Если у вас есть знакомые, уверенные, что в Европе царит русофобия, покажите им это интервью. Маркус Крамер — человек, который 12 лет проработал с российскими лыжниками, сохранил достоинство и рассудок, выступая за скорейшее возвращение российских спортсменов. 60-летний специалист сейчас тренирует итальянцев и проводит в лыжном мире важнейшую, если угодно, лоббистскую работу. «СЭ» поговорил тренером о коллективной ответственности спортсменов, конфликте Устюгова и Большунова и о том, замерзнет ли в скором времени Европа.
— Маркус, прежде всего — где вы сейчас? У вас каникулы после «Тур де Ски»?
— Да, я у себя дома в Германии, отдыхаю до понедельника и затем еду в Ливиньо на следующий этап Кубка мира.
— Вы довольны результатом «Тура»? Понимаю, итальянцы выступили успешно, но это же капля в море норвежских побед, если говорить о мужчинах.
— Я очень доволен нашими парнями, у нас есть не только Пеллегрино, на подиуме были еще двое — Де Фабиани и Моччелини. Не ожидал такого перед стартом. Для итальянских лыж это хороший результат.
— В чем главная разница между сборными России и Италии? В Италии легче работать?
— Точно не легче. В России много сильных спортсменов. У мужчин есть 15-20 сильных лыжников, которых смело можно брать на Кубок мира, и у них будут высокие результаты. В Италии во всей группе только пять человек, и мы счастливы, что трое пять раз доехали до подиума. Позади у них мало молодых ребят. Приходится делать много фундаментальной работы. В России другая ситуация, ты каждую неделю борешься. Ты должен попадать минимум в десятку, а по-хорошему — побеждать. Тебе постоянно нужны очень высокие результаты.
— Вам приходится искать молодых спортсменов в Италии?
— Да, это тоже моя ответственность. Я главный тренер, пытаюсь выстроить систему в тренировочном процессе на будущее. У нас есть два парня из категории до 23 лет, Тикко и Грац, они могут выстрелить в будущем. Но нам нужно больше лыжников! (Смеется.) Я работаю и в этом направлении.
— Вы не раз заявляли о важности возвращения российских спортсменов. Если говорить глобальнее — в Европе же есть кризис лыж. В чем причина, если тезисно?
— В последние годы русские лыжники вернулись в топ. Большунов, Устюгов, Спицов — все они могут выигрывать. Девушки тоже сильны — Непряева, Ступак, другие. Вы видели соревнования в Лиллехаммере — восемь норвежцев в десятке. Это не очень хорошо для спорта, для зрителей. Когда одни норвежцы впереди, это неинтересно, люди просто выключают телевизор. Нам нужно разнообразие наций, а не один гегемон. У меня большое уважение к норвежцам и их результатам, но это плохо для спорта. Это одна из причин, почему нам нужно возвращение русских, но хочется видеть и другие сборные наверху, а лучше на подиуме. Согласитесь, наблюдать три разные команды на пьедестале интереснее, чем одну.
— Получается, это вы убили европейские лыжи, Маркус, перейдя в сборную России. Европе было бы лучше, если бы вы поднимали другие команды.
— Может быть, надеюсь, что так. (Смеется.) Но, конечно, дело не только во мне. В Европе много хороших тренеров и спортсменов. Но нам нужны русские. Все понимают политическую ситуацию, но при этом, как мне кажется, все надеются, что скоро мы увидим ваших спортсменов снова на Кубке и чемпионате мира. Нам нужны они для продвижения нашего спорта.
— Если не брать Норвегию и Россию — что может быть сделано для спасения европейских и вообще мировых лыж? У вас есть какой-то план для FIS?
— Во-первых, FIS хорошо бы посмотреть на биатлон, где федерация поддерживает малые нации деньгами, тренерами, инвентарем, чтобы они росли. Нам нужно то же самое — чтобы в соревнованиях участвовало не 10-12 стран, а хотя бы 20. Лыжи — спорт для всех. FIS может и даже должна делать больше в этом направлении.
Во-вторых, вы наверняка слышали о дискуссии про квоты на этапах Кубка мира. Извините, мы не должны постоянно смотреть на биатлон, но хорошо, чтобы максимальная квота составляла шесть человек, как у них. У нас в Италии проблема с тем, чтобы привезти пять конкурентоспособных лыжников. А Норвегия, как и Россия, имеет обойму из 20 спортсменов. Если квоту снизят, то стоит организовать некий FIS Cup, турнир для вторых сборных, который тоже есть в биатлоне. Лыжам нужна вторая лига, чтобы молодые лыжники развивались.
— Вы же слышали, что вам ответили Клебо и норвежцы. Мол, когда итальянцы выигрывают, хорошо быть итальянцем, но об этом никто не говорит.
— Конечно, мне понравилась гонка в Валь-ди-Фьемме, когда Моччелини взял бронзу. Люди на трассе так его поддерживали! Но это лишний раз доказывает, что нам нужны разные сборные. Германия, Чехия, Польша, Швейцария, Австрия. Да много хороших стран, и они должны получать больше поддержки от FIS.
