Мелбет-Первая Лига. Статьи

16 апреля 2021, 00:00

«Спартак» вылетел в первую лигу — и обвинял нас. Всё на «Торпедо» повесили»

Юрий Голышак
Обозреватель
Самому легендарному футбольному администратору — семьдесят. Сорок пять из них провел в «Торпедо»

Я стою у памятника Стрельцову. Стадиона уж нет — но торпедовское повсюду. Даже собака ластится черно-белая.

Изучаю плакаты на сетчатом заборе. Читаю — и сердце мое замирает от восторга. «Черно-белое знамя — мы развернем полотнище! Мы знаем, нас мало — гордых и духом сильных. Пусть меняются лица, но над сектором реют черно-белые, мыслим с черно-белой идеей!»

Ну не прекрасно ли? Или вот:

«Нарисует в небе солнце черно-белое черно-белые семь букв победные, засияет черно-белая радуга. От победы до победы и заново!»

А дожидаюсь я самого легендарного в нашем футболе администратора. Того самого торпедовского Капитоныча, Александра Петрова, который сорок пять лет отработал в одном клубе. Бог даст, отработает и пятьдесят. Хоть и подкрался юбилей, семьдесят лет, но сил — вагон!

Кстати, юбилей — лучший повод для интервью. Мне ли не знать.

— Если я сказал — буду вовремя! — проинформировал накануне Капитоныч.

Все как обещано. Смотрю украдкой на часы: 15.00. Капитоныч идет.

***

— Команду завтра провожаю на выезд, сам не еду. Перестал. Хватит уж!

— Не летаете с командой?

— Есть молодые — пусть они изучают географию. Мне в клубе так и сказали: хочешь — летай. Не хочешь — не летай. Зачем двух администраторов отправлять на выезд, когда случается, что даже тренировок нет? На одну-то игру? Вот на сборы езжу все.

Александр Петров. Фото Андрей Голованов и Александр Федоров
Александр Петров. Фото Андрей Голованов и Александр Федоров

Помощь от Авдеева

— Скажите главное — вы до семидесяти пяти лет в «Торпедо» дотянете? Пятьдесят лет работы в одном клубе отметить — и уж никто чтоб до рекорда не дотянулся?

— Все зависит от руководства! Ну и от здоровья. Пока держусь!

— Встретил бы на улице — даже в голову не пришло бы, что вам вот-вот семьдесят.

— Мне тоже не приходит. Но 24 апреля будем смотреть на табло. У меня за сорок пять лет ни одного больничного листа!

— Это поразительно.

— Но вот в октябре прихватило. Не хочу говорить, что именно, но сложная операция. Так Роман Авдеев, благодетель торпедовский, как узнал — сразу: «Ни о чем не беспокойся». Клуб все расходы взял на себя. Все лечение у лучших специалистов. Еще команда помогала. Даже Ваня Сергеев, бывший наш футболист, из Самары звонил...

— Какие молодцы.

— Анестезиолог надо мной склоняется, наркоз вводит — а глаза черные-черные. У меня мысль: «Наверное, у смерти такой же взгляд». Но видите — выкарабкался.

— Авдеев и так производил чудесное впечатление. После этой истории вообще открылся с новой стороны.

— Я вижу — он футболом увлечен искренне, на каждой игре присутствует. Самые серьезные намерения! Очень надеемся, стадион отстроит. Это же лучший стадион Москвы — самый теплый! Намоленное место!

— Самое тяжелое в работе администратора?

— Все в прошлом, сейчас ничего тяжелого нет. Я двадцать лет отработал в «Торпедо» массажистом — один на всю команду! Вот как там здоровья хватило — не понимаю...

— Адская работа.

— Я ж сибиряк. Слаще морковки ничего не ел. Лет в восемь впервые попробовал мороженое — сладкий кусок льда. В нашем местечке между Омском и Тюменью по два-три часа стояли, чтоб купить хлеб. А на руки давали только два батона.

Гулящие девицы — в холле «Октябрьской»

— Лучший администратор футбольной команды, которого встречали?

— В «Зените» был дедуля. Сейчас и не вспомню фамилию.

— А я вам помогу. Матвей Соломонович Юдкевич.

— Точно! Вот это был дед уникальный! Один эпизод как сейчас перед глазами. Играем в 84-м году с «Зенитом», тот претендует на чемпионство. Кому-то оказал помощь с доктором Прояевым — иду к своей скамейке по самой бровке. В одной руке фляжка, в другой массажные причиндалы. В этот момент вижу: у «Зенита» назревает атака.

— Какое несчастье.

— Длинная передача, и футболист принимает мяч прямо около меня. Метра два! Прямо спинным мозгом чувствую: сейчас будет гол.

— Вот это интуиция. И?

— Ни до ни после такого со мной не случалось — хотелось выбежать и сделать подкат. Со всеми своими фляжками. Броситься в ноги — и делайте потом со мной что хотите. Только сорвать атаку!

— Так забили?

— Да! Через две секунды — гол! «Зенит» выигрывает 1:0, совсем близок к чемпионству. После матча Матвей Соломонович еле идет вдоль поля — с еврейским выговором, указывая на своих: «Ха! Они думают, что это они выиграли чемпионат Советского Союза. Это я выиграл!» Ну как такое забыть?

— Может, он и выиграл. Его же фраза: «Никогда тбилисское «Динамо» в Ленинграде не выигрывало и не выиграет». Потому что стоило тем заехать в гостиницу — Матвей Соломонович сгонял в холл всех гулящих девиц города.

— Знаете — верю! Даже знаю, что это за гостиница. «Зенит» всех селил в «Октябрьской», прямо около вокзала. Еще раз меня поразил — кто-то из судей шнурок порвал на бутсах. Растерянно держит в руках этот обрывок, матч вот-вот начинать — а мимо проходит дед Мотя. Хоп — и достает из кармана новый шнурок! Как фокусник!

— С ума сойти. Какой выезд вспоминаете с содроганием?

— С опаской мы ездили только в один город — Владикавказ. Как-то все грустно было. То ли атмосфера, то ли что... Напряжно! А вот грузины нас обожали. Самая любимая московская команда в Тбилиси — «Торпедо»!

— Спартаковцы уверяют, что в Тбилиси любили их.

— Не слушайте. Нас! Грузины как говорили? «Слава КПСС не знаем, знаем только Слава Метревели!» Еще и Кавазашвили играл у нас. Ночью зайдешь в любой грузинский ресторан Москвы, только скажешь, что ты знал лично Славу Метревели, — сразу накрывается поляна! Моментально!

— На себе проверено?

— А на ком же?! Вот история: сыграли мы в Тбилиси вничью. Чартерных рейсов не было, улетали на следующее утро. Сидим вечером в номере у Козьмича, заказали ужин. Общаемся. Вдруг стук в дверь.

— Метревели?

— Нет! Открывается дверь. Заходит грузин в кепке-«аэродроме», несет коробку. Открываем — овощи! Самая лучшая в мире зелень, ни с какой другой не сравнить. За ним заходит второй грузин. В такой же кепке. Несет шашлык-башлык. Запах на весь коридор. Следом третий грузин!

— В «аэродроме»?

— Ну а в чем же? Вино — белое, красное! Киндзмараули, хванчкара, ахашени. Целый ящик!

— Где же Слава?

— Слава был четвертым грузином. С порога: «Кузьма, привет!» — «Садись...» Просидели весь вечер.

Виктор Онопко. Фото Дмитрий Солнцев, Twitter
Виктор Онопко. Фото Дмитрий Солнцев, -

Онопко без штанов

— Сборы при советской власти были яркие.

— А я вам расскажу. В Адлер отправлялись 2 января. Называлось «королевский рейс». Полупустой самолет — и духан.

— Могу себе представить.

— Так что вы думаете? Не успели разместиться в гостинице, Валентин Козьмич объявляет: «Через сорок минут все внизу». Тренировка! С полной выкладкой! А Андрюхе Редкоусу еще дополнительная. На сорок минут.

— За что честь?

— Семь килограммов лишнего в отпуске нагулял!

— Жестко.

— А первый сбор вообще жесткий. Там игр-то нет. Одна функционалка. «Торпедо» было единственной командой в Советском Союзе, где держали специального тренера по физподготовке, Бориса Александрова. Три тренировки в день — беготня и прыжки! Сейчас футболисты не знают, что такое стирать форму. Носить бутсы. Все делают администраторы, чуть ли не косметички за ними таскают. Иногда думаю: зачем им вообще сумки выдают, рюкзаки? Там же пусто! Мне жалко было вратарей...

— Мне-то жалко всех. Я жалостливый.

— На тех полях травой и не пахло — одна грязь. Хорошо если трактором выровняют. Едет, сзади металлическая сетка. На ней колесо от «Беларуси». Вот на этих полях мы работали! Вратари бултыхались в этой жиже. А сейчас говорят — мяч подскакивает... Тьфу!

— Так что с вратарями?

— Форму простирнут — она до второй тренировки не просыхает. Выходят в мокрой. Но вспоминаю я сейчас Витю Онопко.

— Онопко-то здесь при чем?

— Жили рядом три команды — мы, «Шахтер» и «Жальгирис». С литовским администратором Александром Фондесом общаемся по WhatsApp, он постоянно эти моменты вспоминает. Как-то обыграли «Жальгирис» — 5:0. Фондес рассказывает: «Утром встаем. У нас выходной день после 0:5. А Иванов гоняет свое «Торпедо» как собак!» Вот в чем разница между Козьмичом и другими тренерами. Зелькявичюсом, например.

— Простите мою назойливость — так Онопко что?

— В «Шахтере» ребята были непритязательные. У нас уже автобус «Мерседес» — а эти пригоняли в Адлер чадящий «Икарус». Красного цвета.

