось этого избежать?

– У нас это тоже было. Артуру до сих пор иногда сложно в этом плане. Мама – успешная гимнастка, папа – двукратный олимпийский чемпион по фигурному катанию, вот и получается, что от ребенка все заведомо ждут успеха. Независимо от того, готов он к этому или нет. Жить под гнетом таких ожиданий очень непросто. Я видела, как Артур стремится показать, на что он способен, как ему тяжело держать эту планку в своем сознании. Ребенок должен развиваться в этом отношении плавно. А тут получается – вот мама, вот папа, успешные, состоявшиеся люди, а ты кругом всем должен.

Особенно остро все эти комплексы стали проявляться, когда у нас с Артуром-старшим распалась семья. Мне стоило колоссального труда вытащить тогда сына из состояния, в которое он сам себя загнал. Я и сама, если честно, долго находилась в шоке, а когда очнулась, увидела, что Артур не учится и не тренируется. По совету психолога сразу перевела его с домашнего обучения в общеобразовательную школу, чтобы сменить обстановку, и потихонечку все выправилось.

– Сейчас сын свободно говорит по-английски?

– Да. Первое время после возвращения из Америки в Санкт-Петербург у нас были проблемы с русским языком: Артур даже задания по математике сначала переводил на английский и только потом решал. Но нам постоянно везло на людей вокруг. Все очень много помогали.

– Подозреваю, что вас уже ничем в жизни не испугаешь.

– Сейчас уже да. Меня до сих пор зовут обратно в Америку, предлагают работу. Связи-то остались. Но я не загадываю: научилась жить одним днем. Все, что я пыталась планировать, никогда не реализовывалось. Вот я и решила: раз уж жизнь складывается таким образом, надо просто к ней приспособиться. И воспринимать каждую ситуацию по мере ее возникновения.

– Сейчас вы с сыном живете вместе?

– Да.

– В этом возрасте дети обычно стремятся к самостоятельности. Вы же находитесь рядом и дома, и на тренировках. Не устаете друг от друга?

– У нас никогда не было такого, чтобы я контролировала каждый шаг своего ребенка. Если ему нужна помощь - помогаю.

– А не боитесь, что в один прекрасный день Артур придет домой и скажет: "Мама, я женюсь". И ваша собственная жизнь потеряет смысл?

– Это как раз меня не пугает. Скорее даже мечтаю о том, чтобы у сына появилось свое "гнездышко". Да и за себя спокойна. Есть еще очень много дел, которые мне хотелось бы сделать.

– Например?

– Например, научиться петь. Мне кажется, это так здорово…