«Сыну предлагали выступать под флагом России». Интервью мамы Стефаноса Циципаса
Одна из сильнейших теннисисток СССР 1980-х годов Юлия Сальникова, дочь легенды «Спартака» и советской футбольной сборной Сергея Сальникова и мать одного из лидеров мужского тенниса Стефаноса Циципаса, вторую часть интервью посвятила в основном теннисной тематике. Собеседница рассказала о том, что назвала второго сына Петей в честь Пита Сампраса, как вырастила звездного игрока в стране без больших теннисных традиций, и вспомнила, как Стефанос носил одежду с эмблемой «Спартака» и едва не получил российское гражданство.
— Насколько отец уделял внимание вашей с сестрой теннисной карьере? Ходил ли на тренировки, на соревнования? — продолжаем разговор с Юлией Сергеевной.
— Ходил. Но контролировала все мама. Работали мы достаточно много, а у отца была принципиальная позиция — лучше недотренироваться, чем перетренироваться. И в этом он видел свою задачу — он должен был нас вовремя останавливать. Поэтому его тренировки, когда он начинал заниматься с нами, казались легкой разминкой, мы несильно старались. Привыкли, что наши тренеры мочат нас по полной программе, а когда папа через полчаса объявлял, что тренировка окончена, то мы понимали, что в эти 30 минут нужно было выкладываться — а чего мы ждали-то? Он считал, что перерабатывать — это самое вредное, что может быть для спортсмена, поскольку приводит и к травмам, и к моральной усталости.
— Какие вещи из профессионального опыта отца пригодились в вашей карьере? И что вы потом передали старшему сыну?
— Как раз принцип «лучше недотренироваться, чем перетренироваться». Сама я не могла им пользоваться — мои тренеры так не считали. А вот со Степой мы уже занимались именно так. Приучили его с раннего возраста, что восстановление, массаж так же важны, как и нагрузки. Мой папа практически не пил, хотя курил, и это было большой проблемой. И когда мы со Степой говорили о нем, то вспоминали обо всем этом. В профессиональном спорте приходится от многого отказываться, и Степа с детства это усвоил.
— Во времена вашего отца пили, и крепко, почти все футболисты. В целом здоровый образ жизни Сальникова был редкостью на общем фоне.
— Даже если вспомнить, как он умер в 59 лет сразу после матча ветеранов в честь Дня Победы — 9 мая 1984 года... Меня тогда в Москве не было, я играла на турнире в Ереване. Выяснилось, что буквально за неделю до смерти он сдавал анализы. Тромб, который у него оторвался, в те времена диагностировать не умели. Это сейчас подобные вещи можно обнаружить, понять, что есть проблема недостаточного разжижения крови. Но одно то, что папа делал регулярную диспансеризацию, говорит о том, что он заботился о своем здоровье. У него была культура, как надо жить.
— Читал, что сразу после известия о смерти отца мама и сестра улетели из Еревана в Москву, а вы остались играть и в финале турнира обыграли соперницу — 6:0, 6:0.
— Первые несколько минут, когда мама вошла и сказала страшную новость, я не верила в это. И она добавила: «Юля, ты остаешься». — «Как это остаюсь? Надо же возвращаться в Москву!» И тогда мама произнесла фразу, которая решила все: «Папа хотел бы, чтобы ты сыграла». После чего я осталась играть со слезами на глазах. Не помню, как вышла, как била по мячу. Помню только, что все время плакала, и одна рука у меня была занята, потому что я должна была смахивать слезы.
Но соперница находилась в таком трансе от того, что я в принципе вышла на корт, что вообще играть не могла. А она меня осуждала за то, что я решила играть. Это был хоть и не чемпионат СССР, но важный турнир.
— Сложно было в 19 лет научиться жить без отца?
— Эмоционально очень сложно. Вы замечали, что, когда что-то такое происходит, вы этого близкого человека потом словно видите в толпе? Мы тренировались на «Динамо». Это случилось в мае, динамовские корты были в зелени, и к ним иногда подходили люди. Там же Петровский парк, а не только стадион.
Они раздвигали руками листья кустарников и пытались посмотреть на корт — что там происходит? Каждый раз я к ним поворачивалась — и пока не видела лица этого человека, не могла играть. Я должна была быть уверена, что это не мой папа. Хоть уже и не была ребенком, но оставалась домашним человеком, и меня случившееся очень ранило.
— Читал как-то фразу Стефаноса: «Мне бы очень хотелось встретиться с дедом». Был ли в семье культ Сергея Сергеевича? Висели ли дома его фотографии, когда Степа рос?