— Это прекрасно.

— Все время думал про себя — ну как же так? Мы ниже четвертого места десять лет подряд не опускаемся, а на нас столько народу не ходит. В Донецк приедем — там и стадион битком, и на терриконах шахтеры стоят. Бесплатно смотрят. А команда на одиннадцатом идет — десятому угрожает!

— Какая несправедливость.

— За нами было закреплено поле профсоюзов, лучшее, — а «Шахтеру» до своего ехать минут двадцать. Арендовали какое-то совхозное. Где после любого дождя одна большая лужа с песчаным дном. А эти подкаты отрабатывают. Водитель «Икаруса» орал: «Не отмоешься после вас!» Смотрю как-то: юный Витя Онопко заходит в салон, спускает до колен черные болоньевые штаны...

— К такому повороту, боюсь, была бы не готова даже супруга Онопко.

— Чтоб задницей не перепачкать кресло! Вслед за ним все остальные делают то же самое. Так и ехали со спущенными штанами. А грязь стекала на пол. Когда сейчас рассказывают, что на поле трава не такая, меня выворачивает, честное слово.

— Где было лучшее поле в СССР?

— Однозначно — в Днепропетровске. Поставишь мяч на травку — стоит! На «Раздане» очень хорошее. На «Торпедо» у нас шикарное. А самое плохое... В Алма-Ате, пожалуй. Нехорошее в Вильнюсе. Но Днепропетровск по качеству — это за гранью понимания! Еще лучший борщ там был. С пампушками, чесночком натертым. Даже лучше, чем в Киеве.

— Как же диета?

— Это сейчас у всех «диета». А мы приезжали на игру в Самару. С Семенычем, доктором, хватаем авоськи — и бежим к восьми утра к открытию магазина. Потому что в гостиничном ресторане ни сметаны, ни творога, ни кефира. Все покупаем — и назад!

— Что ж было в этом ресторане?

— Только яичница. Больше ничего. Для нас главное было — успеть.

— Вот так Самара.

— Самара однажды еще сильнее удивила. Приезжаем играть, лето, жара. А у них проверка отопления!

— Страшусь представить, как это выглядит.

— На улице плюс 25. А батареи раскаленные! Думали, к вечеру закончат эту прокачку. Ничего подобного. Ребята разлеглись на полу, спали с открытыми дверьми.

— «Крылья Советов» подстроили?

— Не думаю. Хотя кто знает...

— Вы легко отделались. Кто-то из киевского «Динамо» рассказывал — им в Ташкенте поднесли дар. «Заряженные» арбузы. С виду обычные, а внутрь закачан то ли коньяк, то ли шампанское. Потом дристали всей командой — еле вышли на игру.

— Нам в Ташкенте тоже удружили. В самую духоту подавали автобус, промытый снаружи и изнутри. Еще и поставили на самом солнце. Такое испарение — будто в парилке! Пока доедешь до стадиона, сил никаких...

— Ну и как играть?

— Тогда-то еще ничего, а потом был с «Пахтакором» случай интереснее. Летим в Ташкент играть на Кубок. Уехали из Мячково в Домодедово — и все, связи с командой никакой. Мобильники еще не придумали. Будто в космос улетели. Никто не знает, что мы в аэропорту сутки сидим. Только вскакиваем: объявит посадку? Нет? А специально не объявляют до самого утра!

— Какой ужас.

— Ребята газетки разложили — один дремлет, другой за вещами присматривает. Все голодные, злые, вокруг толпа. В самолете дали «chicken «Аэрофлот», кусочек синей курицы. Поклевали. Опоздали на игру!

— Отменили?

— Нет. На 15 минут задержали. Раздевались в зале борьбы. Я тогда еще массажистом был, а не администратором. Быстро-быстро растирал пацанов на матах. С меня пот градом, жарища... Выходим, стадион — биток! До отказа!

— Как сыграли после такой ночи?

— 2:0 выиграли — приземлили их! Я ребят готов был в губы целовать. Железные люди. Такая уважуха!

Августин Эгуавон. Фото Александр Вильф
Августин Эгуавон. Фото Александр Вильф

Эгуавон в «семерке»

— Жуткой погодой «Торпедо» ХХ века было не напугать?

— В Адлере каждый день — снег с дождем. Переворачивали длинные скамейки, всей командой тащили. Снег с поля сгребали! Еще, помню, играли с киевским «Динамо» в конце ноября. Холод был жуткий. Так хоть бы один наш надел подтрусники! Даже перчаток не было!

— Железные люди.

— А сейчас одеялом закутаются на лавках — ощущение, будто одни африканцы сидят! Шапки, пальто до пят! Как-то играли в Саранске товарищеский матч — самый холодный в моей жизни. А я как раз получил мазь «Рубрименд», немецкую. Еще к ней не привык, не пользовался. Дай-ка, думаю, попробую. Взял и Колю Васильева натер.

— Удачно?

— В первом тайме пробегал мимо, орал в сторону скамейки: «Ты что со мной сделал?!»

— А что?

— Все горело! В перерыве прибегает — и в душ, под ледяную воду! А на улице дубак, холод собачий!

— Вы африканцев вспомнили. Что-то я в «Торпедо» ни одного не помню.

— А Эгуавон?!

— Ох, простите.

— Забавный человек. Бывший капитан сборной Нигерии. Сильно нас удивлял. Во-первых, мазался после душа с ног до головы каким-то кремом. Кожа у него сохла, что ли? Выдали ему «Жигули», «семерку»...

— Уже смешно.

— Под вечер гаишник останавливает. Ну и новости, говорит. Я уж подумал — автомобиль сам едет. Пока Эгуавон не улыбнулся. Я тоже в баню как-то зашел, его не заметил в углу. Черный же! Плеснул по стенам водичкой — Эгуавон вопит: «Оh, hot! Hot!» Подумал — убить его хочу. Но потом привык, сам плескал. Вообще-то хитренький.

— Все они хитренькие.

— Контракт ему сделали такой, что зарплата и премиальные капают при любом раскладе. Неважно, выходит на поле или нет. Сразу косить начал — «ой, голеностоп... Ой, пахи...» Козьмич как узнал про такие нюансы контракта — отчислил сразу. Без разговоров. Эгуавон в Америке сейчас.

— А что в Америке-то?

— Давно туда всю семью перевез. Книжку собирался о России писать. Я, говорит, нигде такого не видел.

— Что именно?

— «Приезжаю, в Москве минус двадцать семь. Девчонка мороженое ест. Едем дальше — мужик выходит из магазина с бутылкой водки. Тут же откупоривает — из горла ее...»

Александр Петров и Валерий Петраков. Фото из архива Александра Петрова
Александр Петров и Валерий Петраков. Фото из архива Александра Петрова

«Брондбю» — боль моя!»

— За сорок пять лет «Торпедо» только один раз опоздало на игру — в Ташкенте?

— Сейчас я вам фотографию покажу... (Достает телефон.) Вот я с Валеркой Петраковым, совсем молоденьким. А вот на лавке сижу. Это мы с «Бенфикой» играем. Там чуть не опоздали на матч!

— В Португалии?

— Ага. Пробка сумасшедшая. Полицейская машина нас сопровождала — и гудит, и ревет. А что толку? Еле-еле прорвались. Обидный матч!

— Что такого?

— Сыграли 0:0. Филатов за пять минут до конца один на один выходит — не забивает! Ничего, думаем, в Москве будет другой разговор. А на «Динамо» тоже 0:0 сыграли. По пенальти вылетели. Португальцы верещали в раздевалке — будто Кубок УЕФА выиграли! Вино из-под двери текло!

— С пенальти у «Торпедо» как-то не клеилось.

— А «Манчестер»?!

— О да. Великий Шмейхель два сезона подряд на стадионе «Торпедо» испытывал нервы серией пенальти — за «МЮ» проиграл. За «Брондбю» выиграл.

— Когда Подшивалов от «Манчестера» последний пенальти взял — народ кресла начал ломать на «Торпедо»! На лавках прыгали!

— Немудрено.

— На Фергюсона после того матча было больно смотреть. Я еще долго в гостевую раздевалку водил нашу молодежь: смотрите, на этой лавке юный Бекхэм сидел... А «Брондбю» — это боль моя! Самое-самое жуткое судейство!

— Что-то мне не врезалось.

— А не факт, что первый матч из Дании показывали. Вот и не врезалось.

— Что случилось?

— Проиграли там 0:1. Все датские газеты напечатали фотографию — Сарычев ловит мяч на линии. Фотограф местный, технология уже была такая, что снимал длинной серией. Всю раскадровку выложил — вот мяч катится, вот Валерка его останавливает, линию не пересекает... Мы в Москве выиграли 1:0 — а по пенальти вылетели. Тот мяч все решил. Большей несправедливости я не видел!

— Зато Ширинбеков забил гол — пожалуй, самый красивый в торпедовской истории 90-х.

— Да ну... Вы не помните, что Ширинбеков с «Севильей» учудил?

— Был я на том матче. Что такого?

— Играли здесь, на Восточной. Последняя минута. Дальний-дальний штрафной, вратарь кричит: «Уберите «стенку»!» Ну, убрали. Олежка разбежался — ка-а-ак дал! 3:1! А мы целый тайм в меньшинстве играли — и два забили. Но это еще не самый фантастический мяч, который наши забивали. Был красивее.

— Это кто ж?

— Васильев двинул с центра поля Славке Чанову. Тот за «Шахтер» играл. Мы через три дня уезжали в Штутгарт играть, там настоящий концерт выдали. У Коли Васильева вообще потрясающие мячи случались. Думаю, это от природы удар поставлен, такое не натренируешь. Кто б его в Воронеже научил?