— Давайте о нашей сборной — России. Можно сказать, что лыжный мир разделен по поводу возвращения русских? Вы не одиноки в этих дебатах?
— Да, я точно могу сказать, что не одинок. Множество спортсменов из других стран думают то же самое — что русские должны вернуться. Но спорт лишь одна сторона дела, есть еще и политика. С точки зрения спорта 90 процентов — за возвращение России. Но при этом все понимают политическую ситуацию, что на данный момент это невозможно. Мы имеем конфликт, который должен быть разрешен. Думаю, первый шаг должен быть сделан Международным олимпийским комитетом, Томасом Бахом. Надеюсь, он будет работать в этом направлении.
— Но с февраля отношение поменялось?
— Однозначно. Вначале большинство стран были против участия России, но сейчас крепнет мнение, что нужно вернуться к спорту. С другой стороны, все, включая меня, надеются, что конфликт (формулировка изменена по требованию законодательства РФ. - Прим. «СЭ») на Украине закончится. Это главное. Но между спортом и политикой все же есть разница.
— Извините, но я не могу написать то слово, которое вы произнесли.
— Да-да, я знаю. Я же говорю с российскими спортсменами, у меня остался хороший контакт с ними. Но что мы можем сделать? Только говорить, говорить, говорить. Окей, мы хотим снова увидеть русских спортсменов — и что? Сумасшедшая ситуация для всех. Поймите, я с Олимпиады не видел ребят. Прошел этап Кубка мира в Лахти, я собирался приехать в Холменколлен, но затем началось то, что началось. Сначала счет шел на дни, но теперь я не вижу ребят месяцами. Да, мы поддерживаем связь по телефону, но это не то. Очень тяжело.
— Раз уж на то пошло, вы можете вспомнить свои первые эмоции 24 февраля?
— Этого никто не ожидал. В Европе многие из нас думали — ну окей, это на две-три недели, а дальше они найдут компромисс. А сейчас прошел почти год.
— Вы говорили, что знаете нашу страну и русских достаточно хорошо — смотрели фильмы, разговаривали со спортсменами об истории. И даже вы не видели никаких намеков на последовавшие события?
— Нет, не видел. Когда люди говорят о России, я часто отвечал и отвечаю: «Вы не можете говорить о России! Вы не знаете русских людей, их менталитет!» У меня отличные воспоминания о тех годах, когда я работал в России. Я приезжал, и меня встречали всегда очень дружелюбно, гостеприимно. Даже незнакомые люди отдают тебе все. Мы пили, ели, меня угощали в гостях. Моя жена была много раз со мной в России, она разделяет мое мнение. И мне до сих пор кажется, когда люди говорят о вашей стране, они не знают точно, о чем они рассуждают. Так что для меня произошедшее вдвойне тяжело. Для меня группа, с которой я работал, была второй семьей. У меня отличные отношения сохранились с Сергеем [Устюговым].
— Честно, я не уверен, что и мы сами знаем хорошо нашу страну.
— Да, может быть. (Смеется.) Тяжелая ситуация, в общем. Здесь тоже все надеются, что вскоре мы вернемся к нормальной жизни. Потому что в Европе есть экономический кризис, каждый день тут говорят о газе, нефти.
— Вы чувствуете кризис на себе? Говорят, что вы можете замерзнуть.
— Во-первых, хочу заверить — мы не замерзнем, мы выживем. (Смеется.) У нас есть электричество, газ, нефть, но цены поднимаются, это правда. Это проблема для многих людей. В магазинах растет ценник, и для тех немцев, у кого невысокая зарплата, ситуация непростая, им нужно больше денег. Но никто не должен умереть дома от холода. Я тоже не всегда согласен с тем, что делает немецкое правительство в нынешней ситуации. Но, опять же, мы можем много говорить, но не можем ничего по большому счету изменить.
— Вас там еще не «отменили» за такие взгляды, не начали «кэнселить»?
— Нет, конечно. Когда у меня есть возможность, я объясняюсь со спортсменами и тренерами и пытаюсь изменить их мнение о России и российских коллегах. И большинство людей понимает — что могут изменить спортсмены? Они используются политиками! Конечно, это плохо. Но что мы можем сделать? Говорить. И я это делаю каждую неделю, в каждом интервью и диалоге.
— А норвежцы не против нашего возвращения? Это влиятельная нация, сомневаюсь, что без них такое решение можно принять.
— Я не говорил со всеми из них, но многие думают, что для спорта лучше, чтобы русские вернулись. В то же время и происходящее на Украине должно прекратиться. Но и норвежцам сложно говорить то, что они думают, в СМИ. И шведам тоже. Помните, когда они говорили о бойкоте в случае возвращения россиян на Кубок мира? Я не уверен, что это было правдой. СМИ часто раздувают из мухи слона.
— Простите, работа такая.
— Конечно, понимаю. (Смеется.)
— Возвращаясь к лыжам — вы следите за Кубком России, в курсе конфликта между Устюговым и Большуновым? Положа руку на сердце — вы были удивлены?