— Конечно, были рассказы. Показывали ему фотографии, где они похожи друг на друга. Еще у нас дома лежала книга «Спартак». Выдающиеся спортсмены". Он начал ее рассматривать, нашел фотографию деда. Потом нам прислали серию марок, и на одной из них был изображен Сергей Сальников. Его это сильно тронуло. Когда спустя годы он играл в португальском Эшториле и выиграл турнир в 19 лет, португальцы были так впечатлены игрой Степы, что тоже выпустили марку с ним. И вот тогда он почувствовал, что потихоньку приближается к дедушке.
— Болеет ли Степа за футбольный «Спартак»? Или только за «Олимпиакос», как я читал?
— Не думаю, что он и за «Олимпиакос» болеет. Это было в детстве, а сейчас времени нет. Мы ему покупали одежду с эмблемой «Спартака», и он в детстве ее носил.
Когда выяснилось, что у Степы есть родственник-японец, вся Япония встала на уши
— Могли ли вы сами добиться большего в теннисной карьере?
— И да, и нет. В котле под названием Советский Союз мы уже так сварились, что мотивации не было. В то время никому из нас не разрешали выезжать за границу и свободно там играть. Чтобы расти, мне надо было выступать на крупных турнирах, а не имея такой возможности, я с каждым годом теряла желание и уверенность.
Когда я наконец выехала, у меня не было никакого рейтинга. За один сезон я сразу стала 126-й, причем сделала это без тренера. Но большой и решающей ошибкой было то, что после этого не подключила к своей работе хорошего специалиста. У нас был советский подход — и так денег мало, а еще и с тренером надо договариваться. Позже я это поняла, но уже было поздно.
— У вас четверо детей, вы настоящая мать-героиня, — и это после долгой тренерской карьеры. Первого ребенка, Стефаноса, вы родили в 34. Как вам это удалось совместить?
— Вообще, я не ожидала, что стану мамой в тот год, когда это произошло. Поняла это сама на интуитивном уровне. Это было на зимнем отдыхе в горах. Мы с друзьями стояли на «черной трассе», все покатились, а я стою, смотрю на них и вдруг думаю: «Нет, не поеду!» Сама себя спрашиваю: «Почему?» И тут мне внутренний голос говорит: «Ну куда ж ты поедешь? Ты же беременная!» Приехала вниз на подъемнике, они все на меня смотрели: «А что случилось?» — «Вы знаете, я беременна!» Все оторопели. Еще утром нет, а на горе уже да! Вот что значит женский инстинкт. А потом я вошла во вкус.
— Вы закончили карьеру перед рождением Степы, в 97-м, до беременности? Или из-за нее?
— А я ее тогда не закончила! Самые успешные годы моей карьеры были последние, до рождения Степы. А когда он родился, моя подруга Таня в Милане, которая все время скучала и не знала, как меня туда завлечь, не нашла ничего лучшего, как уговорить меня выступать за ее клуб. На том уровне я играть могла. В итоге временно оставила Степу на папу и уехала в Милан выступать за этот клуб. Это была как раз та Татьяна, с которой мы катались на горных лыжах.
— Вас с сестрой-близняшкой Аллой прилично разбросало по миру. Она живет с мужем в Японии, вы — в Греции. Много ли общаетесь с ней, сильно ли скучаете?
— Вот сегодня она написала сообщение, я ответила. А встречаемся чаще всего в Дубае. У нас там каждый год проходит осенний сбор, а Алла туда приезжает. Там большие нагрузки, нужна ее помощь. Дети к ней неплохо относятся. Она их японскими вкусняшками подкармливает, а они японское очень любят. Степа одно время говорил, что это его любимая страна — сейчас, правда, затих. Мужа Аллы мы привечаем. Настоящий самурай. Почему? Потому что Хироюки живет с моей сестрой много лет!
Была смешная история, когда Степа впервые играл на турнире в Токио. Организаторы выдали пропуск-«вездеход» другу-японцу и девушке друга. Японцы в этом плане очень щепетильны — они считают, что если у вас есть это разрешение, то вы должны быть его очень достойны. И когда они увидели совсем молодую пару, им это не сильно пришлось по душе.
Затем приехал Хироюки, муж моей сестры. Когда они пошли его аккредитовывать, организаторы турнира спросили: «Вы что, с ума сошли? Мы не верим, что это ваш близкий друг! Вы должны нам это доказать, ведь он окажется в среде теннисистов». Мой муж Апостолос говорит: «Это же наш родственник, Степин дядя!» Когда они убедились, что это правда, вся Япония встала на уши. После поражения сына в полуфинале единственный вопрос, который ему задали на пресс-конференции, звучал так: «Это правда, что у вас есть родственники в Японии?» А он еще им и ответил по-японски, поскольку знал несколько слов! После этого был уже просто бешеный восторг.
— А вы со своим мужем как встретились?
— На турнире в Греции, в теннисном клубе.