— В самом деле.

— Как-то Габелии зарядил в Тбилиси метров с тридцати. Тот в красном свитере, нарядный. Вечером сидим у Козьмича в номере, ждем новости спорта в программе «Время». Посмотреть — не причудилось ли нам?

— Ну и?..

— Нет! Наш Коля разбежался, врезал — мяч уже из сетки вылетает, а Габелия только прыгает. Это ж надо с такой силой дать, а? Уникальный человек. Я больше ни одного не встречал, кто может выдать пас с одного фланга на другой на высоте полтора метра. Не «горбыль», а «плассер». Такая передача метров на пятьдесят — это только Васильев!

— Сколько он «Пахтакору» забил в одном матче — пять?

— Четыре. Или пять. Много! «Пахтакор», конечно, не тот был. Но Коля молодец.

— Как узнали про гибель «того» «Пахтакора»?

— Мы в Лужниках играли. Нам шепнули в перерыве — так и так: «Только футболистам — ни слова...»

Ринат Дасаев. Фото Дмитрий Солнцев, -
Ринат Дасаев. Фото Дмитрий Солнцев, -

Дасаева в Севилье звали «креветка»

— Какие ж матчи были — приятно вспомнить. Сняли с пробега «Монако» Арсена Венгера, «Севилью» Дасаева...

— «Севилью» Коля Савичев добил. Забил там гол. Сейчас его встречаю — сразу: «Помнишь, как «Севилью» похоронил?» Тренером вратарей у них работал Дасаев, мой друг. Там узнал, что в Севилье ему прозвище дали — Креветка.

— Это еще почему?

— Я тоже думаю: что такое? Где креветка — и где Дасаев? Несопоставимые вещи. Ладно были бы у него кривые ноги. А оказывается, он быстрее всех в «Севилье» чистил креветки. Пальцы-то словно у музыканта. Испанцы смотрели как на представление!

— Вот оно что.

— «Севилью» мы прошли, во всем городе безумный траур. Наутро встречаемся с Ринатом, повез в свой магазин спортивных товаров. Сын у меня маленький был, занимался в «Торпедо». Дасаев решил — ребенку нужен подарок от «Севильи». Подобрал клубную футболочку, трусы, гетры... Сын до сих пор вспоминает!

— Алексей Прудников рассказывал — привозил себе и Дасаеву из-за границы вратарские перчатки. А то играл Ринат, один из лучших вратарей мира, в пупырчатых. Из хозмага.

— Это правда! Уже появились перчатки Adidas, так Славка Чанов их не признавал. Только на тренировку надевал. А на матчи выходил в тех самых, с пупырышками. Вот позвоните ему, спросите! Я вам телефон дам!

— У меня есть, спасибо. Во вратарях вы разбираетесь.

— Так я десять лет в «Торпедо» тренировал вратарей. Всем говорю — у меня три «Огонька».

— Призы лучшему вратарю сезона?

— Ага. Сарычев, Чанов и Подшивалов. У какого тренера вратарей еще столько? Хотя я себя тренером вообще не считал. Вся работа: ставил десять мячей — и дубасил!

— Дасаев, кстати, был любимым вратарем для «Торпедо». Почти не обыгрывал вашу команду.

— На Восточной даже красный цвет не переносили...

— Я думал, это легенда.

— Легенда. Но быль.

— Отлично сказано.

— Андрюша Рудаков пришел к нам из «Спартака». Явился на тренировку в красной майке, хватило ума. Так у наших «старичков» глаза кровью налились — прямо на нем разорвали!

— Ну и дела.

Валерий Филатов и Александр Петров. Фото из архива Александра Петрова
Валерий Филатов и Александр Петров. Фото из архива Александра Петрова

«Спартак» вылетел в первую лигу — и обвинял нас. Всё на «Торпедо» повесили»

— Мы в 76-м осенью стали чемпионами. А «Спартак» вылетел — и обвинял нас. Всё на «Торпедо» повесили. Мы, мол, их отправили в первую лигу!

— Так вы и отправили, это история известная. Мне даже Анатолий Крутиков, главный тренер того «Спартака», рассказывал: «Торпедо» специально отдало игру «Арарату». «Спартак» при этом раскладе уходил в первую лигу».

— Вот-вот. А теперь представьте: мы играем в Ереване, уже стали чемпионами. До этого «Спартак» проиграл дома чуть ли не «Кайрату». В Ереван на наш матч прилетели браться Старостины, сидели на трибуне. Все профсоюзное руководство. Хотели от нас чуда!

— Что ж вы не сделали чудо-то?

— Зарапин это чудо делал — вытаскивал такие мячи, что с ума сойти! В самом конце Назар Петросян все-таки забил. 0:1 проиграли. «Спартак» сам себя в угол загнал — а на нас списывают. Я все время Дасаеву, другу своему, говорил: «Ринат, ты ж у нас десять лет не мог выиграть! Счастье для вас было — вничью с «Торпедо» сыграть!» А он что отвечает, знаешь?

— Сердится, наверное.

— Говорит: «Это было до меня!» Что до него было, что при нем. Помню, 70-е годы. Играем в Лужниках со «Спартаком». 60 тысяч на трибунах. Болельщики кричат: «Же-еня Лов-чев!» 2:0 — получите!

— Выигрываете?

— Разумеется. Второй круг. Уже 70 тысяч на трибунах. «Спартак» собрался брать реванш. Снова — «Же-еня Лов-чев!» Три!

— 3:0 выигрываете?

— Да! Все, домой! «Спартак» с нами вообще ничего не мог сделать. Кузьма всегда строил от обороны игру. Чтоб сзади — на «ноль». А один-то сами всегда забьем. Еще хорошие вратари всегда у нас были. Сейчас удивляюсь — в сборной иностранец играет! Неужели так упала школа, что в ворота бразильцев ставим?

— «Спартак» можно не любить только за то, что чуть вас у «Торпедо» не увел.

— Звали, было...

— Вы даже ушли.

— На день! На просмотр!

— Дня хватило, чтоб все понять?

— С головой хватило. Это времена Романцева и Ярцева. Понимаете, я — человек душевного спокойствия...

— Прекрасно сформулировали.

— Когда вижу, что люди друг на друга кричат, — это совсем не мое. Кому-то проиграли товарищеский матч — крик, визг, писк... Думаю: зима! Товарищеский матч! Что происходит? Для меня дикость какая-то. Плюс ко всему сказали, что я у Жоры Ярцева фуражку украл.

— Что-что?

— У меня такая же фуражка была, как у него. Домой приезжаю. Для себя уже решил — в этот «Спартак» ни ногой. А тут звонит Сашка Хаджи: «Ты случайно у Жоры Ярцева фуражку не взял?» Отвечаю: «Саш, пожалуйста, больше не звоните мне. Даже не хочу разговаривать».

— Какая милая история.

— Видимо, массажисты взяли фуражку — и на меня указали: «Вот, приходил человек». Подстава чистой воды. Но я и без фуражки туда бы не пошел. Хотя и зарплата была совершенно другая, и премиальные. Но душевное спокойствие и моя семья — дороже. Всегда кажется, что у кого-то лучше. А на самом деле лучше всего дома. Дверь открываешь — и тебя ждут!

— Зарабатывали в том «Торпедо» немного, раз в «Спартак» на смотрины сходили?

— Миллионером-то я стал давно.

— Ого. Какая откровенность.

— Вместе с доктором получили премиальные в Югославии. Местными динарами. Там счет на миллионы шел! Пошли купили по адидасовскому костюму и кроссовки.

— А дальше?

— Все. Закончились миллионы.

Румыны украли часы прямо из раздевалки

— Я все-таки в Тарасовке вырос, так что давайте «Спартак» не обижать. Лучше про «Монако». До сих пор вспоминаю те матчи — вздрагиваю.

— Там какая история вышла? Сашу Гицелова не успели оформить. Прилетел на игру с болельщиками. Опоздал на матч. Запаренный вбежал в раздевалку в перерыве, мне говорят: «Быстрее его растирай, готовь!»

— Неужели выпустили?

— А вы посмотрите протокол — кто победный забил на 87-й минуте! История?

— Не то слово.

— Вот пожалуйста: не готовился, не ел, не пил, не спал. Прилетел с фанатами, вышел и забил. Вошел в историю. Еще интересный момент был с «Бордо». Помните те матчи?

— Кто ж из нас, стариков, не помнит те матчи?

— Ответный — в ноябре. Играли в Тбилиси. Грузин собралось тысяч сорок, кричали: «Ди-на-мо», «Ди-на-мо»!» Там тоже судья нас прибил. Пенальти поставил на пустом месте, помог нам вылететь. Еще у Володи Кобзева, светлая память, в конце был сумасшедший момент. Не забил!

— От «Бордо» вылетать — не очень и обидно.

— Да мы по игре загоняли их в штрафную!

— От души вы гоняли «Штутгарт». Это помню.

— «Штутгарт» Коля Савичев вдвоем с Юркой разорвали, клоунов сделали из немцев. Каждый по два забил. А командочка в Штутгарте была — извините меня! Клинсманн играл!

— И как играл?

— Мне Клинсманн совсем не понравился. Локтем засадил Сереже Пригоде в солнечное сплетение. Тот упал на колени, а судья — ноль внимания. Наши даже отвечать не стали, хотя умели. Просто по игре их рвали. 5:3 выиграли! После матча в нашу раздевалку прибегает Володя Перетурин, комментатор. Весь красный: «Ребята, я такого футбола давно не видел! Это счастье, я балдею!»

— Немцы не балдели?

— Немцы нас стоя провожали — аплодировали! Юре Савичеву — громче всех. Впечатление, что у него крылья! Легкий! Его уж вдвоем стали держать. Хотя могли бы разобраться, как Тигана.

