Теннис, как и любой другой вид спорта, сейчас на карантине. Экс-восьмая ракетка мира и двукратный обладатель Кубка Дэвиса Михаил Южный проводит его в США, где работает с канадцем Денисом Шаповаловым. Недавно он выходил в прямой эфир Instagram со своим приятелем и бывшим коллегой Маратом Сафиным, а накануне нашел время и для «СЭ». Поговорили о его нынешней работе, ярких моментах карьеры, в том числе разбитой в кровь голове на турнире в Майами — да-да, это самый эпизод, за который испанский канал RTVE включил его в список главных безумцев мирового спорта. А еще Южный сравнил Федерера с Надалем и Джоковичем и рассказал о жизни в Москве в 90-е годы.
— Михаил, как ваш карантин проходит?
— Я нахожусь в Америке, надо с этого, наверное, начать. У меня не такой жесткий карантин, как сейчас в Москве. К счастью, у нас есть возможность тренироваться здесь с Денисом Шаповаловым. Так что не ощущаю особого дискомфорта.
— С Денисом вы продолжаете работу и собираетесь вместе ездить по турнирам?
— Да, мы работаем. Конечно, рано или поздно нам придется разлететься: он к себе домой, я — к себе. Но надеемся, что к началу турниров мы сумеем поработать и подойти вместе.
— Согласны с тем, что теннису будет сложнее других видов спорта вернуться к нормальной жизни из-за постоянных перелетов по миру?
— Конечно. Для тенниса ситуация усложняется путешествиями. Какая-то страна может уже снять карантин, а какая-то нет. Какая-то может не выпускать и не принимать людей. А все должны быть в равных условиях. Но с другой стороны, теннис — довольно безопасный вид спорта с точки зрения социальной дистанции. Спортсмены находятся на достаточном удалении друг от друга, она соблюдается сама собой. Есть возможность хотя бы тренироваться, это уже хорошо. Да и играть тоже можно.
— Как вы смотрите на перспективу играть без зрителей? Возможно, только в таком формате тур в этом году будет возможен.
— Любой спорт без болельщиков — это другое восприятие, другие ощущения. Но лучше играть, чем не играть. С матчей без зрителей можно начать. И рано или поздно мы вернемся к игре с болельщиками. Вернемся к нормальной жизни.
— Многие говорят, что после карантина жизнь никогда не будет прежней. Вы как думаете?
— Я думаю, что все вернется на круги своя. Пусть не сразу. Разные были ситуации в мире, так что не будем настолько пессимистичными.
— Что вообще думаете о коронавирусе и всем, что в связи с ним происходит? Кто-то излишне паникует, кто-то считает, что опасность преувеличена, кто-то называет ситуацию вселенским заговором. Марат Сафин сказал, что людей готовят к чипизации.
— То, что проблема есть и она существует — это 100 процентов. А насколько она критична, а меры адекватны — мне трудно судить, потому что я не владею всей ситуации, я узнаю обо всем из прессы.
— Давайте к теннису. Вы — один из немногих российских игроков, кто в детстве не уехал в Штаты или Испанию. В графе «место проживания» у вас всегда значилась Москва. Как у вас это получилось?
— Да, я действительно всегда тренировался в России. Да мне и не надо было уезжать, у меня тут были все условия, была команда специалистов, а корты всегда можно найти. Главное — с кем ты работаешь.
— То есть, у вас не было даже спонсоров? Говорят, что без них в теннисе никуда.
— У меня были разные моменты, и мне помогали. Со мной подписала контракт одна фирма, они мне давали деньги в кредит. Когда я начал зарабатывать и играть на высоком уровне, все вернул. А что касается спонсоров... Да, теннис — не дешевый вид спорта, но и не такой уж дорогой. Всегда можно попытаться найти вариант, чтобы удешевить процесс.
— Сейчас можно на одном таланте, без спонсоров и богатых родителей стать теннисистом топ-10?
— На одном таланте — это громко сказано. Кто тот третейский судья, который взвешивает таланты? На одном таланте никогда нельзя было войти в топ-10, у нас очень многофакторный вид спорта. Даже в топ-100 войти на чем-то одном очень тяжело. Но без богатых родителей и спонсоров можно пробиться. Важно, с кем вы тренируетесь, важны цели, которые перед вами на каждом этапе ставят родители, тренеры. Шанс всегда есть. Я не сторонник вешать ярлыки, что если нет денег и нет спонсоров, то теннисом лучше не заниматься.
— Какими были ваши 90-е? Кто-то вспоминает, что это было время, когда не в тот район зайдешь — голову отобьют. Многие спортсмены говорят, что чуть ли не половина их одноклассников или умерли, или сидят...
— У меня с ними совсем другие ассоциации. Тут важно, чем ты занимался. Мы с братом не гуляли по улице, была школа, были тренировки, поэтому все время были при деле. Мой круг общения составляли ребята в основном из тенниса. С ними и проводил много времени, мы ездили на тренировки, на турниры, все лето проводили на Ширяевом поле.