— На каком уровне он играл?
— На любительском. Но, поверьте, отец сестер Уильямс играл не лучше него!
Призналась Сампрасу, что назвала второго сына в его честь
— Читал, что в детстве Стефанос занимался не только теннисом, но и футболом, и другими видами спорта, но после своей первой победы на детском турнире в Нормандии ночью разбудил отца и сказал: «Забирайте меня отовсюду, кроме тенниса».
— Так и было. Он многими видами спорта занимался. Мы его еще хотели в шахматы отдать, но просто не нашли в Греции секции. Зато Степа ходил в хор, которым руководила русская женщина, и они с Петей даже как-то пели российский гимн в посольстве России на каком-то серьезном мероприятии.
А в тот раз меня с ними не было, я находилась в Париже, но так все и произошло. В Нормандии Степа сыграл не один турнир, а целую серию. Вначале все время проигрывал и не должен был попасть на этот детский «мастерс». Но какой-то мальчик заболел и не смог приехать, и Степе предложили сыграть вместо него. Для нас очень важно было сыграть с теми, кому мы проигрывали. И когда он выиграл этот турнир, у нас было ощущение, что сын перепрыгнул через себя. Тогда Степа понял, что, проигрывая вначале, все равно можно оказаться победителем. Тогда он обрел очень большую уверенность в себе.
— Сейчас Циципас пять лет подряд заканчивал год в топ-10. А изначально вы замахивались на серьезные достижения? Учитывая, что греков никогда не было не то что в десятке сильнейших, а даже в сотне.
— Буду с вами искренна. Когда старший сын родился, я часто вынимала его из кроватки, держала перед собой на руках и говорила: «Степа, когда ты вырастешь, то будешь номером один!» На тот момент, естественно, еще не знала, в чем. Но он вырос с ощущением, что должен им стать.
Так получилось, что самым большим его увлечением стал теннис. Я видела своего ребенка и отдавала себе отчет, что он может стать хорошим теннисистом. У него была потрясающая статистика по юниорам. Это первая вещь, которая убедила меня, что он — может. По цифрам у него был самый высокий процент выигранных матчей после проигранных сетов и матчболов у соперников. Это же о чем-то говорит — а именно о том, что он не сдается!
Эти цифры давали моральную поддержку моим планам. Но как довести дело до ума? При том что сама я была неплохим игроком, особенно по юниорам, — если бы не мой муж, который отучился на тренера и прекрасно знал анатомию, биомеханику, восстановительный процесс во время спортивных турниров, у нас ничего бы не вышло. Только на моем энтузиазме, на моих практических знаниях тактики, стратегии, психологии мы бы не выехали. Тренировочный процесс состоит из очень многих вещей как на теннисном корте, так и вне его. И благодаря нашему тандему, где каждый лучше разбирался в ряде аспектов, что-то получилось.
— Чьи постеры висели у Степы в детской комнате?
— У него висела карта мира. И он очень хотел побывать в максимуме стран. И карьера дает сыну такую возможность.
— Кумиры у него все-таки были. Читал его слова: то, что он играет с бэкхенда одной рукой (а подавляющее большинство топ-теннисистов сейчас делают это с двух), из-за Роджера Федерера и Пита Сампраса, которые делали именно так.
— Да. И нам было легче учить его играть слева одной рукой. Я — одноручница, мой муж — тоже. Когда мы играли турнир в Индиан-Уэллсе, Степа узнал, что недалеко живет Сампрас. Сын попросил организаторов турнира устроить ему встречу с ним, и Пит приехал со своим сыном. Его дети спортом профессионально не занимаются.
Был ли там мой второй сын, Петя, не помню, но я сказала Сампрасу, что сын назван в его честь. Сампрас — очень немногословный, даже сказала бы, замкнутый. И он совсем отошел от тенниса. И если бы не Степина просьба встретиться с ним, сам бы он никогда нигде не появился.
— А с Федерером у сына какие отношения?
— Потрясающие! Была феноменальная история, которая очень отражает характер и философию Роджера, и поэтому его все так обожают. Степа тогда был где-то в сотне АТР, только начинал играть взрослые турниры. Он быстро перескочил через челленджеры, где многие застревают надолго. В его карьере это сыграло важную роль, поскольку он эмоционально не выгорел и физически не истощился.
Так вот, на Уимблдоне Федерер предлагает ему потренироваться. Естественно, у Степы восторг, они идут играть. Роджер понимает, что с ним наверняка после тренировки захотят сфотографироваться. В середине тренировки Федерер подходит к сетке, и Степа говорит: «А можно я с вами сфотографируюсь?» — «Конечно». И тут Роджер начал расспрашивать сына: «Кто ты и с кем приехал?» — «С папой, он мой тренер». — «А кто еще тут с тобой?» — «Брат». — «Как его зовут?» — «Павлос». И они продолжили играть.
