Евгений Садовый: "Я был подарком Муаммару Каддафи"

     ПО ВТОРНИКАМ С Еленой ВАЙЦЕХОВСКОЙ

     Его звезда взошла стремительно, но очень быстро погасла. Как сложилась дальнейшая судьба у одного из героев Олимпиады-1992 в Барселоне?

     17 лет назад 17-летний волгоградский парень взорвал мир. Плавательный - уж точно. На Олимпийских играх в Барселоне Евгений Садовый выиграл три золотые медали в вольном стиле: на дистанции 400 м и в эстафете 4х200 м стал мировым рекордсменом, а на 200-метровке не дотянул до рекорда всего-то 0,01.

     Те его победы получились настолько красивыми и убедительными, что все как-то враз поверили: Садовый - это очень серьезно и очень надолго. Но получилось совсем иначе.

     Всего через год трехкратный олимпийский чемпион проиграл все свои личные старты на европейском первенстве в Шеффилде. Хотя его тренер Виктор Авдиенко до последнего уверял всех: Садовый едет на чемпионат Европы для того, чтобы выиграть в вольном стиле все дистанции - от стометровки до 1500.

     Самым большим ударом для Евгения стало тогда поражение на его коронной дистанции - 400 м. Этот вид он не проигрывал никогда в жизни, был рекордсменом мира. Но в Шеффилде финишировал только пятым.

     Еще через год пловец пропустил чемпионат мира - бросил все силы на то, чтобы подготовиться к Олимпийским играм в Атланте. И в очередной раз потерпел фиаско.

     Тогда же он ушел из спорта. Тихо и незаметно. По состоянию здоровья - именно такой была официальная версия.

ПОСЛЕ СЛАВЫ

     Мы не общались с Садовым более десяти лет. Нет, конечно, виделись мельком на российских соревнованиях, куда повзрослевший Женька приезжал в качестве судьи, но как-то не было повода поговорить. Трехкратный олимпийский чемпион казался слишком замкнутым. Совсем как в те спортивные годы, когда перед важными стартами наголо сбривал волосы на голове, как бы отрекаясь этим действием от всего: лишних эмоций, соблазнов, другой, не плавательной жизни.

     А несколько дней назад в Москве, приехав на отборочный чемпионат страны в качестве начальника волгоградской команды, он неожиданно легко согласился на разговор: "Вы будете соревнования с трибуны смотреть? Я подойду. Обязательно".

     Почему-то при этих словах вспомнилось, как 15 лет назад здесь же, в "Олимпийском", мы сидели на той же самой трибуне, наблюдая, как плавают другие, и Садовый, у которого уже давно ничего не получалось, вдруг как-то очень горько сказал: "Иногда мне хочется, чтобы весь мир просто забыл обо мне. Хоть ненадолго..."

     - Женя, вы часто вспоминаете свои Олимпийские игры?

     - Сейчас уже нет. А первое время после ухода из спорта, бывало, ночами не спал. Слишком много разных мыслей в голову лезло. Думал, анализировал... Хотел понять, почему все так произошло. Так ярко началось и совсем не так закончилось. Ведь даже в 1996-м на моих дистанциях в Атланте у чемпиона - Дэньона Лоудера из Новой Зеландии - были не бог весть какие результаты. Он ведь "дельфинист" - большей частью на плавании баттерфляем специализировался. 200 метров вольным стилем проплыл почти на секунду хуже, чем я в Барселоне. 400 метров - на две.

     - Обидно было это видеть со стороны?

     - И обидно, и досадно, но со временем все проходит. Сам виноват. Сейчас я много времени уделяю тому, чтобы помогать молодым волгоградским ребятам. Стараюсь объяснить им, что и как происходит в плавании. Не там, где сейчас находятся они, а на том уровне, который называется "Олимпийские игры". Стараюсь предостеречь от ошибок.

     - Получается, поняли, что с вами произошло после Барселоны?

     - Думаю, да. Тогда я чересчур увлекся своей "скоростной" техникой. Ведь человек так устроен, что, если чего-то добился, то начинает стараться использовать  свои "победные" действия в повседневной жизни. Я стал пытаться выполнять все задания на тренировках в точно таком режиме, как плыл в олимпийском финале. Та моя техника была достаточно энергоемкой: я выжимал из каждого гребка максимум того, на что был способен мой организм.

     В те времена в мире вряд ли были спортсмены, которые могли плыть 200 метров, используя 34 - 36 гребков на каждом 50-метровом отрезке. Думаю, поэтому ко мне и возник интерес, как к своего рода феномену. Но использовать это в обычных тренировках было ошибкой. К тому же увлекся силовой работой, накачал мышцы руки, которая у меня была более слабой. От этого поломалась привычная техника.