— То есть, для вас 90-е — это доброе время детства и юношества?
— Родители нас отгородили от проблем. Хотя, конечно, я знаю, что они были. В семье ощущалось то непростое время, но на мне и на брате это никак не сказывалось.
— Один момент из вашей игровой карьеры. US Open-2013, встреча с Ллейтоном Хьюиттом за выход в четвертьфинал. Вы проигрывали 1:2 по сетам и 1:4 в четвертом, а потом и 2:5 в пятом. Но выиграли. Как вы вспоминаете тот матч?
— Это был очень поучительный матч. Сейчас я пишу книгу, и там будет подробно рассказано и том матче, и том турнире. Для меня это действительно стало открытием. И в нем очень большая заслуга психолога, с которым я в тот момент работал. Это сыграло важную роль в матче. Но подробности я пока не хочу раскрывать — все будет в книге!
— Расскажите об инциденте в Майами-2008 в матче с Альмагро, когда вы ракеткой разбили себе голову в кровь. Как это получилось и помогло ли?
— Помогло ли? Скорее, да. После этого эпизода я выиграл семь мячей подряд и матч закончился в мою пользу. А если говорить о самом инциденте, то если бы не пошла кровь, вряд ли бы кто-то вообще это заметил, потому что не я первый, не я последний, кто бьет себя ракеткой. Просто очень нервный матч был, много эмоций. Когда я не смог реализовать очередной брейк-пойнт при счете 5:4, эмоции вылились в то, во что они вылились.
— Как вы относитесь к идее о том, что теннисисты топ-100 должны скинуться деньгами и помочь низкорейтинговым игрокам? Не все это поддерживают.
— Отрицательно отношусь к этой идее, она популистская. Почему именно сотня? То есть, 99-й помогает, а 101-й получает? Кто определяет суммы, на которые игроки должны скинуться? И главное — кому мы помогаем? Какие критерии? Это молодые, которые только поднимаются? Или ребята в возрасте, которые уже пять-десять лет стоят на уровне топ-250? Я думаю, что если кто-то хочет помочь игрокам, то нужно открыть благотворительный фонд, и любой желающий может просто перечислять туда деньги в том объеме, который считает нужным. А обязать всех игроков, просто потому что ты высоко стоишь, платить тем, кто ниже стоит — мне кажется, это неправильно
— Что думаете об еще одной спорной идее: перенести «Ролан Гаррос» с мая на конец сентября? Учитывая путаницу, которую это вносит в календарь и рейтинг.
— Не самая ужасная идея. В той ситуации, в которой сейчас оказался теннис, я считаю правильным отдавать предпочтение крупным турнирам. Можно на второй неделе мэйджоров делать турниры 250. В этом нет ничего плохого. На турнирах «Большого шлема» большинство игроков зарабатывает деньги. Если после карантина у теннисистов будет возможность сыграть на них, пусть даже не по графику, я только приветствую это.
— Не кажется ли вам, что играть в один год «Ролан Гаррос», но не играть Уимблдон — это преступление? Хотя бы с точки зрения конкуренции между Федерером и Надалем по Шлемам: 20:19.
— Во-первых, Уимблдон очень тяжело провести в другие сроки, потому что это связано с травой, ее нужно подготовить, она не может долго держаться из-за погоды. В этом плане «Ролан Гаррос» провести легче, потому что конец сентября еще позволяет играть на грунте. Во-вторых, в нынешней ситуации конкуренция между Роджером и Рафой, думаю, мало кого волнует. Если можно будет сыграть «Ролан Гаррос», надо его играть. Если можно играть US Open даже не в Нью-Йорке, а к примеру, в Индиан-Уэллс, надо его играть. В противном случае, получается: если Надаль из-за травмы пропускает «Ролан Гаррос», то Федереру нужно сниматься с Уимблдона?
— Логично. Вы провели множество матчей с тремя, возможно, лучшими игроками в истории. Причем, Рафу и Новака неоднократно обыгрывали. С кем из троих сложнее всего было играть?
— Я думаю, ответ очевиден! С Роджером было играть сложнее всего (Статистика личных встреч — 0:18 в пользу швейцарца. — Прим. «СЭ».). И я так и не смог найти к нему ключи. Наверное, ближе к концу карьеры еще и очень сильно хотел это сделать, что в какой-то момент мешало. Мой стиль игры был для Федерера удобен, скажем так. Кроме того, Надаль с Джоковичем моложе, и у нас были матчи, когда они только входили в тур, а я уже там играл. Это тоже надо учитывать. А вот Роджер начал чуть раньше меня, и с ним у меня было два-три матча, где был чуть больше, чем мини-шанс что-то сделать.
— Федерер играл с Джоковичем финал Уилблдона в прошлом году. Перед тем матчем какие у вас были мысли?