Проходит несколько часов, полдня, и мы стоим в очереди, чтобы уехать с кортов. Очередь абсолютно демократичная — неважно, какой у тебя рейтинг, ты должен ее отстоять. И так получилось, что за нами встал Федерер.
А я — с маленьким Павликом. Сын прямо по струнке встал, весь зажался: «Мам, а можно я к нему подойду? Он мне даст автограф?» — «Конечно, даст. Ребенку все дадут». Младший поворачивается к Федереру и говорит: «А можно я с вами сфотографируюсь?» — «Конечно, Павлос!» Мы все замерли. Вы бы видели лицо Павлика. Он потом еще три дня отходил от этого. За эти часы Федерер общался с кучей людей, давал интервью, встречался с агентом. Но то, что брата Степы зовут именно так, запомнил!
Дружим с родителями Медведева, а Рублев — потрясающий парень!
— Как у Степы, Пети и Павлика дела с русским языком? И насколько часто вы с ними по-русски разговариваете?
— Хорошо. Со мной они говорят по-русски. И я с ними — только по-русски, даже если они мне в какие-то моменты отвечают по-английски. У Степы самый сильный язык сейчас английский, хотя российским журналистам он давал интервью на русском и даже знает некоторые идиомы. А самый лучший русский — у моего второго сына, Пети.
— А какой идиомой удивил вас Степа?
— «Бред сивой кобылы». Он выставил видео, где старательно повторил эту фразу и засмеялся.
— Из России вам не предлагали, чтобы Степа представлял ее?
— Предлагали. Но кое-что нас смутило.
— Что?
— Это было на Уимблдоне. В федерации тенниса есть специальные люди, которые этим занимаются. Один из них подошел к нам и озвучил условия. Но я уже знала, что у лучших российских юниоров таких условий не было, и мне это показалось неправильным. Степе на тот момент было лет 17. На тот момент он с Бубликом играл, который на год старше.
— Он у Бублика нехорошим словам научился?
— У Бублика — нет, но у кого-то научился, ха-ха.
— У сына только греческое гражданство?
— Все шло к тому, что будет и российское. Даже загранпаспорт, выписанный в российском консульстве, есть. Но для получения гражданства ему пришлось бы приезжать в Москву, прописываться. Только если бы ему дали внутренний паспорт, международный становился действительным. Но возможности столько времени пробыть в России и сделать все эти процедуры у него не было. Ну а сейчас это стало не настолько актуально.
— Какие у Степы отношения с ведущими российскими теннисистами? Считает ли он их частично своими?
— В какой-то степени. Он мог мне сказать с корта: «Не подсказывай мне по-русски!», особенно когда играл с Медведевым. Мы прекрасно относимся к Андрею Рублеву. Это настоящий человек! Нет, я не побегу с ним здороваться и обниматься, внешне все сдержанно. Но если есть игрок, которого я искренне уважаю, то это Андрей. У Степы хорошие отношения с Кареном Хачановым.
— А с Даниилом Медведевым?
— Нормальные. Даже, наверное, лучше, чем многие люди думают. Мы с мужем дружим с его родителями. Пишем друг другу сообщения, поздравляем, все очень трогательно. А какие отношения у Медведева с Циципасом — это они пусть сами решают.
— В недавнем финале Australian Open между Медведевым и Янником Синнером вы за кого болели?
— Был такой потрясающий матч, что я несколько раз меняла свои симпатии. Даже не могу сейчас сказать, за кого в итоге больше болела. В глубине души уже продумывала поздравительный текст родителям Даниила, но тут уже больше к нему вопросы, почему не пришлось его написать.
— Потому что он за турнир провел на кортах на шесть часов больше соперника, и эта нагрузка сказалась — разве не так?
— В третьем сете надо было заканчивать. Потом уже Синнер воспрял и заиграл так, что трудно было что-то сделать. В пятом сете у Медведева не было шансов.
— Однажды на вопрос журналиста: «Почему у многих сильных теннисистов русские корни?» Степа ответил: «Наверное, дело в дисциплине. Кто я такой, чтобы знать, что происходило в СССР? Но эти люди прошли тяжелые испытания. Я вижу это по своей маме. Они сильные, дисциплинированные и готовы идти на жертвы ради достижения своих желаний. У меня это с детства было частью воспитания».
— Он это заметил очень тонко. Степа, говоря об испытаниях, имел в виду и меня, и моего папу. Я же со своей колокольни его воспитывала, но в демократической стране, где 360 дней в году солнце и прекрасная погода. Сама того не понимая, я отвлекала его от этой атмосферы рассказами о том, что бывают более тяжелые, драматические ситуации, когда ты должен себя проявлять. Говорила, как играла финал чемпионата Европы в одиночке с гипсом на ноге. Я сама не могла поверить, что это возможно.
