СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ

 

Алексей Урманов: "Липницкая стала понимать, что она пытается показать на льду"

Прокатом своей произвольной программы в Сочи Юлия Липницкая осталась недовольна. На вопрос, чем расстроена сильнее всего, ответила:

– В принципе все произошло, как я и ожидала. Мы просто не успели сделать достаточное количество прокатов в тренировках. Вообще целиком не катали произвольную программу, честно говоря. Но если знать, как нереально я волновалась накануне этих открытых прокатов, могло быть даже хуже. Напряжение было сильным.

– В интервью в начале этого года вы говорили мне, что в какой-то момент даже начали испытывать страх перед выступлениями.

– Да, такое было. Я, например, очень боялась открытых прокатов в прошлом году. Хотя сейчас, когда думаю о соревнованиях, где буду участвовать, страха не испытываю. Понимаю, что за оставшееся время мы успеем сделать нужное количество прокатов, и все будет совсем не так, как сейчас.

Наверное, просто все дело в том, что первое появление на публике, первый выход "в свет", первый показ программ для меня всегда были очень волнительными, даже совсем в "лялечном" возрасте. Каждый раз ведь хочется показать все, что удалось наработать. И от одной только мысли, что не получится, страшно становилось так, что ноги сводило.

Хотя могу сказать, что сдвиги к лучшему в этом отношении сейчас есть. По ходу произвольного проката я, например, пыталась бороться за каждый элемент, пусть какие-то из этих элементов получились кривыми и косыми. Раньше я просто напрыгала бы "бабочек".

Юлия ЛИПНИЦКАЯ. Фото Ксения НУРТДИНОВА

ПЕРВЫЙ СТАРТ – В БРАТИСЛАВЕ

– Технические планы на межсезонье были у вас грандиозными и касались прежде всего прыжков. Удалось реализовать задуманное?

– Технической работой мы в основном летом и занималась. Межсезонье гладким не получилось – не обошлось без "болячек". Но сделать, тем не менее, мы успели достаточно много. Много работали над самыми разнообразными вариантами каскадов, делая упор на второй прыжок, и скажу честно, возвращать эти прыжки было тяжело. В короткой нам более-менее все удалось, хотя я сильно переживала за каскад лутц-тулуп. Произвольная программа пока совсем сырая, с совершенно неотработанной хореографической частью.

– Вы безжалостны в оценках.

– Ну а кого обманывать? Главное, что нам с Алексеем Евгеньевичем (Урмановым. – Прим. "СЭ") совершенно ясно, над чем и как мы будем работать в оставшиеся до начала соревнований дни. Первый старт у меня будет на мемориале Ондрея Непелы в Братиславе, потом этап "Гран-при" в Чикаго и Москве.

– Знаю, что летом вы дополнительно работали еще и с танцевальным специалистом – Екатериной Рублевой. Вам понравилось?

– Да, очень. Мы как-то очень быстро нашли общий язык. Катя сразу взялась за работу так, как будто я всю жизнь провела в танцах. Хотя танцоры в фигурном катании – это вообще отдельная история. Они могут всю тренировку отрабатывать шаги, которые я ненавижу всем сердцем.

– Речь о каких-то особенно сложных шагах?

– Если бы! Обычная "елочка" на прямом ребре. Основной шаг в фигурном катании. У одиночников это просто шаги, которыми набирают ход: сделал – и забыл. У танцоров – целая история: плотно сесть "в ноги", толкнуться от конька, держать при этом спину, не поворачивать плечи и бедра – то есть держать так называемый прямоугольник... Я пока осваивала все это, с ума сходила. Выматывалась на шагах похлеще, чем на прокате произвольной программы. Прыгать куда легче было.

– Что дала вам эта работа по ощущениям?

– Более мощный шаг, другое катание. Мы, к сожалению, не работали так много, как хотелось: Катя приезжала в Сочи несколько раз, выкраивая время между работой со своими танцевальными парами. Иногда на несколько дней, иногда на недельку. Постоянного тренера по скольжению у нас в Сочи нет.

Юлия ЛИПНИЦКАЯ с тренером Алексеем УРМАНОВЫМ (справа). Фото Ксения НУРТДИНОВА

СЕЙЧАС ВСЕ СТАЛО ЛЕГКО И ПРОСТО

– С появлением новых правил в одиночном катании стало модно приглашать для постановок дорожек специалистов из танцев. По крайней мере, такая тенденция бросалась в глаза. Объяснение этому у вас есть?

– Танцоры не тратят свое драгоценное время на такую "мелочь", как прыжки. У одиночника же прыжки отнимают львиную долю тренировки: техника, подготовка и так далее. Поэтому, если одиночник делает танцевальную дорожку, составленную из шагов, которые танцоры отрабатывают изо дня в день по многу часов, уже одно это смотрится необычно. Это действительно круто – делать дорожки так, как их делают танцоры. Поэтому многие и стараются поработать над шагами со специалистом из танцев, отточить технику. При правильном исполнении становится легко делать даже очень сложные шаги. Соответственно проще потом добавлять работу колена, корпуса – чтобы дорожка смотрелась максимально выигрышно, начинала "играть", а сам ты не помирал бы в ней, а чувствовал себя комфортно.