— Тигана — великий игрок. Как разобрался?

— Играли с «Бордо», так Тигана первым делом засадил Юрке Савичеву. Ясно было — получил установку. Быстрее сломать.

— Вы-то разбирались, где Юра, а где Коля?

— Невозможно различить. Вообще одинаковые. Одного веса, одного роста. Лично я месяц привыкал. Ну вот не давалось мне, и все. Как отчество Дасаева.

— У Дасаева очень простое отчество, даже я помню — Файзрахманович.

— А вот я не мог! Если и вспомню, то не выговорю. Как только ни коверкал. Дасаев сердится: «Ты что, не можешь запомнить?!»

— Отчество ладно. Какие ж вы стадионы повидали!

— «Луи II» в Монако только построили. У «Баварии» стадион — просто чума. А помнится румынский, убогий.

— Почему это?

— Там у Володьки Юрина часы украли.

— Вот румыны.

— Причем мы дверь на ключ закрывали. Знали про эти фокусы. А они крошечное окошко каким-то крючком поддели. Мы даже возвращались — думали, забыли часы-то. Но нет.

Александр Петров. Фото из архива Александра Петрова
Александр Петров. Фото из архива Александра Петрова

Окровавленный мяч в Харькове

— Защитники в «Торпедо» были жестокие. Тигана позавидовал бы.

— До сих пор помню акробатический этюд. Мы-то между собой говорили — мол, Валера Шавейко делает подкат на уровне гланд. А тут начал катиться рядом с угловым. Очень хорошо было видно — одна нога на уровне флажка.

— В Новогорске помнят сцену: Новиков с Никулиным у какого-то станка подтачивали шипы. Народ смотрел с уважением.

— Эти два парня своими шипами много чего могли... А наши ребята особые шипы на ЗИЛе заказывали. Ребята там трудились рукастые, все что угодно могли выточить. Вот Валерка Шавейко о-очень любил такие шипы, титановые! Вообще не стирались!

— Трудно его осуждать.

— Особенно когда против Блохина выходил. Прямо перед ним на разминке гарцевал, поднимал пяточку — демонстрировал, как вооружен.

— Николай Писарев рассказывал, как молодым попал в «Торпедо». Одного ветерана обведешь — у всех усы встают дыбом. Второго уже не пройдешь.

— Мелькнул в «Торпедо» молодой парень. Любитель проверять между ног. Туда бежит — в очко сунет. Обратно — повторяет! Жукову и Шавею это очень не нравилось.

— Как фамилия-то молодого?

— Не помню. Недолго играл. Был у нас еще серьезный товарищ — Витя Круглов. Играл правого защитника. Так запугал Витю Грачева, молодого парня, своими шипами, что тот ни в «Торпедо» не зацепился, ни в «Спартаке». Только в «Шахтере» оттаял. Зато уж там лучшим стал, просто ожил. Как раз ушла эра Старухина. Короля воздуха.

— Прям уж короля. Раздули.

— Раздули?! Да Старухин нам головой забил с линии штрафной! Я сроду такого не видел! Вы себе представляете? Головой лупил как отбойным молотком! Вообще самые злые наши матчи — это в Донецке с «Шахтером». Еще с харьковским «Металлистом». Окровавленный мяч я видел только в Харькове.

— Боже. Это фигура речи?

— В прямом смысле — окровавленный мяч...

— Говорите же скорее. Все живы?

— Сереге Петренко сломали лицевую кость. Мяч был омыт кровью.

— Про Петренко не подумаешь, что расплатился лицевой костью. Красавец какой.

— Это наш доктор Прояев так поработал, что Сережа еще красивее стал. А уж сломанные щитки я сколько раз видел — не сосчитать. В «Торпедо» никого этим было не удивить.

— Какая картина до сих пор перед глазами?

— 31 декабря, Сокольники, последняя тренировка перед Новым годом. Взяли местного мальчишку на просмотр, выпустили в двусторонней игре. А тот додумался — прыгнул Сереже Пригоде в ногу. Подбегаем с доктором — у него голеностоп вывернут! Практически оторвана нога!

— Какой кошмар.

— Да, это был кошмар. Семеныч его в клинику, сразу на операционный стол. Повезло — дежурил специалист, который как раз такими травмами занимался.

— Кость торчала?

— Нет. Кожу не прорвала, как ни странно. Но голеностоп смотрел в другую сторону. Я был поражен — Пригода после такого вернулся, играл еще!

— Травма номер два на вашей памяти?

— Юра Ванюшкин. Вы такого, наверное, и не помните. Играли со «Спартаком» в Лужниках, Калашников ему точно так же засадил. Два года пытался вернуться — не смог. Закончил.

— «Технари» в «Торпедо» выживали? Не гибли в двусторонках?

— В 60-е годы играл у нас Валентин Денисов. Чемпионом Союза становился. Уже в возрасте приезжал в Мячково — мы оставались после тренировки, гоняли пять на пять в маленькие ворота. Что он вытворял с двух ног — я такого больше нигде не видел! Я поражен: «Валя, как так?!» А он рассказывает — вот иду через лесок на тренировку, сам себе говорю: «Валя! Сегодня играй только левой». А на следующий день — тем же лесом: «Валя, сегодня исключительно правой». У него кличка была — Русский Пеле. Короткая стрижка, сам коренастый, небольшого росточка. Вылитый Пеле — только белый.

Литейный цех — это ад

— Самые невероятные организмы в том, легендарном «Торпедо»?

— Два таких — Гришин-старший, Серега. Еще Храбрый. Женька Храбростин. Кузьма их выпускал во втором тайме — когда соперников уже укатали. Эти двое выходили — и защитники не знали, что с ними делать. Могли по три тайма носиться на сумасшедшей скорости! Для них тест Купера пробежать — чистая радость. Но работал больше всех Володька Юрин. Только на трудолюбии, фанатизме и преданности футболу вылез. Я больше таких людей не встречал. Поэтому и умер рано — все силы отдал футболу. Сейчас матч отыграют — футболистам привозят пиццу. Набрасываются, будто месяц не ели! А Юрин, отыграв, три часа кушать не мог — только воду хлестал!

— Почему?

— Потому что выложился полностью — кусок в горло не лезет. До блевотины, как он выражался. Юрка Гаврилов вспоминал, как выступал за сборную Москвы: «Когда Юрин за нас играл, я назад вообще не возвращался. Там выжженная земля, перед нашей штрафной». Где куча — туда врывался Матрос. Рукава подкручивал — и в самое пекло! Врывается в кучу — и с мячом вылезает. А пара человек лежит.

— Да. Люди были уникальные в той команде.

— Как-то Гостенина встречаю. Справь мне, говорит, нормальные костыли. Ну, я нашел.

— Что случилось?

— Все в тридцать лет мениски оперируют — а он только-только решился. Так с ними сел в машину, один отправился за четыре тысячи километров. От родителей остался домик в горном Алтае. Там и живет.

— Стоило тому же «Шахтеру» заиграть не очень — сразу же команду отправляли ползать в самую тяжелую шахту. «Торпедо»-то только в цех могли свозить. Это проще.

— Да бросьте! Вы ничего не понимаете!

— У вас тоже была шахта?

— Каждый год 22 апреля проводили коммунистический субботник. Везли всей командой в сборочный цех. Ну какие мы сборщики? Гайку поднесем. Или ключ. Но вот как-то проиграли несколько матчей — Кузьма команду отправил уже не в сборочный. В литейный!

— Где жар стоит?

— Это не жар. Это ад! Кромешный! Заглядываем — черные люди в черных робах, черные рукавицы... Только огонь где-то впереди. Наши выскочили: «Да мы по пять раз будем тренироваться в день — только не сюда!» Поучительная история?

— Весьма. В кабинете директора бывали хоть раз?

— Каждый год нас приглашал. На последний этаж. Перед чемпионатом — это как закон!

— Смешные приходы туда были?

— Грустные были.

— Так-так.

— В 93-м году шли на третьем месте в чемпионате. Завод практически перестал существовать, выкупила компания «Микродин». Явился какой-то тридцатилетний пацан — и заявил нам: «Мы вас обеспечивать не можем, денег нет. Ищите спонсора сами. Все, до свидания». Шустиков-средний был капитан команды. Три месяца ни копейки не получали. Иванов был главный тренер. Если б Алешин нас не спас — не знаю, что и было бы.

— Тепло относитесь к Владимиру Владимировичу?

— Да это спаситель наш! Один раз к нему приехали — отвечает: «Я подумаю, посоветуюсь с акционерами». Так Козьмич стал давить на то, что Алешин когда-то играл в дубле «Торпедо». Ну и дожал — на ностальгической ноте. Условия Алешин создал шикарнейшние. Жили на четвертом этаже Лужников, рядом ресторан. Спускались на игру прямо из гостиницы. Летали всюду чартером.

Александр Петров и Эмир Спахич. Фото Дмитрий Солнцев, -
Александр Петров и Эмир Спахич. Фото Дмитрий Солнцев, -

Летучие мыши и зловещий самолет

— Кстати, о самолетах! За сорок пять лет в «Торпедо» тяжелые перелеты случались?

— Мы же были единственной командой в мире, которая рискнула лететь на сверхзвуковом пассажирском самолете, Ту-144!

— Ну вы даете. Ощущения?

— Летели в стратосфере на высоте 20 тысяч метров. За штурвалом Кузнецов, Герой Советского Союза, знаменитый летчик-испытатель. Кроме нас в салоне только люди из конструкторского бюро. Во Внуково, смотрим, провожают нас военные, милиция, «скорые», пожарные...

— Мне бы это бодрости не придало.