— Выиграли тот финал?
— Проиграла, но был очень напряженный и равный матч. Что интересно, девочка, которой я проиграла, выступала за Швейцарию и тоже оказалась в Греции. Она вышла замуж за грека, тренера национальной швейцарской федерации. И привела своего сына в тот же клуб, в который я — Степу! Мы увидели друг друга и обалдели. «Лилиан, ты что здесь делаешь?» — «А ты?» И наши сыновья оказались ровесниками, первые несколько лет конкурировали друг с другом на турнирах. Ее сын стал игроком в американском университете, занимается спортом, ведет здоровый образ жизни. Это тоже замечательно.
С Энквистом у сына было человеческое совпадение, но разный теннис
— Как вы с мужем определялись с именами сыновей?
— По-моему, все получилось очень удачно. Имя Стефанос просто понравилось. Мне показалось, что соединение букв «ст» в имени «тс» в произношении фамилии (звук «ц» же только в русском есть) хорошо сочетается. Больше всего мне не хотелось, чтобы над фамилией Циципас смеялись — а такое было! В Турции, например. А во Франции даже выговорить не могли, для них это тяжело. За счет имени это удалось как-то облагородить. Петрос и Павлос в Греции — очень почитаемые святые, и их именины празднуются в один день. Вообще, именины в этой стране — более важное событие для человека, чем его день рождения.
— Где вы жили и тренировались, когда Степа рос, чтобы он мог прогрессировать?
— По стечению обстоятельств и благодаря способностям Степы мы его в детстве не перегружали. У него в детстве не было ни одной травмы. Состояние нервной системы у него особенное, мы должны были с этим считаться, — Степа очень впечатлительный, ранимый. Может, сейчас он таким не кажется, но в детстве так и было. Классический интроверт. Потом уже, поднявшись в рейтинге и давая по пять — десять интервью, он понял, что его закрытость никому не нужна, сделал выводы и стал разговаривать.
Теперь ему только успевай вопросы задавать. Сын осознал, что для его работы нужно говорить, а не просто тупо бить по мячу и молчать. Интервью у него при этом очень неоднозначные. Кто-то плюется, а кому-то безумно нравится. И я — за неоднозначность! Меньше всего мне нравится общаться с человеком с банальными мыслями и идеями. Только в споре рождается истина!
— Вот хотел бы с вами поспорить, да не получается.
— А рос он в нашем районе, под Афинами, откуда сейчас с вами и разговариваю. Это самая южная точка Афинской Ривьеры, материковой части Греции. Здесь море, хвойные деревья, оливковые рощи. Просто ферма по разведению детей, ха-ха! Степа практически на пляже вырос. Наше место — рядом с морской водой. Песочек, где он сидел, бросал камешки в воду. Беззаботное детство.
Но когда дети в Греции подрастают, и им становится 13-14 лет, то совершенно непонятно, что делать дальше. В теннис он играл в группе. Никто не мог представить, что он уже может побеждать на каких-то турнирах. Детский тренер был очень хороший, но он ни в какую не хотел уходить работать только со Степой. А собственного тренера у нас нанять не получалось.
И в какой-то момент папа взял на себя эту обязанность. Оставил работу и стал путешествовать с Степой и тренировать. Благодаря нестандартному подходу папы и стало получаться. Первое время, когда они приезжали на турниры, на них все смотрели с подозрением, поскольку то, что они делали на корте во время тренировок, было совершенно не распространено. Только потом начали приходить люди с камерами, снимать, обсуждать. Этот образ и уровень тренировок помогал Степе добиться того, чего он добивался. С другими тренерами он пытался работать трижды — и каждый раз неудачно.
— В том числе в прошлом году с Марком Филлипусисом?
— Это был просто кошмар, если честно. Так плохо, как Степа играл тогда, он не делал этого никогда в жизни. Не подошло, к сожалению, просто все. До этого он работал с Томасом Энквистом. Они по-человечески друг другу очень подходили, оба немногословные. Но Энквист — игрок задней линии, причем обороняющийся. Степа не может вести такую игру. У него рост, вес, рычаги — все другое. Поэтому с точки зрения тенниса влияние Энквиста на сына был ограничено. Игра Филлипусиса как раз ему очень подходила, и брали его именно для того, чтобы выстроить более агрессивный теннис. Но в человеческом плане «химии» не произошло.
— Ваш муж не обижался на сына, когда тот начинал работать с кем-то другим?