Дорожку в короткой программе мы ставили со Стефаном (Ламбьелем. – Прим. "СЭ"). В Сочи я ее несколько упростила, делала не в полную силу, причем сознательно - чтобы нормально отработать все прыжки. В начале сезона всегда подсознательно экономишь силы на первой части, чтобы гарантированно доехать программу до конца. Я четко контролировала свое состояние по ходу проката и удивлялась, насколько мне легко. Потому что когда мы ставили эту программу, неудобным было все.

– Как же вы с вашим характером это неудобство выдерживали?

– Мне еще в детстве тренеры часто повторяли: если с самого начала все ставить так, как удобно, спортсмен никогда не вырастет. А вот "неудобные" элементы заставляют более тщательно их вкатывать, и уже от этого ты растешь в техническом плане. Я запомнила это тогда очень крепко. Поэтому, работая с Ламбьелем, не раздражалась, а скорее с удовлетворением думала: "Зато я вырасту!"

– И чем кончилось дело?

– Тем, что сейчас все стало легко и просто. Вроде радоваться надо, а я все подвох ищу: почему так легко-то? Наверное, что-то со мной не так. Наверное, где-то недоработала.

– Но работать-то есть над чем?

– Конечно. В Сочи нам было много чего предъявлено на разборе короткой программы – и по дорожке, и по "транзишенам", все замечания были сделаны по делу, и за все это мы, разумеется, возьмемся в первую очередь. Что касается произвольной постановки, ее первым делом надо вкатать. А потом уже браться за отработку деталей.

– Вы удивили меня рассказами о работе с Ламбьелем. Принято считать, что, когда постановкой программ занимаются бывшие фигуристы, они ставят всегда так, чтобы спортсмену было удобно.

– На самом деле мне очень понравилось работать со Стефаном. Возможно, все дело в том, что он не первый постановщик в моей жизни и мне есть с чем сравнивать. Скажем, когда в детстве постановками занимаются тренеры, эти программы всегда удобны детям, поскольку изначально ставятся под прыжки. Очень удобно ставил Николай Морозов: обычно он просил показать ему какие-то шаги, внимательно смотрел и говорил: "Сюда мы вставим вот это – оно туда ложится". И получалось, что вся дорожка строилась именно от удобства. Марина Зуева старалась внести в программу какие-то новые связки и хореографические приемы, просто я попала к ней в тот момент, когда не очень хорошо понимала сама себя. Понятно, что человеку со стороны было еще сложнее понять, как со мной работать. По ходу сезона те программы улеглись, но в начале я чувствовала себя в них достаточно странно.

Стефан же – это вообще отдельная история. Заиграла музыка – и он улетел. Он до такой степени любит музыку и лед, что наблюдать за его импровизациями колоссальное удовольствие. Но мы-то приехали не его катанием любоваться, а программы ставить. На практике это выглядело так: Стефан включает музыку, начинает быстро-быстро накручивать какие-то шаги, мы с Алексеем Евгеньевичем стоим, раскрыв рты и вообще не понимаем, как он все это делает. Потом я прихожу в себя, прошу повторить, он начинает повторять – и делает все вообще по-другому, причем иногда даже не отдает себе в этом отчета, поскольку не запоминает ни шагов, ни их очередности. Спрашивать, что он вот именно сейчас делал, бесполезно. Поэтому я приучилась зрительно выхватывать из его дорожек какие-то куски и повторять их. Ездила следом, уткнувшись глазами Стефану в ноги. Он ведь еще и ноги постоянно заплетает каким-то непостижимым образом. Заворачивает их, скрещивает. Столько, сколько я валялась в Швейцарии по льду, пытаясь повторить за Ламбьелем какие-то движения, я не валялась никогда в жизни.

– Окончание работы восприняли с облегчением?

– С одной стороны, мне очень понравилась эта работа, и я с удовольствием ее продолжила бы. С другой - мы с Алексеем Евгеньевичем поняли, что работу над двумя постановками сразу просто не осилим – слишком много новой информации, которую нужно "переварить". Хотя какие-то куски дорожек и шаги, которые не вошли в короткую программу, мы будем использовать в произвольной.

– Как ставилась произвольная программа?

– Мы очень долго не могли найти музыку. Слушали все подряд, пока не наткнулись на саундтрек "Убить Билла". Я сразу вспомнила, что уже каталась под эту музыку на показательных, и подумала: а почему нет? Мне ведь еще тогда говорили, что программа смотрелась неплохо.

– Пытаюсь вспомнить – и не могу.

– Это был олимпийский сезон, а этот номер я катала всего один раз – на этапе "Гран-при" в Канаде. Мы тогда поставили программу очень быстро, не слишком удачно нарезали музыку, поэтому получилось все совсем не так, как я хотела и представляла себе. Ну и на этом все закончилось. Сейчас же я вижу, как все это можно развить, мне интересно.