— Нам тоже. Идем к самолету — даже выглядит жутко. Зловещий, клюв опущен книзу. Начинаем набирать высоту — самолет взял такой угол, что мы все имели бледный вид. Кресла узкие, иллюминаторы тоже. Обычно в ряду по три кресла — а здесь два. Я впервые видел совершенно черное небо!

— Что это?

— Стратосфера! Мы преодолели два звуковых барьера. На следующий день по радио объявляли — команда «Торпедо» впервые в истории мирового футбола преодолела звуковой барьер.

— Куда летели?

— В Алма-Ату, с «Кайратом» играть. Так-то четыре часа туда лететь — а мы за два.

— Как Козьмич решился из команды сделать подопытных?

— Долго уговаривали. Несколько дней! Я застал разговор, когда ему звонили. Потом сжалился: «Коньяк-то будет?» — «Козьмич, что хочешь! Все будет — только соглашайся!» Ну и полетели.

— Опасные ситуации случались?

— Как-то в Ростов долетели на Як-42, отыграли матч. Расселись, сейчас в Москву. Самолет набирает скорость, разбегается по полосе. Слышим — шум в двигателе! Просто ужасный!

— А дальше?

— Козьмич сидел у двери пилота, начал в нее ногами колотить: «Тормози!»

— Успели?

— Затормозили. Развернулись. Оказалось — птица попала в двигатель. Были еще перелеты, после которых из поручней сок выжимали. «Торпедо» сколько по экзотическим странам колесило!

— Например?

— 5 января 1990 года полетели в Австралию!

— Какой у вас вкус к маршрутам.

— Особые костюмы нам пошили к этой поездке. Летели до Алма-Аты, потом посадка в Дели. Оттуда в Сингапур и, наконец, Сидней. Сутки добирались!

— Стоило того?

— Картина неописуемая. Ранним утром подлетаем к Сиднею — что за красота? А это каждый австралийский домик с черепичной крышей — а рядом бассейн с голубой водой. Причем ни одного квадратного. Или эллипс, или сердечко. Страна ярких красок. Если зеленое — так уж зеленее некуда. Город в четыре раза больше Москвы — и ни одного забора. В Мельбурне побывали в домике Кука. Рядом дерево — втроем не обхватить! Январь — а все цветет.

— С кем там играть?

— Выходили на поля для американского футбола, огромные. Отметят сколько нужно для европейского футбола — играйте! Ощущение, что трава искусственная. Вадик Никонов, второй тренер, все поверить не мог, трогал руками: «Неужели настоящая?!» Ребята в гостинице смотрят — что это за матрас странный?

— Странный?

— Глядим, а он залит водой изнутри! Специально для тех, у кого проблемы со спиной!

— Ну и дела.

— Валя Ковач один у нас в команде был с аэрофобией. Хотя габариты такие — сам кого хочешь заставит трястись. Здоровенный центральный защитник. Так настрадался за сутки полета, что твердой земле сильнее всех обрадовался. Гонял этих австралийцев будь здоров — хотя они тоже здоровенные, розовощекие!

— Играть-то умели?

— Чисто английский футбол. Грузят в штрафную — а там стоят дылды под два метра. Пытаются затоптать. А вокруг — летучие мыши...

— Красота.

— Сборную Австралии обыграли, Валера Сарычев нас здорово выручал. Пресса очень удивлялась. Но и нас удивили.

— Чем?

— В Сиднее команда загружается в автобус и уезжает. Мы с администратором Жендаревым остаемся у горы сумок. Вдруг подходят какие-то служаки: «Откройте-ка эту сумку, эту и эту».

— Что такое?

— Мы тоже не поняли — для чего? Открываем. «Покажите бутсы!» Достаем наугад — а у наших ребят все начищено, светится на солнце. Шипы титановые, на ЗИЛе вытачивали. «Все, вопросов нет».

— Что это было?

— Берегут окружающую среду. Не дай бог кто-то грязь завезет.

Голодранцы на асфальте

— Еще куда заезжали в поисках экзотики?

— Юра Миронов, ставший главным тренером, в ЮАР нас завез! Открывал новые горизонты!

— ЮАР чуть не стала последней страной в моей жизни. Отравился.

— А мы месяц почти колесили, с кем только не играли. Заехали в совсем захудалое местечко, крошечная гостиница. У них закон: здание не может быть выше пальмы. Там ящерицы по занавескам ползали!

— «Торпедо» этим не напугать.

— Все равно неприятно. Золотов, начальник команды, побежал к хозяевам: «Срочно избавьте нас от животных!» Потом в Лесото отправились, государство в государстве. Я знал, что существуют такие столовые горы. Думаю — где ж они? А вот!

— Это что за горы такие?

— Будто лазером срезали верхушки. Как стол.

— Представляю, с кем вы там играли.

— Выходят, строятся — мы глаза вытаращили: без бутс! Босиком!

— Батюшки.

— Снова Юрий Васильевич Золотов всполошился: «Мы так играть не можем!» Покалечим же людей. Вынесли им какую-то обувь.

— Насмотрелись вы чудес.

— О да! Мы же «африканскую корону» проехали. Тунис, Марокко и Алжир. В Марокко сборную обыграли два раза, а у них через пару недель начинался Кубок Африки. Готовились изо всех сил. Андрюха Редкоус их похоронил, вдруг раззабивался. Играл у нас Валя Иванов, сын Козьмича. Проигрываем 0:1, подача углового. Кузьма вылетает к бровке: «Давайте! Атакуйте!» Ну Валя и побежал. Слово отца — закон. А вратарь — навстречу!

— Чем дело закончилось?

— У Валентина Валентиновича перелом двух ребер. Хорошо, без смещения, просто трещины. Я в той поездке был и за доктора, и за массажиста. Везу Валю в районную больничку — такого ужаса я больше никогда не видел!

— Хуже нашей?

— Какие-то калеки лежат на полу, в рванье. Вонь несусветная. Хотя в той поездке кошмарного насмотрелся. Остановились где-то в кафешке. Столы для стоячего перекуса. Подбегает какой-то голодный черт, марокканец. Сует свой грязный палец в суп Володьке Сахарову!

— Тьфу.

— Володька офигел, естественно. Оборванец воспользовался паузой — схватил тарелку и весь этот кипяток вылил себе в рот! А что с ним сделаешь?

— Только подкат в стиле Шавейко.

— Ему наплевать. Не мылся лет двадцать. Утром едем — по тротуарам разложены мешки. Оказывается, голодранцы спят прямо на асфальте. Один мешок на ноги надевают, другой — сверху. Вот из мешка и этот вылез.

— Как живописно рассказываете.

— У меня фотоаппарат с собой был. Ходил, щелкал этот краснозем, мешки с людьми, Сахарова с супом... Все подряд. Экзотика же!

— Сохранились карточки? Пришлите!

— А вот тут еще одна история. Видимо, в Марокко спецслужбы времени не теряют. Подумали, наварное, что я тоже из КГБ, раз фотографирую горы, овец и укротителей змей. Возвращаюсь в гостиницу — фотоаппарат на месте, а пленку вытащили.

— Ни одной не осталось?

— Только пленка с записью Юрия Антонова. Попросили водителя — поставь! Тот втыкает в магнитофон, Антонов поет: «Вот как бывает, вот как бывает...» Водитель обрадовался: «Про водку поет?»

— Не отравились там? Соседствуя с голодранцами?

— Траванулись мы там от души!

— Супчиком?

— Обыграли какую-то команду — и дали нам «Фанту» в графинах. Жара, ребят это не смутило. Выпили — и как понесло!

— Прямо в автобусе?

— В том-то и дело. А леса в Марокко нет, не укроешься. Пустыня! Это было что-то. Бумаги тоже нет.

— Тут бы и достать ворох югославских динаров.

— Ребята плюнули на все, терпеть никакой возможности. Тормозят автобус посреди пустыни. Вся бригада усаживается. Разорвал бинты на куски, дал им. Дольше всех терпел руководитель делегации, в шляпе и галстуке. Я, говорит, так не могу, у всех на виду.

— Лучше уж на виду, чем под себя.

— Пришлось его закрывать ото всех...

Камень в лобовое

— В любой компании отравившихся найдется один с луженым желудком.

— У нас — только водитель, который ничего не пил. Знает марокканские фокусы. Ехали из Касабланки в Марракеш. Автобус Volvo. Впереди большая машина, из-под колеса вылетает камень — и точно нам в лобовое. Хорошо, водитель был в очках, аккуратненько съехал на обочину. А первый и второй ряд обдало стеклом. Там марокканцы сидели, представители федерации. Кто-то в крови. Я за доктора, зеленкой мажу, рву оставшиеся бинты...

— Хорошо хоть не все ушли на последствия «Фанты».

— Наутро встаем — новое стекло вставлено, будто ничего не было. За ночь сделали! Вот ведь страна, а?

— Спартаковский автобус попадал в аварию на Ярославском шоссе, были трупы. Автобус хоккейного московского «Динамо» переворачивался. С торпедовским приключений не было?

— Вы знаете, какие у нас были водители? Асы с ЗИЛа, испытатели высшей категории, е!

— Все ясно.

— Одного взяли из посольства, возил прежде консула. С юмором оказался парень. Раз везет команду, видит — дорога пустая, ровная. На ходу вылезает из-за руля, подходит к Кузьме. Тот сидел в первом ряду. «Завтра во сколько подавать?» Тот глаза выпучил: «Ты что, охренел? Живо на место!»

— У вас одна история лучше другой.

— А другой водитель, Володя Ясалов, ввинтил в зиловский автобус фару от тепловоза. Над лобовым стеклом. И такой же гудок. Кто-то на дороге зазевается — врубает иллюминацию и сирену. Уф-ф! Все разбегались!