— Наверное, обижался. Но я бы никогда не допустила того, чтобы лишить сына этой возможности. Считаю, если человек проявил к чему-то интерес, то должен обязательно это попробовать — иначе всю жизнь будет сожалеть. Поэтому, когда в первый раз зашел разговор, что Степа хочет еще одного тренера, его настроение было упадническим: мол, я-то хочу, но вы, конечно, не разрешите! Надо было видеть удивленный взгляд сына, когда моей первой реакцией было: «Конечно, попробуй, Степа!» И только потом я добавила: «Только скажи нам — кого ты хочешь?»
— На каких-то этапах он устает от работы с отцом?
— Конечно. От любого можно устать, а от моего мужа — точно. Он очень щепетильный, много разговаривает, объясняет все дотошно, несколько раз.
— Но потом Стефанос меняет тренера, проходит время, и он говорит, как недавно: «Чувствую, что без отца теряю часть своей теннисной идентичности».
— В том-то все и дело! Может быть, эта идентичность для многих — плохо скроенная, излишне сложная. Но она — его! Так получилось, что он привык работать таким образом, как с ним работает отец. Конечно, другого тренера не переделаешь, а Степа через призму работы с Апостолосом учился понимать свою игру. Другого тренера ему найти невозможно. Не потому, что они лучше или хуже. Они просто другие.
Не стричь волосы сына попросил Adidas, но ему и самому так нравилось
— Многим родителям теннисистов на каком-то этапе приходится непросто с деньгами, и дети оказываются на грани ухода из тенниса из-за этого. У вас что-то такое было?
— Конечно. У нас был момент, когда Степа играл по юниорам, и у него был контракт с фирмой Lotto. Представитель Adidas увидел его игру в Америке, подошел к Апостолосу, сказал, что она ему нравится, и спросил, будет ли он выступать в Открытом чемпионате Австралии. Муж смутился, ответил, что они бы мечтали, но денег нет.
И тогда тот без подписания контракта (уникальный для Запада случай) спросил: «Сколько нужно денег, чтобы вы поехали в Австралию?» — «Ну, как же можно? Мы же с вами никаких договоров не подписывали». — «Неважно. Если захотите — подпишете потом, нет — так нет». И он дал наличные деньги на то, чтобы Степа с папой приехали в Австралию. Потом, конечно, сын подписал контракт с Adidas. Предложение было хорошее.
— В каком возрасте Степы вы поверили, что из него реально может многое получиться?
— Когда почитала статистику по победам с чужих матчболов, о которой говорила выше. Вот тогда мои сомнения и закончились. Ему было лет 15. Бывает, что в нужное время вы открываете нужную страницу и сами не знаете, почему это делаете. Но те десять минут, которые я это читала и анализировала, изменили мое восприятие.
— А до этого что думали?
— Были сомнения, колебания. Да, он выигрывал, но хороший результат в детском возрасте не значит ничего. Выигрывая, ребенок ничему не учится, у него лишь растет самоуверенность. Учеба происходит только от поражений — тогда он начинает анализировать, думать, спрашивать. Вы много знаете детей, которые, добившись результата, спрашивают: «Как ты считаешь, папа (мама), а можно было это еще лучше сделать?» Найдите мне такого ребенка, это гений!
— Вы строго его воспитывали?
— Нет. Не считаю, что строгое воспитание — это хорошо. Наверное, я со Степой как мама полностью не реализовалась. Потому что работала и не могла себе позволить проводить с ним больше времени. С другой стороны, не проводя дополнительное время с ребенком, дала ему возможность стать более самостоятельным, проявлять какие-то мужские качества.
«Сильные, дисциплинированные и готовые на жертвы». Греческий теннисист похвалил советское воспитание
— А работали где?
— Сначала была играющим тренером в том же потрясающем месте, где работал мой муж, — у нас же в районе. Комплекс гостиниц, там есть теннисный клуб. Потом начала приезжать в Москву, комментировала турниры «Большого шлема». Была тренером в семье одного греческого судовладельца. У него самый потрясающий теннисный зал, который я видела в жизни! Зал крытый, оборудован такими вещами, как крыша, которая охлаждается падающим льдом. Внутри можно поставить любую температуру. По стенам лилась вода, чтобы все было в прохладном состоянии. В общем, после этого меня уже ничем не удивишь. И Степа туда приезжал, иногда с ним играли. Никто никого не заставлял, ему просто нравилось играть в теннис.
— Не так много теннисистов играют с такими длинными волосами, как Стефанос. Когда он отрастил такую шевелюру и как вы с мужем к этому отнеслись?