– Для вас по-прежнему принципиально, чтобы идея программы изначально была вам понятна и нравилась?

– Я стала иначе к этому относиться. Если раньше с ходу отметала любую идею, если не понимала ее, то сейчас стараюсь попробовать и понять: что такого видит в том или ином замысле тренер или хореограф, чего не вижу я? Относительно произвольной программы никакого противодействия у меня не было. Все как-то складывалось само собой. Было удобно, кстати, ставить программу дома: когда нет необходимости полностью подчиняться чужой идее, чувствуешь себя гораздо свободнее и комфортнее. Захотел изменить заход – изменил. Захотел переставить элементы – переставил.

Юлия ЛИПНИЦКАЯ. Фото Ксения НУРТДИНОВА

ПРОБЛЕМА ВЕСА ИСЧЕЗЛА

– За минувшее лето вам удалось привести себя в фантастическую внешнюю форму. Это было тяжело?

– Вес начал уходить еще перед февральским Кубком России в Саранске. Недавно я положила рядом фотографии, сделанные в конце прошлого года на показательных выступлениях чемпионата России, и те, что были сделаны накануне прокатов на шоу в Москве. У меня был шок. Мне казалось, что тогда, в декабре, я уже хорошо выгляжу, что дальше можно и не худеть уже. Но на самом деле между этими фотографиями минус восемь килограммов.

– Вы прилагаете сейчас усилия к тому, чтобы вес оставался стабильным?

– На самом деле нет – все нормализовалось само по себе. Как только я начала заниматься ОФП – с резиной, в тренажерном зале – проблема веса исчезла. Комплекс упражнений направлен на то, чтобы мышцы укреплялись, но не увеличивались. Хотя раньше я до жути боялась тренажерного зала.

– Почему?

– Мы занимались там очень редко, но нагружались по максимуму. Из-за этого у меня возникало чувство, что мышцы ног отекают и начинают распухать, словно в них закачали воду. Это совпало с периодом, когда начал расти вес, поэтому само словосочетание "тренажерный зал" вызывало в моем сознании панику: мало того что толстая, так еще буду вся распухшая. И это тело еще и на льду не катается никак, катастрофа полная, в общем. А в Сочи все стало налаживаться как-то само собой, хотя первые две недели я шла в тренажерный зал на трясущихся ногах.

– Изменения фигуры в зеркале отслеживали?

– Любые изменения раньше всего замечают массажисты. Они и стали мне говорить, что у меня стали появляться мышцы: на спине, на ногах, просто за спину мы переживали больше. Я пыталась закачивать спину и раньше, но, как выяснилось, делала это неправильно, из-за чего возникали проблемы с позвоночником, с копчиком, с крестцом, с нервными окончаниями. Чуть не так повернулся, что-то защемило, и нога не работает. Правильно закачать спину – вообще проблема в фигурном катании – думаю, все фигуристы с ней сталкиваются.

– Дурацкий вопрос, наверное: когда хорошо проработаны мышцы, падения становятся менее болезненными?

– Я бы сказала, что когда есть мышцы, быстрее вскакиваешь. А иногда вообще не падаешь там, где мог бы упасть. Но падения всегда сильно подбешивают.

– За год, проведенный в Сочи, вы начали ощущать себя жительницей курортного города?

– То, что город действительно курортный в полном смысле этого слова, лучше всего ощущается на улице, где постоянно бродят толпы народа, ошалевшего от солнца, от жары, от безделья. До какой степени все расслабленные, я поняла, когда стала брать уроки автовождения. Инструктор возил меня в места, где много людей – нарабатывать внимательность, реакцию. Там-то я и столкнулась с тем, что люди не контролируют своих действий. Ты можешь ехать со скоростью десять километров в час, но не застрахован от того, что кто-то не выпадет тебе под колеса. Многие ведь вообще не думают, идут они по тротуару или по дороге. В Сочи тебе навстречу на шоссе в любой момент может вылететь машина через две сплошные – но не потому, что человек спешит, а просто он на что-то отвлекся. Меня все спрашивают: как ты вообще работаешь в Сочи? Наверное, из моря не вылазишь?

– Хороший вопрос, кстати.

– На море, если честно, я была в последний раз, наверное, месяц назад. Сначала было интересно: я старалась выбираться на пляж каждый день – просто полежать у воды и позагорать. Когда пошли серьезные нагрузки, поняла, что с этим надо заканчивать. Лучше поспать в отеле лишний час или позаниматься, ту же теорию по вождению почитать – я ведь все сама учила, не ходила в автошколу. В выходной я обычно сплю до часу дня – чтобы побыстрее восстановиться. Или улетаю в Москву.

– Часто получается выбираться?

– Стараюсь часто. И, кстати, это тоже помогает восстанавливаться: несмотря на перелеты, возвращаюсь обратно полная энергии и желания работать.