— Я вообще не сторонник прогнозировать результат, тем более когда играют Надаль — Джокович или Джокович — Федерер. Я просто ждал этого финала, мне было интересно его посмотреть.
— Совсем без предпочтений?
— У меня предпочтение одно: они сейчас близко идут по количеству титулов на турнирах «Большого шлема», и я хочу, чтобы это продолжалось, чтобы никто не отрывался.
— То есть вы за Новака болели?
— Да, мне хотелось, чтобы победил Джокович, чтобы интрига еще сохранялась.
— А когда Федерер брейканул при счете 7:7, повел 8:7, сделал два эйса и повел 40:15, думали, что Роджер забирает матч?
— Все происходило так быстро, что особо ни о чем не успеваешь подумать. Конечно, после брейка шансы Федерера были почти 100-процентными, тем более при двойном матчболе. Но теннис в очередной раз доказал, что он непредсказуем.
— Есть у вас объяснение тому, что случилось на тех матчболах? Почему Федерер их упустил?
— Сошлось много факторов. Если вы пересмотрите те матчболы, там ничего такого ужасного не было. Первый раз ошибся, маленький аут. Второй — вышел к сетке, получил обводящий. Потом раз-два и счет стал ровный. Такой вид спорта у нас, все может поменяться мгновенно.
— Как обиднее проиграть, 2:6, 3:6, 3:6 или такой матч с матчболов?
— Философский вопрос. Играешь хорошо, но выиграть не можешь — обидно. Проиграл легко, не показав своей лучшей игры, тоже обидно, но в следующий раз покажешь и выиграешь. Все зависит от конкретного матча.
— Из этих трех ребят: Надаль, Федерер, Джокович, кто на ваш взгляд самый сильный, самый совершенный?
— Федерер более универсальный игрок, Джокович более стабильный, Надаль тоже более стабильный и по характеру самый психологически устойчивый. Три великих игрока, не вижу смысла кого-то из них выделять. Каждый для себя выделяет того, кто ему больше нравится, а с профессиональной точки зрения они все трое равноценны.
— Кто из них по вашему закончит в итоге с наибольшим числом «Шлемов»?
— Давайте дождемся, когда «Шлемы» возобновятся. Сейчас время работает на Джоковича, все-таки он помоложе, поздоровее. Но отстает от Федерера и от Надаля, ему надо догонять. И вообще, может, шлемы начнут выигрывать молодые игроки, которые уже созревают для этого.
— У вас в профессиональном туре 499 побед. Одной победы до клуба-500 не хватило. Это для вас хоть какое-то значение имеет?
— Был этап, когда действительно мне хотелось дойти до 500 побед. Тогда не хватало 10 или 15. Но потом понял, что ничего от этой цифры глобально не изменится, и она ушла на второй план. «Клуб 500» существует на бумаге, его придумали журналисты, болельщики. Если бы за него давали какие-то привилегии, или жизнь как-то менялась, то наверное стоило бы задуматься и поставить цель выиграть еще один матч. Но такой необходимости не было, зато была хорошая возможность закончить карьеру на домашнем турнире в Санкт-Петербурге.
— Ваш тренер Борис Собкин говорил, что вы закончили карьеру, потому что морально устали от тенниса. При этом физически были в порядке. Это правда?
— Скорее устал не от тенниса, а от борьбы, от постоянного «надо»: надо потерпеть, надо выиграть. Сами тренировки мне были не в тягость, а вот эта борьба против себя и против соперника... В какой-то момент теннис для меня стал одним из занятий. Когда это главное, чему ты подчиняешь всю жизнь, то все дается легко, а когда появляется семья, дети, то теннис становится «одним из». И тогда намного сложнее. Но я не жалею ни о чем, считаю, что ушел на своих условиях: когда я этого захотел, а не потому что здоровье или физическая форма меня вынудили.
— Расскажите о детях. Чем они занимаются?
— Сейчас сидят на карантине, учатся онлайн. У меня два сына, в прошлом году дочка родилась. Они занимаются спортом, учатся, три раза в неделю занимаются теннисом, два раза футболом, когда есть время — боксом. Это скорее для себя, но я не загадываю, что и как будет дальше. Это будет их выбор.
— Вы за 37 лет совершили, наверное, несколько тысяч перелетов. Было хоть раз страшно?
— Я себя в целом очень комфортно чувствую в самолетах. Я сплю, и для меня не проблема часто и долго летать. Но одна ситуация была. В 2004 году мы с моей будущей женой летели на Мальдивы. И в какой-то момент самолет начал падать. Я не был пристегнут и в первый раз в жизни оказался в положении невесомости. Жена головой ударилась о полку для багажа, сережку потеряла. Стюардесса, носившая еду, упала и ударилась до крови. Но мне даже не это больше запомнилось, все произошло быстро, и мы полетели дальше. Впечатлило обращение капитана минут через десять. Он, видимо, сам долго не мог отойти от инцидента, и обратился к пассажирам с фразой: «Пути господни неисповедимы».