     - Получается, продолжая постоянно тренироваться на сверхнапряжении, вы сами высосали из себя все силы?

     - В общем-то да. К тому же в послеолимпийском сезоне вышло так, что без меня не обходились ни одни сколь-нибудь значимые соревнования. Я прошел девять этапов Кубка мира, на каждом выигрывал по три золотые медали, а это - серьезный труд. Тот же Саша Попов вообще, можно сказать, пропустил тот Кубок - стартовал два или три раза. Вот и получилось, что во мне просто не осталось никаких резервов. Ни эмоционального заряда, ни резкости. Отсюда же пошли все сопутствующие проблемы со здоровьем. Брадикардия с пульсом 21 - 23 удара в минуту и, как следствие, - невозможность вообще заниматься плаванием.

     - А тренер-то куда смотрел?

     - От него ведь тоже постоянно требовали результатов, просто на более высоком уровне. А он уже требовал с нас. С меня, с Дениса Панкратова...

     - Как же вам удалось пережить тот период?

     - Приятного было мало. Тем более, что сам я очень хотел продолжать плавать, но понимал, что ничего не могу противопоставить тем, с кем до этого соревновался и кого побеждал.

     Внешне моя жизнь тогда не сильно изменилась. Пока я плавал, у меня почти не было друзей, ни с кем практически не общался, поэтому не могу сказать, что перестал выступать - и все от меня отвернулись. Некому было отворачиваться. Со временем стал как бы учиться общаться с внешним миром заново. Сами же помните, наверное, что в 1992-м я в своих интервью двух слов связать не мог.

     Тогда же начал задумываться о том, что деньги на жизнь можно зарабатывать не только плаванием. Да и не стремился остаться в плавании, если честно. Хотелось постоять в стороне, отойти от переживаний, не особенно их демонстрируя. В 1997-м, правда, сделал еще одну попытку вернуться в спорт. Но первое же увеличение нагрузки вновь спровоцировало проблемы с сердцем. Вот тогда я окончательно понял, что это конец.

ПОСЛЕ СПОРТА

     - Чем вы стали заниматься?

     - Как все тогда - бизнесом. Вместе с ребятами, с которыми в свое время учился в школе олимпийского резерва, открыл фирму. Там были бывшие футболисты, борцы. В принципе все мы до сих пор общаемся, хотя с бизнесом мне довольно быстро пришлось тогда распрощаться.

     - Я могу поинтересоваться причиной?

     - У мамы возникли серьезные неприятности. Она втайне от меня заняла большую сумму денег, а ее обманули. Вот мне и пришлось продать свою долю в бизнесе, чтобы рассчитаться с долгами.

     - И после этого вы вернулись в бассейн?

     - Да. Как ни странно, у меня стало неплохо получаться в тренерской работе. Мне по крайней мере так казалось. Мальчик, с которым я занимался, начал показывать неплохие результаты, причем на дистанции 400 метров я сумел смоделировать ему свой стиль, расставить четкие приоритеты по зонам дистанции. Видел, что есть перспектива. Но потом вышло так, что я женился, мы ждали ребенка, финансовое положение было не очень хорошим, и как раз в тот момент мне сделали предложение поехать в Ливию. В качестве подарка Муаммару Каддафи.

     - В качестве, простите, кого?

     - Подарка. Каддафи в свое время запретил у себя в стране заниматься спортом, и 15 лет Ливия не выступала ни на одних соревнованиях. Помимо этого в стране были закрыты все музеи, кинотеатры, и так продолжалось до тех пор, пока в страну из Европы не вернулись сыновья Каддафи. Один из них получил образование в Италии, другой - в Англии, вот они, видимо, и объяснили отцу, что так жить нельзя. На гребне этой волны я туда и вкатился.

     Получилось так, что тренеров, которых подобрали для отправки в Ливию, взялись финансировать российские бизнесмены. Сделали своего рода дружеский жест в отношении Ливии. Всего таких тренеров было 13, но уезжал я вдвоем с Николаем Чигаревым, который сейчас возглавляет сборную России по гандболу.

     - Какими были первые впечатления?

     - Ливийцы - весьма своеобразный народ. Сначала они вроде бы обещают нормальные условия, могут даже предоставить их, но тут же начинают опускать эту планочку все ниже и ниже. Я видел и тренеров, и врачей, которые работали за копейки и жили в очень непривлекательных условиях. Просто существовали, едва сводя концы с концами.

     - А на сколько хватило вас?

