Заслуг у него хватает. Олимпийский чемпион по греко-римской борьбе. Пятикратный чемпион мира. Шестикратный чемпион Европы. Дважды нес знамя советской делегации на Олимпиадах — в Монреале и Москве.
Свое единственное олимпийское золото Балбошин завоевал в 1976-м. Должен был выигрывать и в 1980-м, когда уже никто в его победе не сомневался, — но закончилось все тяжелейшей травмой. Не сложилось и со следующей Олимпиадой — Лос-Анджелес-1984 Советский Союз бойкотировал всей страной.
— Травм у вас было очень много. Есть объяснение? — поинтересовались у Балбошина в 2018-м обозреватели «СЭ» Юрий Голышак и Александр Кружков.
— Я тоже врачам этот вопрос задавал. Считают, виной всему желтуха, которой дважды переболел. Это повлияло на состав крови, структуру костной ткани. А может, просто судьба такая. Как в 14 лет на первых соревнованиях запястье сломал, так и понеслось. Всю карьеру травмы липли.
— Когда в 1975-м на чемпионате мира в Минске оторвались мышцы от тазобедренного сустава, боль адская была?
— Не то слово! Главное, никто не понял, что произошло. Болгарин Лозанов, упав на живот, попытался перетащить через себя. Я резко дернул тазом, чувствую: брык! Что-то во мне зашевелилось! Попробовал встать — дохлый номер. А со стороны вообще ничего не видно. Подбежал Виктор Игуменов, старший тренер, усмехнулся: «Ладно, кончай...» Думал, прикидываюсь. А я ногой даже двинуть не мог. Но стиснул зубы, поднялся на карачки, затем выпрямился. От боли темно в глазах. Едва арбитр свистнул, болгарин кинулся на меня, толкнул, рухнул я за ковер.
— Вы же к тому моменту 5:0 вели.
— Ага. Теплилась надежда, что достою на одной ноге. Прыгал, пытался бороться в таком состоянии. Но потом еще раз упал и еще. Игуменов снова ко мне: «Да что с тобой? Бороться можешь?» Шепотом: «Нет, Виктор Михайлович. Шевелится во мне что-то...» Отвезли в больницу, сделали рентген. Тут-то все и ахнули, узнав диагноз — оторвался костный бугорок, к которому крепится группа мышц.
— Особенно Сергей Павлов, председатель Спорткомитета, был впечатлен.
— Он в тот день на трибуне сидел. Проникся ко мне. Когда через год обсуждали, кто будет знаменосцем на Играх в Монреале, Павлов сразу назвал мою фамилию.
— Перед московской Олимпиадой другие кандидатуры рассматривались?
— Нет. Сергей Павлович верил в меня: «В Монреале знаменосцем был Балбошин — и мы всех хлопнули. В Москве он же понесет флаг». А уже в Лужниках на церемонии открытия произнес: «Николай, выиграешь золото — получишь орден Ленина».
— Обрадовались? Или затрясло?
— Подумал: «Елки-палки, что ж под руку-то говоришь?» Сглазил Сергей Павлович. На следующий день во второй схватке я порвал ахилл.
— На ровном месте?
— В том-то и дело! Хотел соперника перевести в партер, выставил правую ногу назад, услышал треск. Все, прощай, Олимпиада. В ЦИТО Зоя Сергеевна Миронова сказала: «Толщина ахиллова сухожилия — 5-6 миллиметров. А у тебя — тоненькое-тоненькое. От нагрузок было настолько размочалено, что порваться могло в любой момент. Не обязательно на ковре».
— Как пережили?
— Очень тяжело. Потерял веру и в Бога, и в человечество. Я же был в шикарной форме, с 1977-го три года подряд выигрывал чемпионат мира. Объективно, если бы не травма, вряд кто-то помешал бы мне взять золото. Вот вышла у меня к юбилею книжка. Иногда с дочкой листаю, смотрю фотографии. Когда дохожу до главы, посвященной московской Олимпиаде, — внутри все переворачивается. Захлопываю. Эта боль со мной навсегда.
— А на Игры в Лос-Анджелес из-за бойкота не попали.
— Вместо этого отправился в Будапешт, где в рамках «Дружбы"-1984 провели борцовский турнир среди классиков. В финале с венгром Гашпаром засудили. Внаглую!
— Каким образом?
— Ставлю его на мост. Гашпар уходит. Мне должны три балла дать, но прием не оценивают! Потом делаю захват, бросаю — болгарский арбитр снова ноль внимания... Так и вытащили Гашпара на первое место. А я по дороге в раздевалку столкнулся с нашей переводчицей, венгеркой. Опустила глаза: «Мне стыдно за этот позор. Но ты пойми, нам была нужна хоть одна золотая медаль». Самое интересное наступило вечером. На банкете.