— Вы говорили — в Австралии бутсы чистенькие, сверкают. Кто был первый аккуратист в «Торпедо»?

— Самая чистая комната футболистов, которую видел, — это у Сарычева и Полукарова. Стерильно все, идеально! Носочек к носочку! Бутсы надраены, футболочки сложены. Щеточка, губочка. Полотенчики чистые.

— А потом заходите в следующий номер?

— В следующем номере футболиста надо было искать в бардаке. Вообще-то сильно на наших парней повлияло появления Буряка.

— Тот был чистюля даже по казарменным киевским меркам.

— Какая бы грязь в Мячково ни была — Буряк всегда в белоснежных носках. Трусики чистенькие, беленькие. Бутсы надраены. У нас ребята прежде могли выйти и в грязном — а тут все за ним потянулись!

— Все бутсы стали начищать?

— В том-то и дело! Он и в жизни аккуратист, и в футболе. Мы сразу поняли: Леня — человек уникальный. Потрясающий профессионал. В Мячково ставил на центр поля десять мячей, с одного шага все клал в сетку. Потом до пенальти очередь доходила. Сантиметрах в тридцати от штанги ставил фишку, в эту щель и должен был попасть. Сильно низом.

— В какой угол?

— В правый от вратаря. Все пенальти клал туда. Все знали — никто не успевал допрыгнуть. Самый потрясающий по качеству футбола матч «Торпедо» — это благодаря Буряку!

— Что за матч?

— Буряк-то к нам пришел, рассорившись с Лобановским. Поздняя осень. Играем в Киеве. Буряк настроился как на последний бой — в начищенных бутсах выдал такой матч, что весь город за голову держался. Как начали на Лобановского орать: «Что сделал? Ты кому Леню отдал?!» Мало того что мы выиграли — еще и сыграли круче, чем в Штутгарте. Песня, а не матч. Какой же красавец!

Александр Петров, Сергей Шавло и Николай Савичев. Фото из архива Александра Петрова
Александр Петров, Сергей Шавло и Николай Савичев. Фото из архива Александра Петрова

Дрезденские шипы

— Спартаковцы вспоминали — играли с дрезденским «Динамо». Так перед выходом на поле у немцев глаза бешеные, чуть не пена изо рта. Явно под каким-то допингом. Вы с таким сталкивались?

— У нас с этим Дрезденом своя история вышла. Встречались в 75-м, Кубок УЕФА. Проиграли в ГДР 0:3. Знаете почему?

— Почему?

— Не те шипы подобрали!

— Какие надо было?

— Конец ноября. Поле ледяное. Немцы поставили маленькие-маленькие шипики. Результат на табло. Ответная игра в Симферополе, я первый раз поехал с командой. Неделю готовились на базе «Таврии». В первый и последний раз в жизни я растирал главного судью.

— Вы ж массажистом были. Все время забываю.

— Подошел этот голландец, Лео ван дер Крофт, попросил.

— Как отсудил?

— Нормально. Пенальти дал в нашу пользу — Сережа Петренко не забил. Выиграли 3:1 — и вылетели. Обидно! На этот матч люди со всех крымских поселков съехались, на деревьях висели. А я с артистом Георгием Жженовым в лифте застрял.

— Не худшая компания.

— В Симферополе свет часто вырубали. Стояли-стояли, кричали-кричали. Без толку — тишина вокруг! Сели на пол. Разговаривали в темноте.

— Что говорил? «Лифт — ерунда, я семнадцать лет отсидел»?

— Говорил, что в фильме о войне снимается под Симферополем. Я отвечаю: «Вы против немцев, мы тоже. С «Динамо» Дрезденом завтра играем...»

— Я вот что думаю — неужели у «Торпедо» с какими-то шипами могла быть проблема?

— Да не рассчитали! Потом-то этот вопрос контролировали. Как-то за неделю до матча с киевским «Динамо» в манеже опомнились: нет нужных шиповок! Кому звонить? Патоличеву!

— Вот это уровень. Если министры вашими шиповками ведают.

— Да, министр внешней торговли — наш болельщик. За неделю все привезли из ФРГ. Только размеры надо было сказать.

— Работать массажистом в футбольной команде — это работа адская.

— Серега Петренко со мной в спор ввязался — в темную комнату заходит кто-то из футболистов. Ложится на кушетку. Я с закрытыми глазами должен определить, кто именно. Трогать можно, смотреть нельзя.

— Это возможно?

— Я мог!

— Ну и как прошел эксперимент?

— Одного угадываю, второго, третьего. Володька Сахаров все мышцы напряг. Мне смешно. Провел по нему рукой: «Сахар, вставай...»

— Что они?

— Говорят — подглядываешь. Давай глаза завяжем. Ну, завязали. Снова угадываю! Только с самим Петренко прокололся. Не определил. Потом пацаны схитрили, подсунули Юрина. Тот уже два года не играл, стал тренером. Даже его распознал — вот здесь все офигели!

— Киевские массажисты вспоминали — совершенно невозможно было разминать Олега Саленко. Такие тяжелые мышцы.

— У меня тоже такой был — Леха Беленков. Еще Толик Елизаров, вратарь. Его рука — как моих две. Брал бутылку боржоми — выпивал за глоток. Уникальный человек.

— Это его же, как говорили, менты забили?

— Ну да. У нас над массажным столом металлическая труба была — я за нее брался и ногами по Елизарову ходил. А ему хоть бы что. Покупал рыбацкую сетку, вырезал кусок, опускал в раствор земляничного мыла. Накрывал Елизарова — и ходил, ходил. Пятками старался надавить посильнее. Приговаривал: «Если хочешь быть техничным — мойся мылом земляничным...»

«Орел» до Кабула не долетел

— Был человек, массаж ненавидевший?

— В «Торпедо» такой был один — за всю жизнь раза два отмассировался.

— Это кто же?

— Серега Агашков. По прозвищу Орел.

— Это еще почему?

— Серега в Таджикистане родился, на самой границе с Афганистаном. Играл пацаном в песках. Так его орел ухватил — и понес в сторону границы. Чуть у душманов не сбросил. Мы сто раз эту историю слышали — а каждый раз хохотали всей командой!

— Говорят, ветераны подсылали к Агашкову молодежь: «Сходи расспроси, что его с орлом связывает». Сергей уж зеленел.

— Когда расслаблялся немножко — сам начинал рассказывать. Он парень с юмором. Первый ухохатывался. Он когда играл-то, весил шестьдесят кило! А что уж ребенком?

— Как впечатления?

— Это, говорит, хорошо, что орел невысоко поднял. Со временем начал добавлять подробности — пограничники, мол, начали стрелять. Попали орлу прямо в глаз. Вот тот и сбросил. А так унес бы в Кабул!

— Чугайнов рассказывал про Агашкова удивительные вещи. Курил по две пачки «Явы» в день, выглядел как блокадник — при этом бегал больше всех. А потом какое-то обследование выявило интересную деталь...

— У Агашкова легкие — что-то феноменальное. Огромные — словно меха! Как у легкоатлета! Еще и покушать любил. Жил в номере с Ширинбековым — тот просыпается в три часа ночи от хруста. Что такое? А это Агашков в темноте шоколадку разворачивает — и чавкает.

— Еще говорили — доставалось от Козьмича Агашкову больше всех.

— Это понятно — он же на бровке играл! Все время мимо Иванова пробегал — и выслушивал. Колю Савичева первый раз выпустили в Одессе против «Черноморца». Юрка-то раньше дебютировал. Сыграл Коля не очень — досталось!

— Кому не доставалось никогда?

— Вратарям не «вставлял» никогда. Что бы тот ни сделал — слова не скажет. День переждет. В этом плане вообще красавец. Другие-то тренеры оборутся: «Ты что творишь?!» Я вспоминал, как бабушка моя говорила про чай: «Саша, когда он шипит, ты не наливай. Как успокоится — так и заваривай». Вот так и Кузьма. Пока кипит — к вратарю не подойдет.

— Поэтому и заиграл шестнадцатилетний Димка Харин.

— В свои шестнадцать гонял защитников будь здоров!

— Помню, матом крыл уважаемых людей.

— Вот-вот. Рабочий подсказ был на уровне. Димка-то фанат. Возвращаемся с матча, выходной. А у дубля в этот день тренировка. Так Димка прямо с самолета бежал на стадион «Торпедо», переодевался у мамы...

— У мамы?

— Мама его работала у нас на складе. Выходил за дубль — играть в поле! Вот поэтому никто из вратарей в Советском Союзе лучше Харина ногами не играл. Не знаю, зачем он в «Динамо» ушел.

— Тишков тоже ушел.

— Встречаю Юрку — у него каталог в руках. Автомобили BMW. Вот, говорит, в «Динамо» дали. Сказали — выбирай какую хочешь.

— А «Спартак» увел Суслопарова. Игрока сборной.

— Ага, увел. Пришли-то они вдвоем с Валерой Петраковым. В команде их не приняли, на тренировках стали учить жизни. Но потом влились. Валерка вообще прекрасный нападающий. Все время вспоминаю эпизод в Баку — идем на предыгровую разминку, а футболисты «Нефтчи» выходят с поля. Уже размялись. Кто-то меня дергает за рукав: «Слюшай, а Юрин-то приехал?» Приехал, отвечаю, приехал. «Вот собака! Сам не играет — и другим не дает!»

— Смешно.

— На следующий день матч — Валерке Петракову ка-а-ак засадили! Он лежит, я подбегаю с доктором — Петраков сквозь зубы: «Саша, какой номер? Я его сейчас, ..., похороню...» — «Валера, забей им гол — вот это будет наказание!» Так в самом деле забил. Выиграли мы.