     - На год и месяц. Уезжал я без семьи, поскольку у нас со Светланой как раз родился сын Давыд. Жена очень хотела поехать со мной, но я понимал, что этого делать не нужно. Потому что Ливия - это место, где температура воздуха порой зашкаливает за 55 градусов. Не самая подходящая страна, чтобы находиться там с грудным ребенком. Даже сотрудники посольства, когда узнали, что жена в Ливию рвется, говорили мне: "Жень, ты в своем уме?" Вот я и дал им понять тогда, что не в моих силах запретить жене приехать, но в их силах - не дать ей визу.

     - Жестко.

     - Гораздо жестче было бы взять Светлану и сына с собой. А самого меня командировка не пугала. В конце концов, я никогда не был в Африке, хотелось посмотреть, что это за жизнь.

     - И поехали, даже не зная языка?

     - К тому времени я нормально говорил по-английски. К тому же в Ливии многие учились в Советском Союзе, чуть ли не каждый пятый говорит по-русски.

ПОСЛЕ "ЗАВТРА"

     - Что вменялось вам в обязанности?

     - Сам не понял, если честно. Два месяца я работал в морской академии. Там мальчики учатся с 14 лет и регулярно уезжают на летние сборы, где их обучают дайвингу. Моя задача сводилась к тому, чтобы научить этих ребят нормально плавать кролем. Подготовка проводилась в открытом море, соответственно, ни о какой серьезной тренерской работе не могло быть и речи, да и не нужно это было никому. Предел мечтаний большинства сводился к тому, чтобы поехать учиться в Европу, потом вернуться обратно, назвать себя "доктором" и пить чай, который подают подчиненные.

     Та моя команда даже заняла третье место в ливийском национальном чемпионате. Но вне летнего лагеря я работал не очень много. Вся работа сводилась к тому, что я расписывал тренировки по объему, по интенсивности, а один из местных специалистов, который мне помогал, следил за тем, чтобы эти задания выполнялись. Параллельно я занимался с сыном начальника академии. Начал возиться с ним просто для того, чтобы чем-то себя занять. У парня была врожденная травма позвоночника, из-за которой он сильно припадал при ходьбе на одну ногу и вообще едва мог передвигаться, а вся левая половина мышц спины находилась в дистрофичном состоянии.

     Через два месяца нашей совместной работы он уже мог бегать вокруг бассейна и даже проплыл 100 метров в 25-метровой ванне за 1.03. Начал нормально общаться со сверстниками, с которыми до этого вообще не разговаривал. Для меня это было настолько интересно, что я сам предложил эту работу продлить. Но мне сказали, что это не нужно, потому что мальчишку собираются отправить в немецкую клинику и там лечить.

     - Простите за не очень тактичный вопрос: неужели работать с больным человеком вам было интереснее, чем со здоровыми?

     - Я довольно быстро понял, что в плане результата моя работа с пловцами из академии бессмысленна. Хотя в других клубах были интересные ребята.

     - Чем вы занялись, когда работа в академии закончилась?

     - Мне поручили собрать сборную страны. Ездил по регионам, знакомился с тем, что происходит в клубах. В результате меня обязали работать с пловцами из Триполи. Двое мальчишек, которые, когда я их взял, плавали "полторашку" за 24 минуты, через два с половиной месяца на Всемирных мусульманских играх, куда Ливия поехала впервые после 15-летнего "карантина", показали на этой дистанции 16.32 и 16.34. А командой мы заняли 16-е место среди 35 стран. Считаю, это было для Ливии неплохо.

     Но реакция вице-президента федерации плавания оказалась неожиданной. Он совершенно искренне не понимал, почему его спортсмены, за работу с которыми мне платят деньги, стали только 16-ми, вместо того, чтобы выиграть. Почему, мол, я так отвратительно их подготовил? Объяснить это мне тогда сильно помогли тренеры из Саудовской Аравии. Там больше десяти лет проработал украинский специалист. В руководителях федерации плавания там, как водится, были шейхи, братья и сыновья шейхов, которые уже успели понять, что результат за короткое время не делается. Они с моим шефом и разговаривали, когда по моей инициативе мы встретились на каком-то из неформальных мероприятий.

     Это был принципиальный момент: объяснения от иностранцев в арабских странах редко принимают на веру. А тут свои же все моему шефу растолковали. Они, кстати, потом пытались со мною переговоры вести, чтобы я в Саудовскую Аравию перебрался. Но я подумал, что это просто некрасиво - вести речь о должности, которую занимает наш же тренер.

     А мой вице-президент тогда все понял. Даже извинился за свои слова, когда мы один на один остались.

     - Предложения продолжить работу в Ливии вам делали?

     - Арабы - такой народ, с которым очень сложно о чем-то договариваться. Любимое слово - "завтра". Особенно когда речь идет о деньгах. Так может продолжаться год. Последний раз мне сказали "завтра" незадолго до того, как я должен был улетать в Россию. И я понял, что нужно прекращать все разговоры, идти и регистрировать билет.