— В чем-то Степа очень ленив. Такая черта была и у моего папы, кстати. Если это сильно не волнует, то и движется само по себе. И в какой-то момент он запустил волосы. Когда появился с шевелюрой длиннее обычной, Adidas это очень понравилось, и они попросили его не стричь волосы. Отсюда и лента на лбу с надписью фирмы. Ему самому нравилось, как он выглядит. Его даже в теннисной тусовке, когда они выступают в показательных турнирах, прозвали греческим философом. А потом и вовсе начали называть «греческий бог». Это стало его имиджем.
— Трудно ли было научить Степу, чтобы он справлялся со своими эмоциями?
— Когда он заплатил десять штрафов, то уже не надо было учить. Сам все понял.
— Пять лет подряд Циципас заканчивал сезон в топ-10, дважды играл в финалах турниров «Большого шлема» — но как будто остановился. Что мешает сделать следующий шаг?
— Мне иногда помогает чтение отзывов обычных подписчиков спортивных сайтов. Мне очень понравилось одно высказывание: «Стефанос давно бы уже выиграл большой турнир, если бы он был этому по-настоящему предан». Соглашусь. У Степы есть и другие интересы, которые сложно совместить с теннисом. Это мешает ему полностью отдаться теннису и проявить себя в нем настолько, чтобы умереть на корте, но взять крупный титул.
— То есть для этого нужно быть фанатиком?
— Конечно! Тут должно сойтись много факторов — все-таки теннис очень многогранный вид спорта. Сегодня может выиграть не тот, кто себя лучше чувствует физически, а тот, кто выбрал правильную тактику. Завтра — тот, кто более спокоен. Послезавтра — тот, у кого больше сил.
Как профессионал Степа посвящает свою теннисную жизнь улучшению всех сторон игры, и возникает вопрос — почему следующий шаг не происходит, насколько сын вообще способен на него. И вот тут попадаешь в «качели». Степа еще недостаточно опытен, чтобы ответить для себя на все эти вопросы. Но уже и не настолько молод, чтобы взять и с наскока выиграть «Большой шлем». Хотя такое происходит — взять хотя бы Алькараса в прошлом году. Сейчас многие игроки разобрались, как против Степана играть, — анализ всегда идет.
Нужно определенное время, чтобы взглянуть на все сверху, — это приходит с возрастом и мудростью. Но мудрость не нужна спортсмену, когда ему 50 или 60 лет. Она ему нужна в ближайшие годы, до конца активной карьеры. Когда у Джоковича спросили мнение об Алькарасе, тот ответил одной фразой: «Алькарас — удивительно взрослый для своего возраста». И это качество очень важно.
— Вы видите в старшем сыне переживание, что следующий шаг пока не удается сделать? Или он и без того доволен тем, как все идет?
— Вижу не только переживание, но и отчаяние. Когда он проиграл на Australian Open Джоковичу, посмотрите на его фотографии — он же стоит с абсолютно потухшим взглядом. Шанс победить с наскока у него тоже был — в 2021-м, в финале «Ролан Гаррос». 2:0 в пользу Степы по сетам, Джокович уходит на медицинский перерыв. Возвращается через 12 минут — и на корте другая картина. Матч начинается заново.
— У Петроса есть возможность нагнать Стефаноса?
— Не думаю. У него совершенно иные физика и психика. У Степы есть талант быстро учиться. А Петя в этом плане — абсолютный революционер, он хочет все сделать сам, хотя недостаточно хорошо разбирается в теннисной психологии и тактике. Позиция «я сам», с одной стороны, сильная. Но с другой, она требует в три-четыре раза больше времени, чтобы прийти к какому-то результату. А спорт — это результат. Чем меньше времени ты на него тратишь, тем больше у тебя остается времени и сил на новые достижения.
— Степа с Петей же в паре турнир АТР прошлой осенью выиграли?
— Да, в Антверпене. Я была на трибуне и, конечно, очень обрадовалась. Степа, правда, после этого так и не смог восстановиться и снялся с Итогового турнира года. Мне казалось, Петя какие-то вещи переосмыслит, что-то заметит за собой. Но пока мои ожидания не оправдываются. Спокойно к этому отношусь, потому что Петя — не тот человек, на которого можно давить. На Степу — могу, с Петей — не проходит.
Пришла на пресс-конференцию сына и подняла руку: «Можно мне задать вопрос?»
— Вы видите взросление Степы, переоценку с его стороны каких-то поступков?
— Да, какое-то взросление произошло. У него произошли события в жизни, которых раньше не было. Степа сейчас не одинок, встречается с Паулой Бадосой. Они довольны, счастливы.
— У них даже совместный аккаунт под названием «Цицидоса».
— Знаю, но не слежу, потому что меня нет ни в каких сетях.
— Как вы смотрите на отношения, не отвлекают ли они от игры? Чисто теннисная пара элитного уровня, пусть и не Андре Агасси со Штеффи Граф, — не такое частое явление.