— Каждая игра с южными командами — драма.

— Встречаемся с «Торпедо» Кутаиси. Те в штрафную врываются — и падают!

— Какие.

— Им главное — до штрафной дотянуть. Лежит и орет: «Пэнальти, пэнальти!» Судья головой мотает — никаких «пэнальти». Тот руки к небу: «Дай хоть угловой...»

— Грузины прекрасны в своей непосредственности.

— Привезли в Мячково молодого грузина на просмотр. А я часто, если игрока не хватало, шел в паре с кем-нибудь работать. На каждую тренировку в бутсах выходил. Козьмич говорит: «Поработай с этим, прощупай его». Начинаю с простых упражнений — как мяч останавливает, как в «стенку» отыгрывается...

— Ну и как?

— Тренировка заканчивается, его Козьмич подзывает: «Ты где играл-то?» Тот важно: «Динамо» Тбилиси. Капитан!» Подумал — и добавил чуть тише: «Капитан дубля...» Козьмич воодушевился: «А знаешь, с кем в паре сейчас работал?» — «Кто-то знаменитый, лицо знакомое. По телевизору видел».

— А дальше?

— Козьмич подмигнул: «Да это массажист наш». Все, больше грузин не приходил.

Кое-кто сдал финал Кубка

— Андрей Чернышов, тренировавший «Спартак», удивил команду упражнением — подкаты с воображаемым мячом. Самое непостижимое упражнение на вашей памяти?

— У Тарханова разминку проводили спущенными мячами.

— Зачем?

— Для меня загадка! Я понимаю, если ты дубина дубиной, только начинаешь — тогда да. А профессионалам-то к чему? Валерка Глушаков был у нас администратором. Знаете такого?

— Славный футболист, дядя Дениски.

— Федорыч ему: «Валер, спусти мячи». Тот спускает, ребята начинают играть. Тарханов видит — что-то не идет дело. Снова Глушакову: «Накачай мячи!» Компрессора не было, только автомобильный насос. Тот не выдержал, психанул: «Я что, пацан? То спусти, то накачай...»

— Лобановский не переносил, если кто-то пяткой пасовал. Что бесило Иванова?

— Особенно песочил того, кто ножки уберет — а другой кинется страховать и травму получает. Вот здесь Валентин Козьмич в бешенство приходил!

— Самое памятное отчисление?

— Играли финал Кубка с ворошиловградской «Зарей» на стадионе «Динамо». Самый важный матч сезона. Наш парень сыграл умышленно рукой — поставили пенальти. Мы вылетели, а этого человека больше в команде не видели. На следующий день Козьмич отчислил.

— Сдал игру?

— Открытым текстом не говорилось. Но все поняли.

— Николай Писарев рассказывал прекрасную историю. Я даже зачитаю.

— А ну-ка, давайте...

— «Иванов подзывал массажиста Петрова, который до сих пор работает: «Капитоныч, иди на тот фланг, скажи Гришину...» — «Что сказать-то?» — «Что он мудак!» Тот бежит, примирительно: «Ген, а Ген!» Тот оборачивается: «Что?» — «Козьмич говорит, что ты мудак». — «А ты ему скажи, что он...»

— Было, было! Только с поправкой. Иванов мне говорил: «Беги скажи». Но я как-то иначе формулировал. Иначе я совсем был бы ненормальный, е! Потому что Козьмич сейчас скажет — а через секунду передумает. А я уже сообщил.

— Попасть Козьмичу под горячую руку было легко?

— Проще простого. Хотя если администратор один — все будет вовремя и в порядке. Это у семи нянек дитя без глазу. Как «Зенит» забыл форму привезти?

— Немыслимая история.

— Я даже не представляю, чтоб у нас в прежние годы такое случилось, — потому что один человек за все отвечал!

— Расскажите же, как попадали Козьмичу под ту самую «горячую «.

— После тренировки играем в «дыр-дыр». Козьмич сразу: «Дайте Сашке бутсы — пусть за нас играет!» Ну, дали. Так я самому Козьмичу и врезал мячом. Ох, крику было!

— Я представляю.

— Мы перед обедом всегда играли в футбол пять на пять. В день матча! На теннисной площадке в Мячково. Футболисты, не проходившие в основной состав, делились между двумя командами. Разбавляли врачами, администраторами и массажистами. Даже повар и сапожник играли. Ну и тренеры подключались. А основной состав стоял вокруг, хохотал. Психологический трюк! Кузьма не терпел проигрывать!

— Тут лучше с ним в одну команду не попадать.

— А я и не попадал. Потом слушал: «Петров! Ты что со мной споришь?!» Но я-то уже Кузьму изучил. Знал — классный мужик. В работе зверь, наорет на любого. А потом в быту встретишься — да милее человека нет. Душевный!

— Давайте пример.

— Мне двадцать шесть лет, совсем молодой пацан. Так Козьмич с Лидией Гавриловной приехали ко мне на свадьбу, поздравили! Два олимпийских чемпиона! Как я могу после этого к нему относиться?

— Смотря что подарили.

— Деньги в конверте...

Валентин Иванов. Фото Сергей Колганов
Валентин Иванов. Фото Сергей Колганов

Козьмич — академик

— Говорят, Иванов сразу определял, кто накануне злоупотребил.

— Да академик! Козьмича разве проведешь?

— Как выглядело?

— Заходит в автобус, взглядом проведет — и ему хватило: «Так, доктор! Этого, этого и этого — проверить на давление». Или Володе Бутурлакину говорит вдруг: «Сколько ж ты вчера шампанского выдул?» Тот оцепенел: откуда знает? Распил бутылку с женой — та сдать не могла.

— Даже мне интересно — как вычислил?

— Заглянул после него в туалет. Сразу все ясно стало. Говорю же — академик. Да и ресторан в округе был один — «Огонек». Кто б ни зашел — наутро Козьмич про любого знал.

— Юрий Белоус рассказывал, как пригласил пожилого Козьмича работать с «Москвой». Иванов упрашивал купить какого-то футболиста — и наконец купили. В первой же игре не выпускает. Спрашивают: «Валентин Козьмич, как же так?» Иванов хлопнул себя по лбу: «Забыл!» Самая забавная история, которая у вас с ним связана?

— У меня примерно такая же история — «забыл».

— Это кого же?

— Собственного сына, Валю, забыл выпустить на замену. А играли на Кубок — выпусти хоть на минуту, тот получил бы мастера спорта. А потом еще и напихал: «Ты-то, второй тренер, для чего? Не мог мне подсказать?!»

— Козьмич великий.

— На мой взгляд — самая знаковая фигура для «Торпедо». Найдите мне еще человека в «Торпедо», который так бы играл в футбол — и так тренировал? Нет даже близко! «Штутгарт», «Манчестер», «Монако», «Севилья» — это все главный тренер Иванов!

— Не массировался у вас?

— Ни разу!

— Почему?

— Потому что видел — устаю как пес. Ложусь спать последний и встаю первый. Так каждый день! Я на сборах должен был проснуться раньше всех, перебудить всю команду. Потом бегом к весам, подготовить тетрадку — каждого взвесить и записать. Все быстро!

— Значит, вы не видели его ноги. Мне Владимир Алешин рассказывал: «Ноги Козьмича целиком состояли из шрамов».

— Да знаю — это ужас! Самые кошмарные шрамы, который видел своими глазами!

— Настолько ужасная картина?

— Это сейчас мениск оперируют — тоненький прокол. А Козьмичу в ЦИТО располосовали и справа, и слева. Шрамы сантиметров по пятнадцать. Я смотрел, понять не мог — как он ходит не хромая?

— На установках Козьмича присутствовали?

— Бывал. Самая памятная — в Самаре. Андрюша Талалаев не даст сорвать, если что. Играем с «Крыльями», на установке перед матчем Кузьма кому-то сказал: «Будет пенальти — ты бьешь». Вот пенальти, тот человек берет мяч, идет... Вдруг к нему подбегает Андрюша Талалаев, выхватывает. Сам устанавливает — и бьет выше ворот!

— Ах, Андрей Викторович.

— Все в оцепенении. Мы 1:2 проигрываем! Это было что-то! Думаю, Андрюша в туалете спрятался.

— Не пытались отговорить ребят, которые надумали бунтовать против Козьмича?

— Эта история началась в Самаре. Не помню, как сыграли, но ребята пошли отмечать в ночной клуб. Козьмичу донесли. Тот вспылил, всех построил.

— Вы где находились?

— Остался в Мячково, не полетел на тот матч. Было рожистое воспаление, весь забинтованный. Вдруг приходит Валера Сарычев, рассказывает: так и так, ребята пошли на завод к директору... Сняли, короче, Козьмича!

— А вы?

— Я аж подскочил: «Вы что, охренели совсем? Что творите?!»

— Очень странно, что Сарычев был среди бунтовавших.

— Мы общаемся. До сих пор говорит: «Это самая большая ошибка в моей жизни». Потом извинялся перед Лидией Гавриловной. Говорил: «Эмоции захлестнули». Ни один человек от той истории не выиграл. Даже Скоморохов, сменивший Козьмича.

Валентин Иванов, Евгений Кучеревский. Фото Александр Федоров, "СЭ"
Валентин Иванов, Евгений Кучеревский. Фото Александр Федоров, "СЭ"

«Будешь, Моргулис, последним ходить»

— Тот же Талалаев рассказывал — плохо отыгравшего футболиста Козьмич называл «п***я».

— Точно! Надо ж, помнит — это любимое слово Козьмича!

— Еще какие были?

— Вот верите, «п***я» — самое мягкое, самое культурное...

— Представляю, какими были собрания в том «Торпедо».