— Я смотрел ту гонку на компьютере в прямом эфире. Это не какой-то большой конфликт. То же самое — медиа раскручивают историю. Когда я говорил с Сергеем, он ответил: «Маркус, я реально не понял, что случилось. Все произошло быстро — момент, и я уже лежу в снегу». Думаю, судьи приняли верное решение — это гоночный инцидент. Ни Александр, ни Сергей не хотели его устраивать. Для СМИ это хорошо — конфликт, ура! Но я знаю, что Сергей написал после столкновения сообщение Александру, спросил, все ли окей. Он ответил — да, все хорошо, не беспокойся. Конечно, когда встречаются такие сильные спортсмены, причем оба хотят победить, иногда они делают такую ерунду. Разумеется, они не лучшие друзья, но я знаю, что они уважают друг друга. Это главное.
— Но для лыж-то это здорово. Может, этого не хватает Европе для популярности?
— Согласен, для спорта это хорошо. Вы же помните ту историю с Сергеем и Клебо на чемпионате мира в Зеефельде? Потом все только об этом и говорили. Но они тоже уважали друг друга. Главное, чтобы все было по правилам. Я уверен, что между ними нет конфликта.
— Но фраза, что они не лучшие друзья, весьма точна.
— Эти два парня очень разные. Александр очень силен, он всегда сконцентрирован на тренировках, он максималист в любой ситуации. Сергей — другой спортсмен, но он тоже хочет всегда побеждать. И в соревновании может произойти всякое.
— Многие в России считают, что конфликт есть.
— Мне так не кажется. У них заметная разница в возрасте, это правда. Александр скорее из нового поколения. Хотя я не скажу, что у Сергея закат карьеры. Они не работают вместе на тренировках. Но на Олимпиаде, когда Устюгов финишировал с флагом в эстафете, Большунов был одним из самых счастливых людей. Когда они выигрывают вместе, то все нормально. В конце концов, ты не можешь со всеми дружить.
— А вообще у вас на Кубке мира обсуждают российские соревнования? Смотрят трансляции?
— Конечно! Когда это возможно, спортсмены или тренеры включают гонки. Многие знают, по каким ссылкам смотреть, где, когда. Знают, что происходит, какие результаты. Иногда даже VPN ищут и включают. Я писал русским ребятам: «Пришли ссылку». Через минуту она уже у меня. В Норвегии тоже следят за Кубком России, да и в Швеции, Финляндии.
— А культуры отмены в отношении русского в Европе вы тоже не видите? Театра, балета, не знаю. В отношении соревнований ее точно нет, я понял.
— Слушайте, если у вас есть желание, вы всегда можете посмотреть что хотите. У итальянской сборной самая большая группа поддержки — из России. Сразу после гонок они пишут, поздравляют, шлют видео, как они болеют перед телевизором. Де Фабиани и Пеллегрино работали на сборах с российскими лыжниками, и они большие друзья. Это не изменилось, несмотря ни на что. И мне приятно осознавать, что в спорте политика ничего не изменила.
— Здорово, что вы это говорите. А то у многих ощущение, что русских в Европе ненавидят.
— Это вообще неправда, на тысячу процентов. Мы должны разделять правительства и народы. И то же самое в любой стране. Америка вела много войн — Ирак хотя бы возьмите. Но что могут американцы?
— Вы говорили, что единственной причиной, по которой вы прекратили работу в России, были санкции, из-за которых было затруднительно выплатить зарплату. Неужели с таким уровнем доверия, как между вами и Еленой Вяльбе, нельзя было найти решение?
— Может, и был способ, но вначале Елена была уверена, что спецоперация (формулировка изменена по требованию законодательства РФ. - Прим. «СЭ») займет несколько недель и все вернется на круги своя, но потом сказала: «Я сама не знаю, как мы продолжим, я не уверена, что у тренеров из других стран есть возможность здесь работать». Ну и вопрос зарплаты встал. Я благодарен Елене, она говорила, что хочет видеть меня в России тренером, но не может ничего гарантировать. И мы решили принять это тяжелое, дерьмовое решение. Мы просто не знали, что будет дальше.
— Но думаю, у вас было много предложений.
— И я был очень удивлен, как их много было! (Смеется.) Когда стало известно, что я расстаюсь со сборной России, было приятно узнать, что я так востребован и интересен разным странам. Но все равно было жаль прекращать работу в России.
— Изменили ли ваше отношение к России события 2022 года?
— Нисколько. Политические решения принимали не россияне, не народ.
— В общем, водку пить продолжите?
— Да, да! Если кто-то приходит ко мне в гости домой, мы предлагаем им водку. Русская культура — часть моей жизни. У меня теперь есть традиция в сборной Италии. В России, когда у кого-то день рождения, каждый должен произнести тост. И теперь в нашей сборной так же — каждый встает и должен что-то сказать. Я люблю эту русскую традицию! И Пеллегрино на таких застольях даже спрашивает: «Маркус, когда у нас там уже русская традиция?» Надеюсь, мы вскоре эту церемонию проведем вместе с российскими спортсменами. Мне правда бы этого хотелось.