— Вот представьте — работаете вы журналистом три, пять лет. Занимаетесь любимым делом — но никакой личной жизни. И вдруг встречаете прекрасную девушку и понимаете, что ничто не имеет такого значения, как необходимость находиться рядом с этим человеком. Кто-то спрашивает вас об опубликованном сегодня материале, а вы в этот момент думаете: «Да какой материал, какая журналистика? Мне надо сегодня с НЕЙ встретиться, иначе день пройдет впустую!» Это то, что Степа в последнее время переживает. Только время ответит на вопрос, насколько правильно они друг друга выбрали. Я бы никогда не стала его отговаривать и тем более запрещать, чтобы он лишил себя личного счастья в угоду теннису.
— Насколько плотно вы с испанской теннисисткой общаетесь?
— У нас с ней прекрасные отношения! Думаю, Паула очень близка мне по характеру. Может, это одна из причин, почему Степа к Пауле так привязан. Ему понятен ее характер. Она абсолютно не поддается никакому гнету, она легкий и свободный человек. Говорит то, что думает, и это важно. У Паулы нет никаких двойных смыслов, а ограничения — только по этическим параметрам. Она может говорить на любую тему, начиная с того, что было на завтрак, и заканчивая молнией на сапогах ее мамы. Настолько раскрепощенный в жизни человек! Полный экстраверт и в этом — противоположность Степе.
— Насколько много и близко вы сейчас со Степой общаетесь? Бывали ли у вас с ним конфликты, или отношения идеальны?
— Конечно, бывали! Не ругались, но претензии случались. Как-то он публично обсуждал семейные вещи. При этом ни о чем таком меня в известность не ставил, хотя вижу его каждый божий день, а его мысли я узнавала только из интервью. Я не нашла ничего лучше, чем прийти к нему на очередную встречу с прессой после игры — и, сидя в журналистской комнате, поднять руку и сказать: «А можно мне вопрос задать?» Когда он это увидел, то, естественно, растерялся. Он понял, что сейчас будет разговор по душам — причем при посторонних людях.
Я по-английски спросила его о том, как он думает — что ему мешает? Почему он ускользает и ничем не делится? И тогда он на полном серьезе заявил: «Разве есть такие теннисисты, которые выигрывали большие турниры, имея в тренерах женщину?» Я ответила: «Не только женщину, но и маму». И назвала несколько фамилий. Наши отношения на публике на этом были закончены.
— Журналисты обалдели?
— Их там было много. Из разных изданий и стран. Степа на меня немножко обиделся за мою смелость. Он знал, что пройти в эту комнату, где происходит интервью, не так легко. Не будучи журналистом, я не могла там оказаться, — значит, мне кто-то помог. Сейчас мы с ним вспоминаем эту историю со смехом. Он повзрослел, но ему еще надо.
— Кто вам помог пройти?
— Меня все журналисты знают, я с ними неформально общаюсь.
— Это как раз ваша внутренняя свобода и тот самый комплекс неподчинения, о котором мы говорили еще применительно к вашему папе.
— Да-да! Но самый сильный комплекс неподчинения — у Паулы Бадосы. Я даже о таком не мечтала! Объясняю это тем, что я все-таки выросла в советское время, а она — в свободной Испании, где его легче пестовать.
— Вы сейчас ездите на каждый турнир Стефаноса?
— Не на каждый. В прошлом году я не была на Australian Open. Хотя находилась в это время в Дубае — самой близкой из крупных точек, откуда можно напрямую долететь до Мельбурна. Иногда езжу на турниры третьего сына, 18-летнего Павлика. Второй, Петя, так и не разрешает мне пока никуда ездить. Все сам! Сам себе Че Гевара!
Всегда бываю на сборах. Там, помимо тренировок и восстановления, много других бытовых дел. Надо успевать стирать, гладить. Они любят узнать что-то новое, пообщаться в каких-то определенных местах — это все тоже надо организовать.
— О чем думаете, глядя на удивительную историю вашей семьи — от выдающегося футболиста, олимпийского чемпиона, до теннисиста, входящего в мировую десятку, от Советского Союза до Греции? Что вас в ней больше всего поражает?
— Эта история напоминает мне восхождение на гору. Кто-то ближе к вершине, кто-то дальше — но все держатся за руки и куда-то двигаются. Помогают, подтягивают друг друга. Увлекает не факт достижения цели, а процесс. Это и есть семья. На какой бы высоте ты ни находился, все соединены друг с другом.
Иногда мне кажется, что в других семьях родители сработали даже лучше. Меня не покидает чувство, что я детям что-то недодала, а где-то есть женщина, которая пожертвовала ради семьи большим. Но и я — наверное, тоже много чем, в том числе и здоровьем. Потому что, когда у тебя столько детей, без жертв обходиться невозможно.