— Одно помню дословно. Мы играли в Ленинграде, после матча садимся в вечерний поезд на Москву. Два человека не явились.

— ЧП.

— Это ж катастрофа! У нас военная дисциплина, все строго! Возвращаемся в Москву, выходной. Потом заезжаем в Мячково. Кузьма устраивает собрание, Золотов Юрий Васильевич сидит. Берет слово: «Вась, ну расскажи. Как было дело?» Вася встает: «Значит, дело было так. Мы с Сережей пошли за колбасой. А поезд раз — и ушел».

— Так-так.

— Все упали от хохота. Кузьма нервно: «А теперь я скажу. Значит, вы нарушили режим, опоздали на поезд». Вася огорчился: «Ну если так — я вообще ничего не буду рассказывать!» Валентин Козьмич вздохнул: «Юрий Васильевич, вам слово». Золотов, начальник команды, встрепенулся, приподнялся со стула: «Ну это касается всех! Каждый день. Каждый час. Вот об чем!»

— Одного из опоздавшей связки я рассекретил. Кстати, что за история с Василием Жупиковым была на таможне?

— Вот это история так история! У него был тик, мелко-мелко моргал. Если нервничает. Пошел через таможню в первых рядах. Подает паспорт, пограничники смотрит на Васино моргание — что такое? Сигнал, что ли, подает? Ну и завели всю команду в каморку, раздели, у кого-то валюту нашли. Так ребята ему после говорят: «Все, Моргулис, будешь последним ходить».

— Вася хороший.

— Самый немногословный человек, который прошел через «Торпедо». Все время молчал. Чтоб слово вымолвил — очень надо было его растрясти. Вася же рыбак. А те молчат все время. Закинет удочку — и сидит ждет, сигаретку потягивает... Я часто его встречал — бредет через Велозаводский мост со снастями. К каким-то прудам. Сидит и рыбалит. Он же астраханский, там все рыбаки.

— Умер совсем рано.

— В Подольске был турнир детских команд. Утром заходят — а Вася мертвый. Что-то с сердцем.

— Нарушали режим ваши ярко.

— Самый памятный случай — в Тбилиси. Выиграли там. Один товарищ вышел с утра вялой походкой — и пошел к автобусу. Но сел не в командный, а в тот, который рядом стоял. Туристический. Сел и сидит. А ребята смотрят в окно, угорают...

— Александр Полукаров уверял, что это был он.

— Разве не Пригода?.. Ну Полукаров так Полукаров. Пусть. Еще был случай с Вадиком Евсеевым. Сидел после матча в вагоне-ресторане — а туда болельщики наши заглянули. Слово за слово, один произносит: «Вадик, что-то у тебя большая жопа!» Ну и начался махач. Вадик совсем недолго у нас был. Но сверкнуть успел.

«Арлекино» в Мячково

— А люди-то какие за «Торпедо» болели.

— Уникальные люди. Сохранять любовь — куда бы мы ни скатывались с командой... Опускались до КФК! Это ж вы делали интервью с Чапчуком, бывшим директором Новодевичьего и Ваганьковского?

— Чудесный человек. Крайне увлекательно рассказывал про эксгумации.

— А как за «Торпедо» переживал!

— Как?

— Рассказывал мне, как в сорок мохнатом году пацаном получил от взрослых билет в Большой театр. Так разорвал — и побежал на стадион. Где «Торпедо» играло с московским «Динамо». До последних дней ходил на Восточную — уникальный дед! А Дудуй, автор торпедовской песни? В Египте умер молодым, с сердцем что-то случилось. Тоже фигура в болельщицкой среде.

— Арканов ходил на ваш стадион, Ширвиндт.

— А в Мячково Пугачева приезжала. Вместе с Орбакайте. Та совсем махонькая была.

— Пугачева-то что у вас забыла?

— В комсомольском отделе ЗИЛа было культурное подразделение. Один человек ведал развлечениями команды «Торпедо». Чтоб не тосковали. Так вот Пугачева, перед тем как отправиться в Сопот и выиграть там с песней «Арлекино», приезжала к нам на базу! Гитарист и барабанщик расположились на ступеньках. Потом проходит лет тридцать. Мы летим из Лондона — и она тоже. Мы с доктором подошли: «Алла Борисовна, помните, откуда начинался ваш триумф? Помните команду «Торпедо»?» — «Еще бы!»

— Ширвиндт на базе бывал?

— Регулярно! Все время с Державиным — а однажды Спартака Мишулина привез. Говорит: «Вы же понимаете, за кого болеет этот человек?»

— Вы же пришли в «Торпедо» в 75-м. Все были живы. Стрельцов вполне мог появляться на играх.

— При мне Стрельцов два года работал вторым тренером!

— Как же я забыл.

— Он мне книжку подарил — «Вижу поле», подписал. Недавно в музей ее отдал. Словно вчера было, помню — Эдуард Анатольевич моет автомобиль!

— Как-то по-особенному?

— Я провожу какие-то процедуры — массаж, баня... Он подъезжает к баньке с другой стороны — мне кричит в открытое окно: «Саш!» — «А?» — «Скинь шланг!» Кидаю. Снова голос в окне: «А губка есть?» Губку кидаю. Он берет сигаретку, затягивается. «А можешь потеплее сделать?» Делаю! Он стоит, губочкой натирает свои «Жигули». Я выхожу — начинает что-то рассказывать...

— Еще что помнится?

— Приехали играть в Тбилиси, грузины привели нас на баскетбол: «Сегодня хороший матч, «Жальгирис» приехал». Я с Эдиком рядом сижу. Все скромно. Иванов неподалеку, зал битком. Вдруг диктор объявляет: «На матче присутствует Эдуард Стрельцов». Вы можете представить? Баскетболисты мячи покидали, встали — начали аплодировать! Болельщики тоже поднялись!

— Что Стрельцов?

— Привстал, покраснел весь. Пунцовый стал! А на стадион «Торпедо» приходил — кепку натягивал поглубже. Чтоб, не дай бог, никто не узнал. Я и Маслова застал!

— Только он уже не работал?

— Нет. Просто на базу к нам приезжал попариться. Баню ему устраивали. Температуры выдерживал — это что-то! Сразу все брал под контроль: «Это не баня!» — и по стенам водой. Чтоб не продохнуть было.

— Железный дед.

— Потом веду его в столовую. Ребята как раз обедали. Все места заняты. Маслов обвел тяжелым взглядом: «В столовой места не найти! А играть — так некому». Недавно смотрю украинское телевидение — Сабо дает интервью Гордону. Очень мне не понравилось.

— Почему? Любопытное. Расплакался Йожеф Йожефович.

— А вы помните, как о Маслове отзывался? Да он его в алкоголики записал! Очень некрасиво! Я помню, как Маслова хоронили. Провожали в ДК «ЗИЛ».

— Из Киева кто-то был?

— Киевское «Динамо» приехало в полном составе! До сих пор перед глазами огромный платок у лица Мунтяна. Давился слезами. Просто рыдал! Я думал — почему? А оказывается, это Маслов открыл Мунтяна. Никто парня не хотел брать.

— Кто-то из киевлян мне рассказывал — был страшный ливень. Впервые видели, чтоб гроб опускали в могилу, полную воды.

— Я на кладбище не поехал. Но на столетие Маслова туда отправился. Тукманов меня попросил: «Саша, съезди, надо все обустроить. Чтоб было достойно». Мы все ждали, что сын приедет из Канады. Но так и не появился. Только какое-то послание от него пришло на адрес клуба.

— Съемок похорон Маслова нет. А вот как хоронили Воронина — осталось на пленке. Не вы организовывали?

— Нет. Но я жил с Ворониным в одном доме, видел его в последнее время. Картина ужасная. От этого красивого лица ничего не осталось, шрам шел, опух... Но пускали всюду без очереди. Еще и ханыги совали деньги в руку: «Валерий Иваныч, возьми мне бутылочку». Не отказывал.

 

Сергей Шустиков, Александр Петров, Александр Рязанцев. Фото ФК "Торпедо"
Сергей Шустиков, Александр Петров, Александр Рязанцев. Фото ФК "Торпедо"

«Вернул бы нам Потанин базу — было бы шикарно»

— Что сейчас в Мячково? Снесли легендарную базу?

— Три года назад там побывал.

— Что увидели?

— Тукманов меня вызвал: «Саш, съезди в Мячково, посмотри, что происходит». Я даже на телефон снял. Все огородили, поставили охрану. Как мне сказали, владеет этим пространством «Норильский никель». База закрыта, законсервирована.

— Вас-то запустили?

— Меня — да. Зашел в комнаты, где я жил, где доктор Прояев, где был кабинет Козьмича...

— На первом этаже?

— На втором. А напротив был кабинет Юрия Золотова, начальника команды. Все сохранилось!

— Прямо вещи лежат?

— Нет. Вывезли. Только кровати и окна поменяли. Какое-то время на этой базе «Москва» жила. Но недолго. Зашел в бильярдную — стол тот же, что был при нас. Как я пришел сорок пять лет назад в «Торпедо» — он стоял, так и стоит до сих пор. Одно поле — хоть сейчас тренируйся. С поливом, подогревом. Только давно никто на нем не играл.

— Запустения не увидели?

— Пройти через лесок — там сектор для маленького футбола. Еще два больших поля. Там ужас!

— Что такое?

— В центре поля растут березы, сосны! Остались только дальние ворота, стоят совсем ржавые. Вокруг кустарник. Дикая картина.

— Базу восстановить невозможно?

— Еще как возможно! Это здание отдать школе, для основного состава построить рядом гостиницу. Все коммуникации подведены. «Никель» взял — и не знает зачем. Надо у Потанина спросить, зачем им эта база. Вот бы нам отдал — было бы шикарно!