     Даже после этого со мною пытались разговаривать, снова обещали контракт, просили прийти в офис. Я пришел и услышал, что все руководители федерации плавания, а возглавлял ее один из сыновей Каддафи, уехали в Иран на какую-то конференцию. Вот и я уехал тоже.

ПОСЛЕ ТРАВМЫ

     - Тяжело было вновь адаптироваться в Волгограде?

     - С работой помог мой же тренер - Виктор Борисович Авдиенко. Взял к себе в клуб. Правда, сложилось ощущение, что некоторые другие тренеры не очень-то жаждут видеть меня на бортике. Поэтому я снова ушел из плавания совсем в другую сферу. Так продолжалось с 2002 по 2004 год. Следующий раз появился в бассейне, когда шел отбор на Олимпийские игры в Афинах. С тех самых пор работаю администратором команды.

     - Не скучно?

     - Да нет. В мои обязанности входит привести спортсменов на соревнования, накормить, расселить, организовать сборы, плюс транспорт. Сейчас мы вообще большей частью ездим на клубном автобусе - это дешевле, чем поездом.

     - Какие чувства вызывают у вас соревнования?

     - Я смотрю на плавание как бы со стороны, вижу многие ошибки. По мере сил стараюсь донести свои соображения до тренеров, если они заинтересованы в моих подсказках. Вот уже четыре года провожу в Волгограде свои детские соревнования в пяти возрастных группах.

     - Заняться тренерской работой не тянет?

     - Я такой человек, что если берусь за какое-то дело, стараюсь выкладываться полностью. Иначе, наверное, четыре года назад не порвал бы себе крестообразную связку колена, играя в футбол. О какой серьезной работе можно говорить, когда нет ноги?

     - Пришлось ложиться на операцию?

     - Не сразу. Сначала не сумел найти клинику, которая гарантировала бы хороший результат, идти в первую попавшуюся не решился, а на то, чтобы оперироваться за границей, у меня просто не было денег. Прооперировался только в октябре прошлого года. Поставили хороший имплантант, закрепили его специальными штифтами. Только сейчас сустав потихонечку становится подвижным. При подобных операциях сильно травмируются нервы, поэтому и восстановление длительное. До сих пор иногда чувствую, что нога как бы не моя.

     - Как же вы передвигались три с лишним года с такой травмой?

     - Мелкими шажочками. Как гейша. Поэтому и вес набрал такой. Сейчас вот привожу себя в порядок. Снова влюбляюсь в велосипед. Раньше у меня был отечественный - "Спутник", сейчас американский. Приезжаю на работу заранее, "встаю" на велосипед и катаюсь вдоль набережной. Там и подъемы есть, и спуски, можно варьировать нагрузку.

     - А знаете, я ведь часто вспоминаю Барселону. Иногда думаю о том, что вы могли выиграть там и полторы тысячи, если бы захотели стартовать на этой дистанции. Такие мысли никогда не приходили в голову?

     - На "полторашке" я даже не отбирался в команду на чемпионате России. Поэтому заявлять меня в Барселоне на 1500 метров было вроде как неправильно. Не знаю даже, как смог бы проплыть эту дистанцию. Хотя, если вспомнить мое выступление на 400, в финале я работал по большому счету только на последнем отрезке. До этого плыл совершенно свободно - "купался". Сам решил тогда, уже стоя на тумбочке, что метров 350 буду держаться вровень с австралийцем Киреном Перкинсом, даже чуть проигрывая ему, а потом уйду вперед. Чтобы эффектнее получилось.

     А вот на "сотне" я олимпийский отбор прошел и имел полное право претендовать в Барселоне хотя бы на то, чтобы проплыть утренний этап эстафеты 4х100 метров вольным стилем. На чемпионате России показал пятый результат, причем тогда вовсе не был на пике формы. Но в Барселоне меня в состав не поставили. Тренеры приняли решение, чтобы и утром, и вечером плыла одна и та же четверка. Хотя я прекрасно понимал, что они просто боятся.

     - Чего?

     - Что в предварительном заплыве я проплыву так, что придется ставить меня в финал. И, значит, кто-то другой лишится медали. Ясно ведь было, что эстафета призовая.  

     - Обидно было?

     - Просто хотелось честной борьбы. А ее не получилось.

     - В Волгограде вас узнают?

     - Бывает. Я - почетный гражданин города. Таких всего восемь человек.

     - Что это дает, кроме бесплатного проезда в общественном транспорте?

     - Доплату к пенсии, когда исполнится 60 лет. Ну, и похоронят бесплатно.