— О, такие истории мы любим.
— Всех участников пригласили на прогулку по Дунаю. На теплоходе. В разгар веселья увидел в углу болгарина, который меня сплавил. Говорю Сан Санычу Новикову, председателю Федерации борьбы СССР: «Пойду-ка к этому судье, руку пожму». Новиков перепугался: «Не вздумай ударить!»
— Удержались?
— Разумеется. Хлопнул по плечу: «Ю вэри гуд рефери!»
— А он?
— Отшатнулся. Выдавил улыбку, покивал. Сел я за свой столик. Тут появился официант с фужерами красного вина на подносе. Проходя мимо болгарина, споткнулся — и опрокинул все на его белоснежный костюм. Я заржал во весь голос: «Есть на свете справедливость!»
— А почему вы в 1972-м в Мюнхен не попали?
— Старший тренер сборной Василий Громыко мне сказал: «Если выигрываешь Европу — едешь на Олимпиаду».
— Вместо Николая Яковенко?
— Да. Его на «Поддубном» уложил на лопатки.
— Так что помешало?
— Во вторник лететь нам на чемпионат Европы, в понедельник прихожу чуть размяться, пропотеть. А мне Яковенко ставят в пару! Зачем?! Я не настроился — и повредил боковые связки колена. Но все равно мог на Олимпиаду поехать, за месяц восстановился. На турнире в Румынии растерзал в клочья Мартинеску, который и стал олимпийским чемпионом. Гонял его так, что идет с ковра — и врезается в стенку. Пытается ее руками раздвинуть — думает, там дверь. Бьется головой!
— Вот это да.
— Тренеры поворачивают румына ко мне, я снова бросаю. Он встает — и опять уходит, лбом об стенку. Бум! Бум! Бум!
— Может, под препаратами был?
— Да черт его знает... У нас-то эти вещи не практиковались. После румына встречаюсь с венгром Кишем. Тоже выигрываю! А какая в Мюнхене тройка образовалась? Мартинеску, Яковенко, Киш. Всех я накануне проверил — и уложил. Мог на Олимпиаде стать чемпионом, как думаете?
— Что ж вас зачехлили?
— Шла борьба за каждое место: я представлял Москву, Яковенко — РСФСР.
— Трусливых борцов встречали?
— Один от меня удирал, Кириллов. 1967 год. Встретились на первенстве СССР в Запорожье. За минуту положил на лопатки. Летом спартакиада школьников. Идет в зачет Спартакиады народов СССР. Большое значение! В первом же круге жребий сводит с Кирилловым. Тут-то он и дрогнул. Только пожали руки — и убегает из зала!
— Не может быть.
— Я ж вас не обманываю! Прямо через три ковра несется на улицу. Я жду, арбитр тоже. Время схватки идет. Кидаюсь за ним, ловлю, тащу в зал. Чуть под трамвай не попали. Это, наверное, трудно представить?
— Да уж.
— Вот, думаю, напишет судья отчет: «Одному руку сломали, другому ногу, третьего трамвай задавил...» Стоим на ковре — Кириллов опять срывается и бежит. Снова я за ним. У зрителей ноги выше головы от хохота! Позже мы сдружились. Спрашиваю: «Что ж ты драпал от меня?» — «Испугался...»
— Вы когда-нибудь боялись человека напротив?
— Ни разу!
— А если тот — олимпийский чемпион?
— Так даже лучше. Всегда рвался с такими бороться. Выносливостью обладал сумасшедшей. В сборной мы велосипед крутили, выдыхали в трубку — у меня на кило веса лучшие показатели! Вот какой у вас пульс?
— Знать бы.
— А я скажу — скорее всего, 60 ударов в минуту. Или 65. У меня было 42.
— Выносливость можно развить?
— Я ж развил. Сам придумал упражнение — кросс на пять-шесть километров. Первые 200 метров — максимальное ускорение. Затем средний темп — и снова ускорение. На последние 200 метров — опять максималка. Все как в схватке. Она же рывками идет. Потом на ковре давал спурт с первых секунд. Мало кто выдерживал.
— Интересно.
— У меня куча побед в первом периоде. На Олимпиаде в Монреале всех так обыграл, кроме американца Рейнгана. Его уложил в начале второго. А в юношах, наоборот, побеждал в 8.59!
— Это круто?
— Так последняя секунда! 1973-й, Иран, дебютный чемпионат мира. Боремся на улице, жара — 40 градусов. Я соперника за секунду до конца схватки бросаю. Тренер спрашивает: «Зачем рисковать?» А это мой характер — положить на лопатки. Я даже выходил, здоровался и демонстративно на спину смотрел. Ага, будешь на ней лежать...